От сессии до сессии… или Из жизни советских студентов
Шрифт:
– Татьяна, педиатр. Потом расскажу.
Часы пробили девять раз, помешав мне и дальше созерцать прекрасную незнакомку.
Мария Ивановна грузно поднялась со стула и низким голосом изрекла:
– Всем встать! Пятиминутка идёт!
Весь зал, повинуясь команде, встал и замолчал. Я бросил взгляд на Сашку, который не сдержал улыбку, но пытался сделать серьёзную физиономию, отчего вид у него получился весьма комичный.
– Всем сесть. Докладывайте, – приказал главный врач.
Присутствующие уселись. Начались доклады. Дежурная служба вещала что-то невнятное, я продолжал разглядывать зал. Ну и прекрасную незнакомку, разумеется, в первую очередь. Помимо прелестницы-педиатра, моё внимание привлекла седовласая старушка. Судя по
– Это Прасковья Ивановна, терапевт, – поймал мой взгляд Саня. – Никто не знает, сколько ей лет, но, говорят, от её папиросы прикуривал какой-то знаменитый комиссар во времена Гражданской войны. Она давно не помнит ни названий болезней, ни лекарств, поэтому к больным её не подпускают. Но каждый день она приходит на работу, сидит в кабинете и, наверное, думает, что кого-то лечит, – точно не знаю, меня, как и других коллег, она не узнаёт, а беседовать с незнакомыми мужчинами категорически отказывается. Уволить?! Ты с ума сошёл! Историю нельзя уволить, её нужно знать! Теперь, кстати, ты должен понять счастье Валерьяна, когда он узнал о твоих глубоких терапевтических познаниях. Прасковья ведь наш единственный терапевт!
– Ладно, Бог с ней! – отмахнулся я. Судьба почтенной бабушки сейчас меня не слишком занимала. – Скажи лучше, друг Саня, есть ли в этой печальной лечебнице симпатичные медсестрички, а то среди присутствующих (кроме Татьяны, конечно), Прасковья Ивановна, по-моему, самая сексуальная!
Тот, кто думает, что советские врачи и медсестры на дежурствах в больнице проводили свободное от исполнения медицинских обязанностей время, увлечённо штудируя учебники по специальности, жестоко ошибается.
На самом деле, закончив обход и выполнив плановые назначения, они собирались в ординаторской или сестринской, выкладывали на стол принесённую из дома или презентованную благодарными прихожанами пищу, доставали бутылку-другую неважно какого алкоголя, чаще всего также подаренного родственниками пациентов (принести врачу бутылку считалось хорошим тоном), и садились ужинать. Если с бутылками не повезло, не беда: медицинского спирта всегда было достаточно. Пили его по-разному, но неизменно с удовольствием. Кто-то (в основном реаниматологи, хирурги и патологоанатомы) предпочитал потреблять его чистым, кто-то разводил простой водой, некоторые делали коктейли с глюкозой, витаминами и прочими составляющими процедурного кабинета, а иные гурманы творили настоящие кулинарные шедевры с кусочками фруктов и ягод, гвоздикой, кориандром и прочими специями. Большие и разные медицинские начальники пытались бороться с использованием спирта персоналом не по прямому назначению, они даже периодически делали мелкие пакости, например, давали команду добавлять в спирт йод. Но в Советском Союзе, наверное, каждый ребёнок, ещё задолго до начала изучения химии в школе, отлично знал, что йод бесследно осаждается анальгином или аскорбинкой, поэтому подобные жалкие потуги администрации ничего, кроме хихиканья, не вызывали.
Впрочем, что пили и что ели, абсолютно неважно. А важно то, что обычно ещё нестарые мужчина и женщина, подогретые вполне достаточным, а иногда и сильно избыточным количеством алкоголя, оставались на ночь наедине друг с другом. Понятно, что вне зависимости от их семейного и общественного положения такое рандеву частенько завершалось «аморалкой». Замужние и женатые таким образом отдыхали от своих не всегда любимых половинок, холостые доктора просто удовлетворяли молодецкую похоть, а одинокие медсестрички, помимо потворства плотским желаниям, лелеяли розовые мечты (кстати, не всегда несбыточные!) о замужестве. Поскольку докторов-мужчин, как правило, было меньше, а медсестёр – намного больше, в каждом подразделении и за его пределами формировались причудливые хитросплетения человеческих отношений, порой из десятков персонажей.
Жаль,
что тогда не было «мыльных опер». Не требовался ни режиссёр, ни сценарист, ни актёры. Снимай себе жизнь скрытой камерой и показывай по телевизору до бесконечности…– Так что, Саня, есть ли здесь симпатичные медсестрички?
– Нету, Леха. И слава Богу!
– ???
– Не понимаешь!? Здесь патриархальная русская деревня. Все девушки от мала до велика (разумеется, я говорю о деревенских!) ходят в юбках до пола и блузках с длинными рукавами и зимой, и летом. Показать любую оголённую часть тела (даже руку!) – предел разврата! Купаться запрещено! Ежели кто увидит, что Манька или Наташка с кем-то обнимается или целуется (о другом даже не заикаюсь), вся деревня будет знать, что она последняя проститутка. Ну а если какой-нибудь особо активный самец начнёт приставать всерьёз, да ещё (не дай Бог!) она согласится… пиши пропало! К нему придут симпатичные люди с вилами и топорами, и он сам удивится, насколько горячо будет их убеждать, что влюбился в красавицу с первого взгляда и просит только об одном – отдать родственницу ему в жены. Этим всё и заканчивается… всегда…
Так что отсутствие местных девушек, вызывающих сексуальные желания, – не беда, а счастье! Диалектика, понимаешь…
«Татьяна, судя по её внешнему виду, явно не деревенская, – подумал я. – Да и санитарка Маня тоже не очень боялась прослыть шалавой!»
– А теперь, товарищи, – в нашу дружескую беседу ворвался громкий голос Валерьяна Савельича, – хочу представить вам молодых докторов, приехавших к нам на практику. Из самой Москвы, – добавил главврач, многозначительно подняв палец-сардельку вверх.
Мы представились, и я с удовольствием отметил, что у некоторых симпатичных девушек мы вызвали живой интерес.
– Пятиминутка закончена, всем работать! – объявил Валерьян Савельич. И, обращаясь к нам, добавил:
– А вы, мои юные коллеги, через час приходите в операционную. Буду проводить плановую холецистэктомию, хоть поучитесь настоящей хирургии!
Борода и Рыжий к походу в операционную в тридцатиградусную жару отнеслись с энтузиазмом, я – нет. В голове родились предательские мыслишки – как бы сачкануть, но я их героически отмёл, рассудив, что с прогулов начинать не стоит.
Мы вышли на улицу, закурили.
– Ну, давай, Саня, про Татьяну нам расскажи, – нетерпеливо потребовал Борода.
Пари
– Мы с Татьяной приехали сюда два года назад по распределению. Я из Рязани, она из Пензы. Очень быстро подружились, полгода были вместе и днём, и ночью. А потом… она обалденная девчонка. Но на ней надо было либо жениться, либо её забыть. А я тогда не был готов к свадьбе. Да и сейчас, честно говоря, не очень…
– А как вы расстались? – спросил Борода.
– Очень просто. Она однажды пришла ко мне и категорично заявила: «Саша, должна тебе сообщить, что я не умею быть любовницей. Так что мы или подаём заявление, или расстаёмся». Я начал мямлить что-то невнятное, как обычно. Она вздохнула, смерила меня взглядом, полным сожаления, встала и молча ушла. Больше она никогда не приходила, а все мои попытки её вернуть пресекала железной рукой. Такой характер!
– Так она свободна? – спросил я.
– Абсолютно! – ответил Сашка.
– А я, пожалуй, попробую! – сказал Борода.
– И не ты один! – заметил я. Мы с Бородой частенько соревновались с переменным успехом по части завоевания женских сердец и прочих органов (здесь, понятно, тоже уступать никто не собирался). Рыжий – тот другое дело. Он больше по части выпивки себя проявлял.
– Вы ещё подеритесь, – мрачно предложил наш целомудренный приятель.
– А драться бесполезно, – Саня посмотрел на нас снисходительно. – Попробуйте… хотя вряд ли у вас чего получится. Больно тяжёлый вариант. К тому же вы маленькие и приехали всего на два месяца!