От слов к телу

Первая попытка публикации поэмы была предпринята Пушкиным в 1826 г., однако Бенкендорф напомнил автору о необходимости представления на высочайшую цензуру всех новых произведений поэта (письмо было получено Пушкиным в Пскове 29 ноября) [373] . Пушкин известил о перемене обстоятельств Погодина, собиравшегося поместить отрывок из ГН в своем журнале (письмом от 29 ноября) и готовившего отдельное издание ГН и «Братьев-разбойников» Соболевского (1 декабря), требуя при этом приостановить публикацию не просмотренных императором текстов. Погодин ответил несохранившимся письмом от 14 декабря, когда разрешение Мерзлякова, цензуровавшего «Вестник», на печатание первых книжек журнала уже было получено. Очевидно, с этим связано отсутствие при журнальной публикации подписи под отрывком из ГН; другие пушкинские пьесы были подписаны в «Московском вестнике» «А.П.» (см. о сходных случаях в воспоминаниях А. И. Дельвига [374] ). Отдельное издание двух поэм так и не состоялось.

373

Летопись жизни и творчества Александра Пушкина: В 4 т. Т. II. 1825–1828. М., 1999. С. 205–206.

374

Пушкин в воспоминаниях современников. СПб., 1998. Т. 2. С. 121.

Спустя полгода, 20 июля 1827 г. Пушкин препроводил ГН вместе со стихотворениями «Ангел», «Стансы», 3-й главой «Онегина», «Сценой из Фауста» и «Песнями о Стеньке Разине» Бенкендорфу доя передачи императору. 22 августа датировано ответное письмо Бенкендорфа, который отмечал, что

Графа Нулина государь император изволил прочесть с большим удовольствием и отметить своеручно два места, кои его величество желает видеть измененными, а именно следующие два стиха:

Порою с барином шалит, Коснуться хочет одеяла.

Впрочем, прелестная пьеса сия дозволяется напечатать [375] .

375

Пушкин. Письма. Л., 1928. Т. II. С. 253.

Пушкин учел замечания императора: при подготовке первой публикации в «Северных цветах на 1828 год» в стихе 197 было заменено одно слово (Порою барина смешит), а изменение второго места, относящегося непосредственно к карпалистическому пласту поэмы, потребовало более серьезной перестройки текста.

Первоначальный вариант (который публикуется в нынешних собраниях сочинений):

Она, открыв глаза большие, Глядит на графа — наш герой Ей сыплет чувства выписные И дерзновенною рукой Коснуться хочет одеяла… Совсем смутив ее сначала… Но тут опомнилась она, И, гнева гордого полна, А впрочем, может быть, и страха, Она Тарквинию с размаха Дает — пощечину [376] . <…> —

376

Здесь и далее (кроме следующего примера) произведения Пушкина цитируются без ссылок по изданию: Пушкин. Полн. собр. соч.: В 16 т. Т. 4: Поэмы, 1817–1824. М.; Л., 1937; Т. 5: Поэмы, 1825–1833. М.; Л., 1948; Т. 6: Евгений Онегин. М.; Л., 1937.

был заменен стихами:

Она, открыв глаза большие, Глядит на графа — наш герой Ей сыплет чувства выписные И дерзновенною рукой Уже руки ее коснулся… Но тут опомнилась она; Гнев благородный в ней проснулся, И, честной гордости полна, А, впрочем, может быть, и страха, Она Тарквинию с размаха Дает пощечину. <…> [377]

Неудовольствие императора вызвала сцена, восходящая, как было установлено комментаторами поэмы, к четвертой песни «Орлеанской девственницы» [378] : здесь мы находим последовательность жестов, близкую к той, которая есть в интересующем нас эпизоде ГН. Гермафродит одергивает полог над кроватью Иоанны, стремится прикоснуться к ее груди, лезет к ней с поцелуями, но в ответ получает оплеуху от объятой христианским гневом героини.

377

Граф Нулин. Сочинение Александра Пушкина. СПб., 1827. С. 25.

378

Вершинина Н. Л. К вопросу об источниках поэмы «Граф Нулин» // Проблемы современного пушкиноведения. Л., 1981. С. 98.

Возможно, одеяло первоначальной редакции показалось Николаю I чрезмерно вольтерьянским; однако нельзя не заметить, что, перерабатывая текст, Пушкин не ослабил фривольности: отказавшись от рискованного направления поползновений графа, он изменил модальность действий героя — если в первом варианте Нулин лишь хочет коснуться одеяла, то в новой редакции он уже коснулся руки Натальи Павловны. Замена аграмматической рифмы на глагольную вызвала дальнейшую перестройку текста — появился стих «гнев благородный в ней проснулся», дублирующий сочетание «честной гордости полна», таким образом, психологическая ретардация, подготавливающая заключительный жест героини, усиливается.

Следует различать два синтаксически-коммуникативных типа жестикуляции в нарративе. Первый можно назвать монологическим, жесты этого рода не включены в коммуникацию героев [379] . Второй тип, включающий жестовую составляющую в коммуникацию персонажей, — жестикуляция диалогическая. Жесты тут образуют цепочки, выступающие как реплики. Несколько цепочек жестов, объединенных, с одной стороны, семантикой, с другой — повторами, можно обнаружить и в пушкинской поэме.

379

Таково в ГН описание хлопот Натальи Павловны, предвкушающей появление гостя:

Слуга бежит. Наталья Павловна спешит Взбить пышный локон, шаль накинуть, Задернуть завес, стул подвинуть, И ждет. <…>

Тут четыре действия составляют своеобразную карпалистическую фразу: общим денотатом всех движений будет «подготовка к приему», первые два направлены на самое героиню, вторые — на интерьер, причем внутри фразы устанавливаются сложные отношения зеркальной симметрии, создающиеся как средствами собственно жестовой прагматики (ср.: шаль накинуть — задернуть завес), так и с помощью ритмико-грамматических фигур (ср. расположение глаголов и дополнений, а также эквиритмию существительных в двух этих стихах). Реальный комментарий к этому месту см.: Сретенский В. М. Псевдолотман: Историко-бытовой комментарий к поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин». М., 2010. С. 91–95. Примечательно, что единственным «наблюдателем» и интерпретатором этой театральной жестикуляции героини служит читатель.

Первый такой карпалистический диалог сопровождает сцену знакомства героев:

Уж стол накрыт. Давно пора; Хозяйка ждет нетерпеливо. Дверь отворилась. Входит граф; Наталья Павловна, привстав, Осведомляется учтиво, Каков он? что нога его? Граф отвечает: ничего. Идут за стол. Вот он садится, К ней подвигает свой прибор И начинает разговор <…>

Хозяйка привстает — это соответствует правилам хорошего тона, гость в ответ подвигает свой прибор, подсаживаясь к хозяйке (а не располагаясь визави, как было принято [380] ), и тем самым сразу приступает к легкому нарушению границ приличий, делая незаметно для себя первый шаг на пути к кульминационной пощечине [381] .

380

См. об этом: Сретенский В. М. Псевдолотман. С. 120–121.

381

Следующий жест в ГН — уже не символический и не конвенциональный, но индексальный — вновь возвращает нас к теме границ и к теме приличий: граф заменяет им слово, неудобное к произнесению, жест дан как экстралингвистическая часть реплики героя:

«Как тальи носят?» — Очень низко, Почти до… вот, по этих пор.

В эпизоде прощания героев после весело проведенного вечера граф и Наталья Павловна в обмене репликами-жестами меняются ролями. Здесь впервые возникают интересующие нас мануальные мотивы:

<…> С досадой встав, Полувлюбленный, нежный граф Целует руку ей — и что же? Куда кокетство не ведет? Проказница — прости ей, боже! — Тихонько графу руку жмет.

Конвенциональному поцелую Нулина хозяйка отвечает скрытым рукопожатием, которое будет чуть позже прочитано распаленным воображением героя как нераспознанный им прежде флирт:

Он помнит кончик ножки нежной, Он помнит: точно, точно так! Она ему рукой небрежной Пожала руку; он дурак, Он должен бы остаться с нею — Ловить минутную затею.

Тайное пожатие руки как эротический жест к 1825 году уже прочно вошло в карпалистический арсенал русской поэзии. Можно напомнить памятный Пушкину «Первый снег (В 1817-м году)»:

Счастлив, кто испытал прогулки зимней сладость! Кто в тесноте саней с красавицей младой, Ревнивых не боясь, сидел нога с ногой, Жал руку, нежную в самом сопротивленье, И в сердце девственном впервой любви смятенья, И думу первую, и первый вздох зажег, В победе сей других побед прияв залог [382] .

382

Вяземский Л. А. Стихотворения. Л., 1959. С. 130.

А можно привести пример тайного рукопожатия как прелюдии к более серьезным действиям из другого сочинения автора ГН:

И перед ней коленопреклоненный, Он между тем ей нежно руку жал… Потупя взор, прекрасная вздыхала, И Гавриил ее поцеловал. Смутясь она краснела и молчала; Ее груди дерзнул коснуться он… «Оставь меня!» — Мария прошептала, И в тот же миг лобзаньем заглушен Невинности последний крик и стон… («Гавриилиада») [383]

383

Сходные примеры из Дельвига и Давыдова см.: Сретенский В. М. Псевдолотман. С. 162–163.

Усилению мотива рукопожатия (важного еще и потому, что ночные рассуждения графа о рукопожатии — место, отсылающее непосредственно к шекспировской поэме, ставшей, по позднейшему признанию Пушкина, одним из импульсов к написанию ГН [384] ) служит его каламбурное обыгрывание в сцене, предшествующей тактильному обмену интересующего нас кульминационного эпизода:

<…> вот он подходит К заветной двери и слегка Жмет ручку медную замка <…>

384

См.: Левин Ю. Д. Некоторые вопросы шекспиризма Пушкина // Пушкин. Исследования и материалы. Т. 7. Пушкин и мировая культура. Л., 1974. С. 77. Впрочем, шекспировский Тарквиний воспринимает трепет руки Лукреции не как знак кокетства, а как симптом тревоги о Коллатине. Эротические переживания (если их допустить в трактовке монолога Тарквиния) здесь целиком — на совести преступника.