От заката до рассвета

— Ее правда нашли в церкви? На алтаре?

— Да, — кивнул Кречет. — Священник Кондрат нашел рано утром. Я когда сам туда прибежал, там все кровью было залито и запах стоял такой… чем-то гнилым несло. А чем и понять не могу. Трупы перележалые так пахнут, а панночка живой была, пусть и страшно покалеченная. Не пожалел этот Баюн ни пяди ее белого, молодого тела, словно нарочно пытал ее. Эх, а какая прелестница она была, неземной красоты дивчина…Знал о ней, негодяй, знал, вот и решил как следует отыграться. И до сих пор еще не отошла, бедняжка. Лекарь гутарит, что надежды нет никакой, и Божена со дня на день… — он прочистил горло и торопливо зашагал к воротам острога, ни на кого не глядя и не отзываясь, когда его кликали. — Или даже уже сегодня ночью, я смею надеяться… Отмучается, бедная, отойдет к Спасителю, и слава всем Святым и Смелым и Неопалимому Лику.

Они выбрались за стены, миновали ров и быстро зашагали по откосу вдоль темных улочек, окруженные белеными стенами хат и недовольной собачьей перекличкой. Внезапно поднявшийся могучий ветрище едва не сорвал шапку с головы Кречета, так что им троим пришлось идти, чуть пригнувшись, и говорить громче, силясь перекричать вой ветродуя.

— Воевода места себе не находит, — рассказывал Кречет, засунув руки в отвороты зипуна. — Одичал совсем, постарел лет на сорок, не меньше! Даже не поглядел на связку, которую мы ему притаранили, да еще и выбранил — мол, я виноват во всем. Так долго с Баюном вожусь, и прав он, как ни крути. В самое сердце пролез — в острог! Схватил бедняжку, приволок ее в божье место и там разделал как свинью, на радость всем демонам, которым этот мерзавец служит…

Он не закончил, а только махнул рукой и замолк.

— Хотелось бы мне на панну Божену поглядеть, хотя бы мельком, — сказал Каурай. — Есть у меня подозрение, что не Баюн ее так…

— А кто? — стрельнул в него глазами Кречет. — Кондрат?!

— Нет. Тот, с кем не сладить обычной казацкой сталью.

— Не понимаю тебя, пан…

— Вот и я разувериться хочу, что не рука Баюна. А нечто большее.

— Загадками говоришь ты! Но насчет поглядеть на панночку, это у воеводы спроситься надо, а он нынче совсем не в духе. Как бы в поруб к Ранко не бросил, если ты к нему с такими вопросами… Лучше всего на нее глядеть только тогда, когда мучения ее подойдут к концу, и ее понесут отпевать в церкву.

— Мне этого и надо. Сам же сказал — недолго осталось.

— Что правда, то правда… Слушай, а ты сегодня где ночуешь?

Одноглазый не нашелся что сказать. Его опередил Повлюк:

— Ежели тебе некуда податься, пан опричник, то айда со мной к пани Перепелихе! — сказал он, указывая рукой направление. — Дальняя хата, совсем у околицы — идти недалече. А там и пиво, и лежанка, и веселая компанья, пусть в худое время придется собраться. А то эта твоя зараза из меня последнюю душу вытрясла — факт!

— Ах, эта ваша негодная Перепелиха… — нахмурился Кречет. — У нее вся окрестная шаболта собирается. И чего ты туда ходишь? Ей богу, разгоню я этот ваш гадюшник когда-нибудь!

— Но Кречет, куда ж идтить та, раз Малашкину шинку баюновы молодчики пожгли? А насчет Перепелихи ты это зря — радушная бабенка, пусть и с придурью чуток — факт.

— А то гляди, пан Каурай, могу тебя и в своей хате устроить, — сказал Кречет. — Я сам с дочуркой поживаю, и она как раз нам стол накроет, ежели к Перепелихе опять не убежала. А так она тихая у меня, аки кошечка.

— Нет, спасибо, очень уж мне хочется нынче пива выпить, — ответил одноглазый. — Поглядим, что там за компания у Перепелихи, а потом видно будет.

— Как хошь, — сказал Кречет и наставил палец на Повлюка. — А ты, пан, ежели мою кошечку тама застукаешь, взашей ее домой гони, понял? Неча ей там с этими баловнями делать. Сам хошь шо хошь делай, а сделай так, шоб пан Каурай выспался как следует, слышал?! Это мой тебе приказ!

— Будет сделано, пан голова! Мы толечка погуляем и сразу спать, как с горилки соснуть вздумается.

— Так, завтра поведу тебя к воеводе, — повернулся Кречет к одноглазому. — Ты главное ночью у Перепелихи не удивляйся ничему, и ежели что — плюй ей под юбку, и тогда она от тебя отстанет. Запомнил?

— Запомнил, пан, благодарствую, — немедленно решил Каурай ничему не удивляться.

С этими словами они подошли к перекрестку, где и расстались. Кречет на прощание хлопнул одноглазого по плечу, махнул рукой в направлении хаты Перепелихи и зашагал в противоположную сторону, на ходу пытаясь разжечь люльку. Каурай с Повлюком чуть постояли, провожая его сгорбленную спину, и двинулись вдоль дороги.

Домом у околицы оказалась ничем не примечательная одинокая хатенка, крытая соломенной кровлей. Ее труба подобно соседкам пыхтела черным кривым столбом. Изнутри раздавался веселый смех, музыка да звон посуды. Одноглазый чутка помялся, приглядываясь к радушно горящим оконцам. Скрипнула калитка, и они прошли двор. Повлюк хотел было постучаться, но дверь раскрылась сама собой, и какая-то неведомая сила заволокла обоих внутрь запахом похлебки и теплотой жарко растопленной печи.

Глава 30

В перепелихиной хате было не продохнуть от люлек, вспотевших чубов, раскрасневшихся девок и сшибающего с ног духа горилки. Комната была освещена парой лучин, которые давали достаточно света, чтобы видеть почти каждого из компании.

— Ага! Вот и наш дорогой Повлюк пожаловал! — блеснули улыбки, когда толстяк перешагнул порог. Однако при виде его горбатого друга их радушие немного поубавилось, и они, кто с интересом, а кто с опаской, принялись рассматривать Каурая с головы до пят.

— Присаживайся, дорогой, и пусть друг его не стесняется, — пригласили их к столу. — Налейте-ка ими обоим пива!

— Благодарствую, — принял Каурай пенную кружку у девушки в цветастой шали, которая стрельнула в него пугливыми глазками и мигом растворилась среди клубов дыма, которыми была залита крохотная хатенка.

По углам комнаты подвывал ветрище, словно его спустили с поводка, стены ветхой постройки скрипели под ударами ненастья, но вечеру это никак не мешало. Каурай с вещами занесло за стол в углу, подальше от трескучих лучин и лишних глаз — в компанию Зяблика с Молчуном, Повлюка, Воробья, Абая и еще парочки парубков. Поздоровавшись со всеми, одноглазый пригубил свою кружку.

Недурно — оценил он пивоваренные дарования Перепелихи, слизал пену с губ.

— Нэ могу найти, — хлопал себя по карманам Абай. — Хот вша ешь менэ, нэ могу!

Перед ним веером разлеглась целая колода разноцветных карт рубашками вниз — на Каурая уставились лукавые глаза Ведьмы с ослом на поводу, бессердечного Монаха с удавкой, безголового Джокера с собственной башкой под мышкой и еще кучи разных персонажей, от которых мороз гулял по коже.

— Может под стол закатилась? — предположил Зяблик.