Отблеск безумной звезды

— Перестань. Чего ты хочешь от Леры?

— Я хочу только одного, чтобы она перестала меня ненавидеть, — Иван поправил на голове вязаную шапочку. — Нет, даже не так — я ее раздражаю, раздражаю до безумия… Я ведь вовсе не красавец в кожаных штанах, я обычный человек! Я тебе даже больше скажу: и Кирилла она не любит! Она его презирает! Паша, что мне делать?

— Не знаю. Меня Лера тоже не особенно любила… — пожал Павел плечами. — Ну и что?

— Паша, но что же делать?

— Я не знаю, — с раздражением повторил Павел и вышел из беседки. Он пошел по аллеям в самую глубь сада, туда, где никого не было.

«Если я найду ее, то больше не отпущу… Мы будем вместе. Даже если она снова превратится в Дезире…»

Он сел на деревянную скамейку, закинул ногу на ногу. К ботинку прилип опавший лист…

Неподалеку была куча песка, основательно прибитая дождями. Рядом валялась детская лопатка. Павел неожиданно вспомнил, как Оля возилась с Фаниным сыном. Они строили тут замок из песка…

Белобрысого мальчика загрыз черный пес, а пса застрелил он, Павел. Потом из того же ружья застрелили Агнию, а на ее месте должна была быть Оля… Что за нелепый, чудовищный круговорот смертей!..

В это время скрипнула калитка, связывающая этот двор с двором соседей, и в просвет выглянула Фаня. Павел встретился с ней глазами.

— Можно? — сдержанно спросила Фаня.

— Заходи…

Она прошла, села рядом. Как будто и не изменилась вовсе, лишь сутулилась больше обыкновенного…

Павел не видел ее с тех самых пор, как пристрелил пса. Говорят, она больше горевала о собаке, чем о мальчике…

— Фаня, мне очень жаль. Но иначе мы тогда не подошли бы к мальчику…

— А, вот ты о чем… — усмехнулась она. — Извиняешься за Кекса? А мальчика, кстати, звали Олегом… Не надо, не извиняйся.

Павел почувствовал приступ раздражения, но сдержался.

— А я только сегодня смогла вернуться сюда, — сказала Фаня. — Между прочим, приехала на электричке, машину-то я тоже тогда разбила…

— Сочувствую.

— Ты мне ни капли не сочувствуешь, — сказала Фаня. — Ты, как и все, думаешь, что Олежек был мне не дорог. Ведь думаешь? — с вызовом спросила она.

Павел ничего не ответил.

— Как ты живешь, Паша? — через некоторое время спросила она уже более мягко.

— Ничего…

— Все один?

Он пожал плечами. Меньше всего он хотел говорить с Фаней об Оле.

— Ты сильно поседел… — она провела ладонью у него по волосам. — Но, знаешь, тебе это идет.

Он едва сдержался, чтобы не уклониться от ее руки.

— Спасибо.

— Паша, а что, ты совсем уже не помнишь прошлого? — едва заметно улыбнулась Фаня.

— О каком прошлом ты говоришь?

— О нашем. Это было много, много лет назад… — Фаня расправила платье на коленях. — Какие страсти тогда кипели! Не верю, что это происходило с нами… — она снова едва заметно улыбнулась.

— Возможно.

— А ты такой холодный, как айсберг в океане… — она шутливо ткнула его кулаком в бок. — Скажи, ты сейчас действительно один?..

— Фаня, перестань.

— Значит, все-таки кто-то есть, — тут же сделала она умозаключение. — Но пока еще все очень неопределенно, да? Как видишь, я неплохой психолог…

— Фаня, даже тогда, двадцать лет назад, я не говорил тебе, что… Ну, в общем, я и тогда тебе ничего не обещал.

— А зачем нам любовь, Паша? — удивилась она. — В нашем-то возрасте! Послушай, давай повторим прошлое, а вдруг что-нибудь да получится? Это ничего, что у тебя кто-то есть, это нам не помешает. Только я могу тебя понять, только я!

— Фаня, замолчи.

Она наклонилась и заглянула ему в глаза.

— Ты до сих пор на меня в обиде, — строго произнесла она. — Стыдно, Паша, быть таким злопамятным.

— У меня нет к тебе никаких претензий.

— «У меня нет к тебе никаких претензий…» — передразнила она.

Некоторое время они сидели молча. Павел рассматривал лист, прилипший к его ботинку. Ему было и жаль Фаню, и в то же время она вызывала невероятное раздражение…

— Вот ты злишься на меня… — вздохнула она. — А, в сущности, я очень несчастный человек. Как будто сама судьба решила меня наказать за что-то, только пока не пойму, за что. Сначала умер папа. Потом Платов (Платов — это мой муж). Потом Олежка. И бедный Кексик, и «Ласточка»…

— Какая еще ласточка? — с удивлением спросил Павел.

— Машина моя! Я ее так называла… Белая «Ласточка». А знаешь, почему папа ушел из жизни так рано? Я его до смерти напугала тогда. Специально ждала, когда он войдет в комнату, держала веревку наготове…

— Все-таки специально… — сказал Павел без всякого выражения.

— А то ты не знал! Господи, я просто с ума по тебе сходила, я на все была готова, лишь бы ты стал моим! Если бы ты знал… Если бы ты знал, как отвратительны эти электрички! — тут же, без всякого перехода, забормотала она. — Как плохо без Кексика, ведь он защищал меня от всяких дураков! Теперь и на улицу выйти страшно…

— Ты боишься дураков и не замечаешь, что прежде всего тебе надо бояться себя самой! — не выдержал, закричал он.

— Не кричи на меня, — моментально напряглась она. — Я, между прочим, к тебе специально пришла…

— А, ну да, с предложением повторить прошлое!

— Ты жесток. Я пришла к тебе попросить прощения. Я же сказала, я не знаю, за что судьба меня так жестоко наказывает… а вдруг за тебя? Сознаю, что нехорошо с тобой поступила…

— Я простил тебя сто лет назад!

— Кто это там? — прищурилась Фаня.

Между деревьев, вдали, брел Иван, кутаясь в плед.

— Это Ваня.

— Ваня? — изумилась та. — А что это с ним такое? Он заболел?

— Вроде того… Его Лера бросила.

— Бедняга! — оживилась Стефания. — Пойду посочувствую ему.

Павел отправился в дом. Прошло уже довольно много времени, а Кристина все еще не появлялась. И вдруг прибежала Мура, насмерть перепуганная:

— Павел Степанович, Кеша приехал! Просит ему открыть…

— Кеша?!

— Ну да… Я его теперь ужасно боюсь, а что, если он и нас всех решит почикать? У Степана Андреевича полно оружия на любой вкус…

— Мура, не говорите ерунды… Пустите его.

— А я-то дура! — с раскаянием произнесла Мура. — Он ведь час назад звонил, и я ляпнула, что вы здесь… Павел Степанович!.. — Она вдруг ахнула, прикрывая руками рот. — Так это он специально примчался, чтобы с вами разобраться!

Последнее слово Мура произнесла с особенным выражением.

— Я сам с ним разберусь! — рявкнул Павел. — Пустите же его!..

— Павел Степанович, если вы его убьете, то вас тоже посадят! — взвизгнула Мура. — Нет, я этого не переживу… Да что за лето такое ужасное!