Отблеск миражей в твоих глазах

Ни на миллисекунду не забываю, что он сзади.

Дышу. Дышу. Дышу.

Наглец хватает гель для душа, задевая моё бедро. Я прикрываю веки и выдыхаю с огненной судорожностью. Не трусиха ведь. Подумаешь, разделась перед парнем. Скольких он видел? В этом нет ничего особенного. Вот и вести себя надо подобающе.

Я заканчиваю мыть волосы, когда в поясницу внезапно упирается достоинство Барса. Он ведь значительно выше меня. И ближе, чем я думала. Обжигает беспардонным контактом. Это на какой-то момент парализует сознание. Еще и специально не отходит, подначивает, совершая легкий толчок.

Ну… мы всего лишь моемся, да? Пространства мало, человек не рассчитывает амплитуду действий. А то… что у него полная боевая готовность… физиология же?

Разворачиваюсь и отступаю на шаг, почти вжимаясь в кафельную стену. Струи обволакивают, даря чувство мнимой защищенности. Так на пару граммов легче. Пока не сцепляемся взглядами.

Читаю провокацию.

Меня за язык никто не тянул. Сказала, сама его оприходую. Вперед. Он этого и ждет. Или же… сдаться? Как наступить на горло и забить на гордость? Лучше сдохнуть.

Вновь непозволительно открыто и долго пялимся друг на друга не мигая. Гонор. Осязаемое противостояние. Неуступчивость. Надежды на просветление — ноль целых ноль десятых.

Что дальше? Только повышать ставки, естественно.

Нарвалась на спор — держи своё слово.

Да боже ж ты мой, я взрослый человек, а не тепличный цветок.

Я уже голая перед практически незнакомым парнем. Чего мне стoит прикоснуться к нему?

И вот этот градус злости на саму себя, что загнала в угол своими стараниями, придает мне сил отмести все ненужные на данный момент размышления и чувствования, в том числе и смущение.

Я разглядываю Барса со скрупулезной тщательностью. Прохожусь по густым черным бровям, они до идеального крылатые, выразительные. Спускаюсь к носу — крупному, мужскому во всех смыслах, без изъянов, как, например, мой с горбинкой. Минуя ухоженную щетину, которая присуща многим восточным парням в наше время, стопорюсь на губах. Если по ощущениям, то они упругие и крепкие, а если визуально — широкие и мясистые. Их приятно трогать. И на них приятно смотреть. Я не стану отрицать этого. Черты у смазливого мужественные, но это пока не зрелая мужественность, а юношеская резковатость.

Барс действительно красив до смазливости, вот таких мальчиков обожают толпы фанатов. Такие снимаются в кино. Такие становятся успешными блогерами. Это их век — век картинки.

Перед тем как сползти взглядом ниже, еще раз сталкиваюсь с его глазами. В них горит всё так же — вызов. И чуть-чуть интереса.

Подталкиваемая покалывающим кончики пальцев любопытством, в которое ныряю без страховки, поднимаю руку и очерчиваю мужские плечи. Таривердиев не выказывает ни протеста, ни какой бы то ни было другой реакции.

Барс — мальчик большой. Натренированный, пышущий силой. Кожа у него интересного оттенка — не смуглая, но темноватая. Близкая к золотисто-карамельному. Изумительный тон. Я со своей белизной о таком только мечтать могу. Мне и загореть так не дано, а Диего от природы одарен еще одним преступным для мужского пола плюсом!

Почему-то на подсознательном уровне кажется, что люди со смугловатой кожей должны быть горячее. Сложно сейчас делать вывод, я и сама пылаю. И маленькая ванная увязла в пару.

Глажу большие грудные мышцы и ловлю тугой отклик их сокращений. Впитываю. Сама вздрагиваю, будто по цепной. Ерошу жесткие завитки, задеваю плоский сосок, веду к прессу. Сосредоточенно изучаю экспонат, послушно выдерживающий мои манипуляции.

Эмоции во мне орут. Захлебываются происходящим. Наводят суету внутри. Но я как-то невероятно естественно отстегиваюсь от действительности, будто делаю это не впервые. И играючи вычерчиваю фигуры по Барсу. Трогаю сильные мужские руки. Двигаюсь по апексу мускулов.

Внутренние протоколы временно архивированы и не имеют воздействия на мое поведение.

Здесь решается, кто победит.

Моя вера в собственную победу подвергается изрядным сомнениям, когда я бросаю взгляд на пах Таривердиева.

Непроизвольно отшатываюсь от него и архитектурно замираю, разглядывая его член. В животе всё сжимается, забиваясь в какой-то дальний уголок и оставляя гулкую пустоту, которая неприятно пульсирует.

— По-моему, он тебе большеват, — резюмирую со всей серьезностью.

Барс вдруг кладет ладонь на ствол и ведет по нему от основания до головки, а потом обратно. Гладит размеренно. Не пошло, не совершая фрикций. А словно покровительственно-властно. Как-то гипнотически красиво. Аж дыхание затаиваю, следя за жестом.

— Брал на вырост, — нарушает говорящее молчание между нами.

Как только до мозга доходит сказанное, пробивает на смех, отчего приходится поджимать губы. Вопиющее безобразие. Непотребство.

Этот гад вскидывает руку и захватывает душевую лейку, снимая её с крючка. Абсолютно невозмутимо смывает с себя остатки пены, неотрывно глядя на меня.

Тот факт, что у смазливого стоит, ничего не значит. Женское тело в радиусе одного метра дает свой результат. Мужчины — патологические животные, в чем я убеждаюсь. Однако честные. Не отрицают.

Но, блин, неужели Барсу совсем все равно — с кем?!

Да нет. Это просто понт.

Мы этого не сделаем.

Не сделаем губительного шага!

Боже, где кнопка «стоп»?!

— Полотенце висит чистое. После стирки. Можешь воспользоваться. Ты иди, я приду через несколько минут, — не буду же я при нем подмывается, мы как бы не настолько близки.

Он послушно уходит.

Когда дверь захлопывается, обнимаю себя руками, пускаясь в болезненную дрожь.

Мама дорогая! Что за помутнение?..

Если бы не гордость, давно бы выгнала парня. Но вместо этого быстро моюсь и вылезаю из ванны. Второго полотенца, само собой, нет. Кое-как отжимаю волосы и со шпарящим во всю мощь адреналином топаю босиком в комнату, где на кровати как ни в чем не бывало восседает Барс с обмотанной махровой тканью вокруг бедер. Не смотрю на него. Быстро вытираюсь выуженным с полки полотенцем и обмакиваю шевелюру, подсушивая.