Отблеск миражей в твоих глазах

В ахуе просто.

Стоит, химера. Улыбается паинькой. Ресничками хлоп-хлоп.

А у меня все радары к ебенам сматывает от её вида.

Белье черное — воображение навылет от полупрозрачных вставок в кожаной ткани. Чулки в цвет. Сука, с подвязками. Туфельки на шпильке.

И портупея, мать твою. Жгуты крест-накрест на животе схлестываются и тянутся линией через ложбинку груди, заканчиваясь кольцом на шее, инкрустированным металлическими фигурками.

Волосы темным шелком по плечам. Желтые глаза подведены ярко, вызов и дерзость в них — концентратом. Губы… красная помада. Невъебенно идет ей. Никому так не идет, как ей.

И фишка, молотящая меня в хлам, это блюдо с горячими роллами у неё в руках. Поддерживает одной ладонью, а второй зажимает палочки наготове.

Три-четыре метра, что нас разделяют, ползу отшибленным зомби. Чем ближе подхожу — тем крепче ляпаюсь в эротику, которой от Шипучки, клянусь, прёт незаконными дозами.

Какие-то нокаутирующие флюиды разъебывают меня своей мощью, когда останавливаюсь в шаге от неё. Я впечатлен до полного отупения и онемения. И слепну в придачу, вблизи рассмотрев эффектный образ.

Мелкая соблазнительница стреляет взглядом вверх-вниз, потупив глазки и томным взмахом с мнимой покорностью добив подчистую.

Цепляет рисовый кругляш, плавно макает в соевый соус и притягивает к моему рту. Механически прожевываю, постепенно нависая над ней. Одной рукой подпираю стену рядом с её головой.

Насколько хорошо она понимает, что я взорвусь в любую секунду?..

— Там яйца были… кажется, их уже нет, — сообщаю доверительно.

— Где? — подхватывает зараза, поднимая на меня смеющиеся глаза.

— Предположительно в пакете. Но я не уверен, что только там…

Якобы задумчиво кусает губу и пихает мне второй кругляш.

Я шокирован тем, как контролирую себя. До сих пор.

— Машину ты не водишь. Да и моя развалюха была со мной. Деньги мои на шмотки не тратишь. Что я упускаю?

— Не понимаю, — источает невинным тоном.

— Где ты накосячила, родная?

— М-м…

Третья порция на языке, а я так и не чувствую вкуса.

— Не будь таким примитивным, родной.

— Даже так…

— Я стараюсь разнообразить нашу… сексуальную жизнь, — бля-я-я, скручивает от тембра, хуясе мы умеем голосом творить.

— Сексуальную жизнь? Разнообразить? Которой без году… месяц?

— Полтора.

— Бесценное уточнение.

— Не хочу… чтобы всё стало привычным. Привычка — это хреново, Барс, — а вот сейчас она говорит серьезно, бьет решительностью во взгляде и при этом смотрит… уязвимо. — Не хочу, чтобы мы приелись друг другу.

Озвученный страх смехотворен в наших обстоятельствах, но ей почему-то правда это важно.

Забираю у неё палочки. Ответно кормлю, за действиями скрывая свою растерянность. Грудак молотит от мысли, что Шипучка загружается подобной ересью.

Зачарованно слежу за тем, как медленно двигает губами. Красными.

Сука, приветствую тебя, фетиш.

Прикладываюсь к ним, едва проглатывает пищу.

Шарахает от прикосновения к ней. На волоске от убийственного краха.

— Две минуты, — заверяю клятвенно и, на ходу снимая обувь, несусь в ванную под её заливистый смех.

Внутренние протоколы не позволяют шарить по девчонке немытыми лапами и… всем прочим.

Через обозначенное время влетаю в кухню, где Шипучка возится с сервировкой. Уже в халате. На мне — полотенце, которое слетает, когда подрываюсь к ней, размахивая своим стояком.

Толкаю её к гарнитуру, там столешница выше. Удобнее. Брать буду здесь. Не отходя, блядь, от кассы. Меня вымело из адекватности. Схлопнуло остатки трезвого ума.

Сдираю лишнюю тряпку. За задницу — и вверх. Устраиваю массовичка-затейника. Похоть глушит к чертям. Провожу руками по стройным ножкам от колен до самой развилки.

Лус трясет. Меня трясет.

— Больно будет — остановишь, — инструктирую на всякий, понимая, что чердак свистит и контроль в осадке, и дожидаюсь кивка.

Нет терпения на прелюдии. Нет сил насладиться нарядом. Нет желания упускать даже миллисекунду. Всё потом.

Резко раздвигаю её бедра шире, отвожу кусок ткани в сторону и ребром ладони проверяю промежность. Умница. Тоже завелась, пока подначивали друг друга. Что за девочка… ну простой слэй.

Напоследок перекрещиваемся глазами…

И я натягиваю Шипучку на себя, сцепив челюсть от лютого напряжения. Тело таскает от кайфа с первым же толчком. Вбиваюсь в неё одичалым животным, упершись руками в верхние дверцы. Ловлю новый приход, когда она откидывает голову назад, вытягивая шею. Давит стоны, сопротивляется своей чувственности. И этим еще хлеще распаляет.

Нам хватает, блядь, трех минут бешеной случки. Это конкретный раскол в щепки. Делим финальную дрожь на двоих. Дышим друг другу в губы.

Я в ахере. Это что за вспышка сверхновой?

Никогда такого не было. Ни с кем. И рядом ничего не стояло по мощи посыла.

— Эй, ты норм? — прижимаюсь щекой к её виску. — Прости, я двинутый… сорвался…

— Барс… — льнет к груди, обнимает отчаянно. — Барс…

Ребра трещат от нежного шепота. Замес внутри грандиозный.

Пиздец как меня штырит от неё. Пиздец.

Я не врубаюсь, что происходит.

Неопознанная ломка…

— Всё хорошо? — повторяю разодранным голосом.

— Да… — наконец-то внятный ответ.

Разъединяемся как-то неловко. Копотливо поднимаю халат, вручаю ей, сам иду за полотенцем, валяющимся у порога. Обматываюсь и падаю на стул, глядя на то, как Лус запахивается.

Мне не нравится, что она так и остается с опущенным взглядом, избегая смотреть в мою сторону. И начинает суетиться. Ставит на стол еще одну тарелку с сетом. Пододвигает ко мне пиалу с соусом.

На автомате берусь за палочки и заталкиваю еду в рот. Силюсь прийти в себя, чтобы сказать хотя что-то дельное.

Дверной звонок раздается неожиданно.

— Я открою, — Шипучка пулей вылетает из кухни.

Секунд десять я еще сижу в астрале, а потом догоняю, что в квартире слишком тихо. Резво перемещаюсь в прихожую, где действительно никого нет. Дверь приоткрыта. Откидываю её и застаю на лестничной площадке пацанчика в курьерской форме со вздохом: