Отбор для Слепого

— Ну да, проводит. И уже есть пара экземпляров любопытных. Например, парень, который видит в темноте — он незаменим в ночных операциях. А тетка одна умеет мысли читать! — он тоже отвечал дружелюбно и даже весело.

— О! Нашел чем хвастаться! У нас и без опытов, целый клан, Дети ночи называется, видит в темноте! А Таисия, жена Жука, мысли читает!

— Светлая? Я знаю ее! Так она же из Москвы! Она же — дочка бывшего Пророка! Поэтому и умеет это делать, что тоже в свое время была участницей эксперимента.

— Да ладно! Врешь! — Богдан не усидел, подпрыгнул за столом, заметался по комнате. — Ты смотри, не ляпни такого при Жуке, он сразу голову снесет, а потом только спросит, как тебя звали!

— А меня к нему повезут?

— Вот у командира спрашивай, мы-то откуда знаем?

Я слушал и думал. Думал и слушал. Пограничники, как ни старались, обнаружить группу разведчиков Земцова не смогли. Верить в то, что Милана пошла с ними по собственной воле, я не хотел. Да и смысла в том, чтобы ей вдруг оказаться заодно с москвичами, просто не видел. За нами следили. Причем, похоже, целью, как это ни странно, была она. И как бойцы Земцова смогли с нею справиться? Случайность? Рисковать жизнью Егора Земцова из-за призрачной надежды поймать бойца такого уровня, как она? Глупость какая-то… И самое главное, что они с ней собираются делать?

Мои мысли, сделав образный круг, неизменно возвращались именно к этому вопросу. И каждый раз по спине бежали вполне реальные мурашки ужаса — я чувствовал, что потерял что-то очень важное. Да что там! С каждым часом, отдаляющим меня от ночи, я все острее чувствовал, что упустил ЕЁ. А к вечеру боль в сердце стала по-настоящему реальной. Она не давала вдохнуть полной грудью. Она не давала сосредоточиться на разработке операции. Мне казалось, что чем больше то расстояние, которое пролегает между мною и этой девчонкой, которую еще вчера я считал парнем, тем сильнее натягиваются нити, связывающие нас. И вот-вот наступит предел, и тогда — либо порвутся они, разрезая, словно струной, мое сердце, либо, натянувшись до предела, отпружинят, и вернут ее… ко мне. Туда, где она должна быть.

И когда ночью в общее помещение, где со мной за столом сидели Ренат, Алан, мои ребята и невеста (вот она-то сейчас вообще мне ни к чему, более того, раздражала необходимость делать вид), вошел Монах с небольшим отрядом, я был просто счастлив его "видеть". Я вскочил ему навстречу, как мальчишка волнуясь, и, кажется, даже что-то опрокинул на пол. Его особенную, как и у Миланы, ауру, я бы узнал из тысячи. Но сейчас он был в ярости.

— Пророк, как ты мог! Как мог отдать ее? Я поверить не могу, что мой план, разрабатываемый месяцами, не сработал из-за…

Я знал, что он хочет сказать — "из-за твоей глупости". И да, мне это не нравилось. Но, вопреки разуму, я считал, в глубине души, что он абсолютно прав, и поэтому, виновато опустив голову, молчал. Он предложил сам:

— Давай поговорим наедине? Есть здесь место?

Ренат указал, куда идти, осветив путь лампой. В отведенной мне комнате Монах остановился возле кровати:

— Она была здесь. Недавно. И ты был. Ты уже все знаешь. Ты уже почувствовал ее. Что произошло?

Я, наконец, очнулся, отбросил нелепое чувство вины и задал вопрос, который волновал больше всего:

— Когда ты говорил о женщине для меня, о той, которая будет питать энергией, любить и так далее… ты имел в виду свою дочь?

— Я ехал в Питер в прошлый раз, еще не зная, как заставить твой клан помогать мне, как склонить тебя на свою сторону. У меня была парочка версий. Но потом, когда я увидел твое последнее большое выступление, я все понял… картинка сложилась…

Я перебил:

— Ты — Платон Ростоцкий? Президент Новгорода?

Он смягчился, я чувствовал его улыбку:

— Ну вот… теперь я не сомневаюсь, что сделал правильный выбор. Ты, действительно, достоин занять мое место. Дело в том, что мои шпионы уже давно говорят о готовящейся войне. И она наступит. Земцов очень скоро начнет наступление. Но, если не преувеличивать, запас в месяц-два, мы еще пока имеем. Я не вижу подготовки в Питере. Вы не готовитесь к войне! Вы будете смяты и уничтожены войсками Земцова! А у нас самих слишком мало сил, чтобы им сопротивляться. Я хочу помочь.

Я слушал и начинал понимать. Он выбрал меня своим приемником! Послушав выступление, нашел возможность подобраться ближе (куда уж ближе! в самое сердце залез, старый козел!) через Милану, и начал разыгрывать свою партию. И, скорее всего, за его дочкой охотились уже давно, а старый хрыч об этом отлично знал!

— Нет. Ты не помочь хочешь. Ты хочешь, чтобы мы тебе помогли. Твоему городу. Для этого ты решил свою девчонку подложить под меня, полагая, что она настолько хороша, что я ради нее буду готов на все.

— И я был абсолютно прав.

И он был прав. Да, сука, он был прав! Я, действительно, уже был готов на все! Только бы вернуть ее! И это при том, что у нас ничего не было! И это при том, что она мне никто! И это, блять, при том, что я только вчера узнал, что она — не мужик!!!

— Скажи мне! — я не мог сдержаться, я буквально орал на него. — Почему, почему мне сейчас так больно? Мне хочется разбить свою голову! Мне хочется рвать ногтями кожу… вот здесь!

Я ткнул пальцем в область сердца, туда, где, на самом деле, что-то зудело, болезненно ныло, рвалось и билось о ребра так, что я не мог сидеть, не мог лежать, а мог лишь метаться по комнате, как раненое животное, и скрипеть зубами от боли. Он внезапно положил руку на плечо. И да, от его ладони по моему телу разливалось успокаивающее тепло, не такое, как у нее, но близкое, похожее…

— Женя, сынок, я знаю, что это такое. Я помогу тебе. Сядь. Ты поймешь и станет легче.

Я подчинился. Мне нужно было знать.

— Это будет примитивно звучать, если я скажу, что ты ее любишь. И это — не совсем верно. В это трудно поверить, но в нашем с тобой случае, для таких, как мы, особенных людей… и для таких, как она. Для тех, чья жизнь полностью зависит от чего-то эфемерного, нереального, от того, что ты зовешь аурой, я — энергией души, от внутренней силы, энергетики человека, для нас не так-то просто найти себе пару. Ты поймешь это со временем, ты уже почувствовал, что нашел ее. Наверное, слышал такое образное выражение: "Две половинки одного целого"? Так вот это, в буквальном смысле, про вас с нею. И я это вижу. Сразу увидел, когда впервые встретился с тобой. Поэтому и больно тебе — ваша связь, нити энергетические, держит вас, притягивает друг к другу, несмотря на расстояние. И ей тоже больно сейчас, может, даже хуже, чем тебе. И ни с кем другим ты теперь быть не сможешь, даже если и захочешь… Поверь мне. А если ее убьют, твоя жизнь станет адом. Я в аду уже десять лет.

Я закрыл ладонями лицо. Это звучало правдоподобно, особенно в свете моих собственных эмоций, но все-таки как-то… странно.

— Что-то легче не стало… И что мне теперь делать? — спросил, уже зная, что именно он скажет в ответ.

— Мы едем за нею!

18. Давид

— Да пошел ты! Заткнись и шагай молча! Башка трещит и без твоей болтовни! — Слепой сдержал слово, и по его приказу меня разбудили на рассвете. Совсем у него нет жалости — я, между прочим, пострадал из-за этого пацана, и мне положен отдых! А тут еще Беркут, самый болтливый человек в мире, вызвался меня сопровождать в клан Техников за мастером и запчастями для машин.

Впереди шел с автоматом наперевес Герман — бородач из Пограничников, отправленный Ренатом показать короткий и безопасный путь. Герман шел молча, но Беркут… нес бред какой-то! Рассказывал о том, что Мастер оказался девушкой, что его, то есть ее, зачем-то там выкрали люди Земцова. О том, что сын Земцова у нас в плену. Все это не укладывалось в моей больной голове, заставляло ее буквально трещать от противоречивой и абсолютно нереальной информации.

Беркут замолчал, но по взглядам, которые он на меня бросал сбоку, было ясно, что тишиной мне недолго наслаждаться. Но тут, наконец, мы подошли к воротам небольшого, огороженного высоким забором здания. Ворота предупредительно распахнулись. Я удивленно посмотрел на нашего сопровождающего — чего это они всем подряд ворота открывают?