Отбор для Слепого

Тогда где, в какой момент могла произойти подмена? Как понять? Ведь я даже не могу рассмотреть своих ребят. И их просить рассказать друг о друге, понаблюдать, найти какие-то странности в поведении, не могу — рискую нарваться на НЕГО.

Отряд моих бойцов был сформирован почти сразу же, как мой клан и Северная группировка Жука слились. С того момента дважды состав менялся — один раз пополнялся, а второй — наоборот, три человека ушли к Ярославу, предпочтя рабочие будни постоянным разъездам со мною. Получается, полгода назад к моим ребятам и присоединился этот шпион… либо он был с самого начала в составе группы. Кто? Кто же это?

Крысу во что бы то ни стало нужно выявить до отъезда в Солнечногорск, иначе вся полученная там информация, если, конечно, удастся договориться с жителями города, уйдет в руки Земцова.

И еще одна мысль назойливо крутилась в голове — если у меня под боком работает притворщик, то где тогда тот парень, которого он имитирует? В плену? Или убит?

… Уже к утру, когда Тимура за рулем сменил Богдан, а я постепенно начинал дремать, запрокинув голову на сиденье, сквозь сон, в голову пришла мысль, что все молодые ребята, входящие в состав моего отряда, были с Антоном в той поездке, когда по моей же собственной просьбе, Жук отправился спасать Ярослава! Именно тогда и был контакт с армией только что захватившего власть в Москве Земцова там, в подземелье, где разводят каких-то отвратительных животных, о которых рассказывала Рыжая. (1)

Вот здесь нужно искать разгадку! Мне срочно нужно поговорить с Ярославом или Антоном, или, на худой конец, с Димоном… Стоп! Там же и Давид был! Давид? Давид…

Молодые ребята, конечно, хороши — все они физически подготовлены, все неглупы, но Давид… он явно выделяется среди них и не только жизненным опытом — все-таки постарше всех лет на шесть-семь, а-то и побольше, но и другими качествами: умен, хитер, обладает замечательными командирскими качествами, дружен со всем руководством нашей группировки… блядь! Да он же входит в военный совет! И он вызвался идти в гостиницу спасть Милану!!! Именно тогда ведь мог и передать все данные — с ним только эта девчонка (для прикрытия!) была и человек Земцова — Денис…

Сон, как рукой, сняло! Чувствуя покалывания в висках, предупреждающие о начинающейся головной боли, я верил и не верил в то, что только что придумал сам…

(1) — об этих событиях рассказывается в 1 части "Любовь на руинах"

46. Милана

— Отец, отпусти меня!

Мне хотелось плакать, рыдать, свернувшись калачиком в своей комнате, желательно укрывшись с головой одеялом, но отец заставлял рассказывать, добивался каких-то ответов. Я не хотела слушать, я не хотела никого видеть. В душе бушевал настоящий ураган чувств, главным из которых было ощущение потери, безумного горя, будто бы я потеряла самого дорогого человека! Предатель… обманщик… люблю все равно!

— Милана, дочка, сегодня ты точно никуда не поедешь! Уже поздно, уже ночь. Я не могу заставлять своих ребят, только вчера прибывших из поездки, вновь куда-то собираться.

— Я сама!

— Ты сейчас говоришь глупости. Я тебя одну ночью никуда не отпущу. Сама понимаешь! Куда ты собралась? К Пророку? После того, как чуть его не убила? Ты уверена, что он захочет тебя видеть?

Каждое его слово словно ножом разрезало мне сердце! Не захочет… А потом, сразу же мысль о том, что я могла повредить ему что-нибудь, сломать ребра, как минимум! И я снова подхватывалась, чтобы бежать… ночью… в другой город! Только чтобы убедиться, что мой Женечка жив! А отец, словно маньяк какой-то, не обращая внимания на мои чувства, "поворачивал нож в ране":

— За что ты его так? Неужели случайно задела?

— Нет. Не случайно. Его хотела ударить в первую очередь. Остальных так… по инерции.

— Да за что? Он же любит тебя, глупую! Спасать рванул в Москву, не раздумывая, не позволив мне даже за бойцами вернуться — время терять не хотел! Да он сам не свой был — по ночам вокруг машины ходил — спать не мог! Ты же у меня такая чуткая, такая добрая девочка! Как ты могла?

— Отец, прошу тебя-я, не на-адо! Мне больно! Мне плохо! Он сказал, что на опыты Земцову отдаст нашего ребенка!

— Кого? Какого ребенка? — метавшийся по комнате отец, вдруг остановился, как вкопанный, пытаясь осознать весь масштаб трагедии, приключившийся с его дочкой. — Я так понял, что вы не… О, Леночка, как мне тебя сейчас не хватает!

Его лицо исказила настоящая мука. И я хотела броситься к нему, обнять, успокоить. Моего единственного родного… Но тут вдруг мой мозг пронзила мысль — как смею Я устраивать сцены ЕМУ? Да разве я знаю, что такое боль? Да разве я теряла когда-нибудь кого-то настолько близкого? Мать? Да. Но я была ребенком и боль в процессе взросления стерлась, уменьшилась, потому что у меня осталось не так уж и много воспоминаний о ней. А еще потому, что он, мой отец, сделал всё, чтобы заменить ее мне в то время, как сам потерял свою единственную, свою любимую! А я? Мой-то любимый жив! Я ценить должна каждую минуту, проведенную рядом с ним! В который раз сделала шаг к двери, но вновь была остановлена отцом:

— Присядь, сумасшедшая девчонка! Столько лет я воспитывал в тебе выдержку и всё коту под хвост! Головой. Головой думай! И объясни мне, наконец, всё, иначе я за себя не отвечаю — посажу тебя под замок и будешь сидеть, пока не наберешься ума-разума!

Я послушно села на его кровать. Отец устроился рядом.

— Папа, я не беременна. Наверное, — говорить с ним на эту тему было стыдно настолько, что глаз поднять я не могла. — Но они говорили о наших будущих, о возможных детях. Он согласился, чтобы над ними Земцов ставил эксперименты, чтобы убивал!

— Возможно, так нужно было сказать, чтобы спасти вас? Возможно, Пророк хотел обмануть его, усыпить бдительность? Ты об этом подумала? При том, что данные дети, ваши с ним дети, существуют пока только в теории, такое обещание Женя вполне мог дать, надеясь дальше как-нибудь выкрутиться, как-то спасти тебя же, дурочку! Ты понимаешь это?

Я и сама уже давно думала именно так. Когда первоначальный запал прошел, я всё поняла. Хотя из вредности что ли, всё еще пыталась убедить себя саму, что он — предатель, что обманул меня. Теперь я боялась только одного — что Женя меня никогда не простит! А он не простит — это точно…

Я сцепила зубы, сжала кулаки, но в носу предательски защипало, слезы потекли по щекам, а из горла так и рвалось горькое: а-а-а!

— Девочка моя, милая моя, — всё поняв, всё почувствовав даже раньше меня самой, отец крепко прижал к своей груди. — Я с тобой, слышишь? Всегда с тобой. Он простит. Он поймет. Он придет к тебе. И всё еще будет. И ты будешь счастлива, потому что вы предназначены друг для друга. И детей своих, которые обязательно будут, он ни за что не отдаст так же, как когда-то я не отдал тебя. Я ведь сделал все, чтобы спасти, чтобы спрятать от Земцова, даже Леночка поверила в то, что тебя больше нет. Да, дочка, тогда я причинил ей ужасную боль. Но другого пути просто не было. Я отдал тебя чужим людям, потому что сам не мог защитить — меня посылали на задание в другую страну и ослушаться, не выполнить приказ, означало — навсегда потерять вас обеих.

— И что ты сделал? — я, слушала затаив дыхание, потому что он впервые заговорил об этом.

— У меня был друг, девушка, умевшая ходить по стенам, — отец ласково улыбался, вспоминая о ней. — Снежка проникла в помещение, где содержали детей, взяла тебя и три года прятала в глухой деревушке у дальних родственников.

— Что с ней случилось?

— Ее нашли. Таким, как мы не позволяли уйти из проекта. В контракте был пункт, подразумевающий расторжение договора, но на деле только одна причина считалась возможной для этого — смерть Мы, простые участники, не сразу поняли это, а когда поняли, стали пытаться покинуть проект любыми способами. Но каждого, сумевшего сбежать, разыскивали. Снежка хорошо пряталась — три года не удавалось напасть на след. Но потом все-таки…