Отчаяние
Шрифт:
– Я недолго.
Пытаясь собраться с мыслями, я бесцельно бродил по лагерю. И не думал, что еще так рано. Едва минуло девять. А холод-то какой собачий! В большинстве палаток еще горел свет, но проходы между ними были пусты.
Акили – орудие экстремистов, совершающее политические убийства? Бессмыслица какая-то. Зачем тогда было так стараться вырваться с рыболовного судна? Но сомнение теперь заставляло на все взглянуть в новом свете, словно само мое неверие – уже катастрофа, неменьшая, чем возможность того, что я окажусь прав. Как случилось, что мы столько пережили вместе и лишь сегодня, проснувшись бок о бок с Акили, я задумался: а не ложь ли
Я дошел до южной оконечности лагеря. В направлявшейся к северу колонне беженцев эта группа, наверное, была последней: до горизонта, насколько хватало глаз, – ничего, лишь голый известняк.
Я помедлил, не решаясь повернуть назад. Но, блуждая меж палаток, я чувствовал себя едва ли не шпионом; и вернуться к Акили, к теплу любимого тела, к надежде, которую, казалось, сулит близость, не мог. Полчаса назад я на полном серьезе обдумывал перспективу перехода в асексуалы. А что? Прочь гениталии, долой парочку сгустков серого вещества – и всех моих бед как не бывало. Нет, надо бы прогуляться. Побыть одному.
И я зашагал по залитой лунным светом пустыне.
Там и тут поблескивали прожилки минералов-примесей; теперь, когда смысл этих иероглифов отчасти открылся мне, земная поверхность казалась трансформированной, испещренной письменами, хотя при всех моих новообретенных познаниях большинство этих разводов ни о чем не говорило – так, случайные загогулины.
Покинутый город утонул во тьме – или скрыт из виду холмами. Там, к югу, у горизонта – ни искорки света. Воображение рисовало картины: вот логово в самом центре города извергает все новые стаи невидимых насекомых… Да нет, знаю же – там, в лагере, нисколько не безопаснее, и убивают они лишь на виду, для устрашения. В одиночестве я не представляю для них никакого интереса.
Вдруг показалось, что земля содрогнулась; толчок был до того слаб, что я тут же усомнился – а был ли он на самом деле? Неужели обстрел продолжается? Я полагал, что все ушли, город брошен на милость победителя – но, может, горстка несогласных осталась вопреки плану эвакуации? Или в каких-нибудь убежищах укрылось ополчение, и вот, наконец, начался настоящий бой? Печальная перспектива. На успех им рассчитывать не приходится.
Снова толчок. Направление взрыва определить не удавалось – никаких звуков до меня не доносилось, лишь вибрация. Я повернулся, оглядывая горизонт в поисках клубов дыма. Может быть, теперь обстреливают лагеря? Утром белые султаны дыма над городом виднелись за километры – но по раскинутым в поле палаткам стрелять станут другими зарядами, и эффект от них будет иной.
Я все шел на юг, надеясь, что вдалеке замаячит наконец город, и окажется, что стрельба там. Пытался представить себя на войне, как свои пять пальцев знающим мириады способов умерщвления… Воображал, что передаю – тем сетям, которым дела нет до моих фальсификаций, – материалы с собственными квалифицированными комментариями насчет «характерных звуков, с которыми поражает цель самонаводящаяся ракета китайского производства», или «безошибочного визуального распознавания наземного взрыва от сорокамиллиметрового технологического орудия».
Что-то слишком уж стал я смиренным. Технолиберация, развенчание генетического законодательства, счастье, асексуальное блаженство… не многовато ли иллюзий за последние три дня? Пора очнуться. Всемирное умопомешательство докатилось наконец и до Безгосударства – так, может, отстраниться, пораскинуть умом, попытаться отвоевать у этого дурдома хоть какое-то подобие жизни? Нынешняя оккупация не более
трагична, чем тысячи былых кровавых нашествий – а они всегда были неизбежны. Так или иначе, любую из известных человеческих цивилизаций всегда сопровождали войны.«В гробу я видал любую из известных человеческих цивилизаций», – не слишком убежденно прошептал я вслух.
Земля взревела и отшвырнула меня прочь.
Поверхность рифового известняка мягкая, но летел я лицом вниз. Разбил в кровь, а может, и сломал нос. Изумленный, задыхающийся, я поднялся на четвереньки, но земля еще тряслась, встать на ноги я не решался. Я огляделся, ища каких-нибудь видимых признаков повреждений. Ничего. Ни вспышек, ни дыма, ни воронки.
Новая напасть? После невидимых роботов – невидимые бомбы?
Я выждал, стоя на коленях, потом нетвердо поднялся на ноги. Земля под ногами по-прежнему ходила ходуном. Я описал неровный круг, вглядываясь в горизонт, все еще не в силах поверить, что вокруг – никаких признаков взрыва.
Воздух скован безмолвием. Грохот издавали сами скалы. Подземный взрыв?
Или подводный, в основании острова?
А может, вообще никакой не взрыв…
Земля снова вздрогнула. Я грохнулся, вывернув руку, но боли не почувствовал – все ощущения затмил панический страх. Я впился ногтями в землю, стараясь найти в себе силы преодолеть инстинкт, повелевающий: «Лежи! Не вздумай двинуться с места!» Не встану, не ринусь что есть духу через содрогающееся мертвое коралловое поле – я погиб.
Бандиты уничтожили литофилы, благодаря которым рифы держались на плаву. Вот почему нас выгнали из города: в неприкосновенности сохранится лишь центральная часть острова. Без поддержки подводной скалы все периферийные участки уйдут под воду.
Я повернулся, пытаясь разглядеть, что с лагерем. Оранжевые и голубые квадраты безучастно глядели на меня. Палатки в основном целы. Бегущих по пустыне людей пока не видно – слишком мало времени прошло, но о том, чтобы бежать назад, предупреждать – даже Акили – не было и речи. Водолазы, уж конечно, разберутся, что происходит, еще быстрее, чем я. Так что единственное, что мне оставалось, – спасаться.
Кое-как поднявшись на ноги, я бросился бежать. Одолел лишь десяток метров – и опять меня швырнуло наземь. Я встал, сделал три шага, подвернул лодыжку и снова упал. Мучительный непрекращающийся хруст разрушающихся рифов отдавался в голове, проникал до костей, резонировал – подземное царство рушилось и тянуло меня вслед за собой на погибель.
Я полз вперед, крича что-то нечленораздельное, обмирая от ужаса: вот сейчас хлынут океанские волны, затопляя погружающиеся рифы, сметая людские тела, отбрасывая их на сушу, швыряя на рушащуюся земную твердь. Я оглянулся на безмятежно раскинувшийся палаточный городок, уцелевший, но никому больше не нужный; мозг разрывал грохот: казалось, стенает весь остров. Еще несколько минут – и все это поглотит потоп.
Я снова встал, несколько секунд бежал – над головой качались звезды, – потом тяжело плюхнулся на землю. Швы разошлись. Из-под повязки сочилась теплая кровь. Зажав уши, я немного передохнул. Впервые закралась мысль: а может, плюнуть на все и спокойно дожидаться смерти? На каком расстоянии я от подводной скалы? Насколько затопит сушу океан, даже если я доберусь до твердой земли? Я ощупал карман, в котором лежал ноутпад. Добраться бы до GPS, посмотреть карты, принять хоть какое-нибудь решение! Я перекатился на спину и расхохотался. В небесах, будто при ускоренной перемотке, дрожали звезды.