Отчаяние
Шрифт:
Я спросил, почему он(а) не упомянул(а) при Саре об эпидемии смешения.
– А вдруг она восприняла бы это достаточно серьезно, объявила бы на весь мир, а тогда – паники не миновать.
– А тебе не кажется, что люди будут меньше паниковать, зная причину?
Акили фыркнул(а).
– Даже ты не веришь моим объяснениям причин. Так чего же ждать от остальных, кроме непонимания и истерии? Так или иначе, после момента «Алеф» «жертвы» во всем разберутся куда лучше, чем им разъяснит любой, до кого смешение еще не докатилось. И тогда проблема паники вообще не возникнет: Отчаяние исчезнет само по себе.
Неподдельная убежденность звучала в этих словах – лишь на последней фразе голос Акили дрогнул.
– Так почему же, – осторожно начал я, – умеренные воспринимают ситуацию настолько превратно?
Акили смерил(а) меня долгим тяжелым взглядом – до сих пор окончательно не решил(а), насколько мне можно доверять.
– Я не могу утверждать, что они ошибаются насчет раскручивания клубка. Надеюсь, что ошибаются, но наверняка не знаю.
– То есть, – поразмыслив, продолжал я, – искажений в смешении до момента «Алеф» может оказаться достаточно, чтобы до поры до времени предотвратить раскручивание, – но как только разработка ТВ будет завершена?..
– Именно.
Стало как-то не по себе – скорее от непонимания, чем от страха.
– И ты все равно пытаешься защитить Мосалу? Полагая, что, возможно, ее работа может положить конец всему?
Акили глядел(а) в пол, силясь подыскать нужные слова.
– Если это действительно произойдет, мы даже не успеем понять, в чем дело. Но все равно, на мой взгляд, убивать ее недопустимо. Разве что раскручивание было бы неоспоримо доказано, и другого способа предотвратить его не существовало бы. Но исходить из ничем не подтвержденной вероятности конца света нельзя. Сколько людей можно убить, руководствуясь подобной причиной? Одного? Сотню? Миллион? Все равно, что пытаться манипулировать бесконечно тяжелым телом, закрепленным на конце бесконечно длинного рычага. Сколько ни вычисляй, все равно ясно, что ничего хорошего не выйдет. Только и остается – признать поражение и ретироваться.
Не успел я ответить, как ожил Сизиф:
– Думаю, тебе это будет интересно.
У побережья Новой Зеландии перехвачено рыболовное судно умеренных. Следующий кадр: пленники в наручниках, потупив взгляды, гурьбой сходят с патрульного катера на освещенный прожекторами пирс. Вот Пятый, Джорджио, что читал мне лекцию о раскручивании клубка. Двадцатая – это она не отпустила меня с записями их откровений в утробе. Остальных моих знакомцев, правда, что-то не видать.
Следом – моряки, несут на носилках трупы. Тела покрыты простынями, однако Третьего, у-мужчину, ни с кем не спутаешь. Комментатор рассказывает о групповом самоубийстве. Среди имен умерших от яда упоминается Элен У.
В первый момент я возликовал. Взяли! Поделом! Пусть фанатики предстанут перед судом! А потом представил себе, что в последние минуты творилось в их душах. Может быть, они видели сообщения о бреде больных Отчаянием – и кто-то из них заключил, что раскручивание неизбежно; кто-то – что теперь оно невозможно. А может, просто увидели наконец в истинном свете все свои головоломные умопостроения вместе с последствиями и ужаснулись: что же они сотворили!
Не мне их судить. А довелись самому уверовать в то, во что верили они, – как стал бы я выкарабкиваться из этого кошмара? Наверное, не жалея сил, пытался бы обосновать несостоятельность антропокосмологии как таковой… Ну а не получилось бы? Исполненный смирения (или непростительной безответственности), ушел бы в тень, опустил руки, не стал бы ввязываться?
А за стенами палатки хохотала ликующая толпа. Кто-то на секунду врубил музыку до отказа – мелодия превратилась в безумную басовую какофонию, грохот сотрясал землю.
Акили держал(а) совет с собратьями-ортодоксами. Кому-то удалось проникнуть в компьютерную систему ВОЗ и добыть последние, еще не опубликованные, данные о распространении Отчаяния.
– Девять тысяч двести случаев, – судорожно вздохнув, он(а) глянул(а) то ли в панике, то ли в каком-то опьянении, точно в невесомости, – Втрое за два дня. И ты по-прежнему считаешь, что это вирус?
– Нет, – Мне самому стало ясно, что, даже не будь этой необъяснимой вспышки эпидемии, моя гипотеза о нейроактивном мутагенном биологическом оружии направленного действия не выдерживает критики, – И все же не исключено, что мы оба ошибаемся?
– Возможно.
Я
помедлил.– Если сейчас такие головокружительные темпы, то что же будет после момента «Алеф»?
– Не знаю. Может, выкосит всю планету за неделю. Или за час. Чем быстрее, тем лучше – меньше придется страдать людям, которые видят, как наступает эпидемия, но ничего не могут понять, – Он(а) закрыл(а) глаза, хотел(а) было спрятать лицо в ладонях, но, сдержав себя, сжал(а) кулаки, – Только бы все обошлось. Если от истины нельзя отмахнуться, пусть уж она будет приятной.
Я подвинулся ближе, обнял Акили и стал баюкать, тихонько покачиваясь.
Сара явилась почти минута в минуту, уселась на мою дорожную сумку, и мы принялись рассказывать, глядя в ее глаза-объективы. Временами приходилось кричать; но ничего, программа отнесет гомон празднества к атмосферным шумам.
Нас с Сарой связывало лишь шапочное знакомство – до сего момента лично общаться нам приходилось раз десять, не больше; но в этой палатке она для меня олицетворяла иной мир – лежащий за пределами Безгосударства, мой былой мир, до конференции; вот оно – живое доказательство существования нормальной жизни. И ее появление во плоти враз вернуло на круги своя все в моем сознании: снова я утвердился в мысли, что Акили ошибается. Ничего сверхъестественного в Отчаянии нет – эпидемия, ничем не отличающаяся от холеры. Вселенная никак не зависит от человеческих умопостроений. Законы физики – вплоть до постулатов, на которых зиждется ТВ, – непреходящи и непреложны вне зависимости от того, познаны они или нет.
И хотя передавать нас в живом эфире никто не собирался, она принесла с собой свою аудиторию. Десятки миллионов глаз будут смотреть на меня – мог ли я мыслить иначе, чем от меня ожидают? Мог ли не покориться силе этого единства, мог ли пойти вразрез?
Кажется, вздохнул(а) свободнее и Акили: то ли присутствие Сары подействовало так умиротворяюще, то ли просто помогло отвлечься.
Сара ловко направляла наш рассказ в желаемое русло: Вайолет Мосала – жертва антропокосмологии. Давая показания Джо Кепе, я придерживался лишь голых фактов; в сегодняшнем же интервью в центре внимания оказались морально-этические и философские аспекты заговора антропокосмологов. Мы оба – и я, и Акили – рассказывали о событиях на рыболовном судне, об оголтелом фанатизме умеренных в таком тоне, будто ни на секунду не закралось в наши души сомнение в том, что не только их насильственные методы, но и само мировоззрение ничего, кроме презрения, не заслуживает, будто уж нам-то самим ничего подобного в жизни в голову бы не пришло.
И все это стало сюжетом программы новостей. Все это стало историей. Сара работала безупречно – однако, записывая нашу беседу, мы – все трое – вовсю старались истребить малейший намек на невысказанный страх, малейшее колебание: лишь бы не усомниться, что мир может хоть в малой степени отличаться от своих бледных компьютерных имитаций.
Мы почти закончили – я уже собирался перейти к рассказу о событиях в больнице, – когда зазвонил мой ноутпад. Зазвонил особой трелью, означающей, что принять вызов можно лишь наедине. Ответь я, и коммуникационная программа автоматически перейдет в режим секретной связи; но, если в пределах слышимости датчики ноутпада обнаружат посторонних, связь прервется.
Извинившись, я вышел из палатки. Усеянный звездами небосвод понемногу серел. С площадки за торговыми палатками неслись смех и музыка, в лагере все еще было людно, но я отыскал уединенное местечко.
– Эндрю? – услышал я голос де Гроот, – С вами все в порядке? Вы можете говорить?
Вид у нее был загнанный и напряженный.
– У меня все отлично. Немного потрепало во время землетрясения, вот и все, – Я медлил, не решаясь задать вопрос.
– Вайолет умерла. Минут двадцать назад, – Голос ее сорвался, но она взяла себя в руки и устало продолжила: – Никто так и не знает, от чего. Один из антивирусных препаратов подействовал вроде ловушки – возможно, его преобразовал в токсин какой-то фермент; обнаружить его не удалось, наверное, концентрация была слишком низка, – Она тряхнула головой, словно не в силах поверить собственным словам, – Они превратили ее тело в минное поле. Что она им сделала? Чем заслужила такое? Всего лишь пыталась докопаться до каких-то истин, хотела что-то узнать о мире.