Отчаянные меры. Драгоценный груз. Сущность зла
Шрифт:
– Разве не ты заставил меня пройти через всю эту грязь, весь этот ужас на «Хергест Ридж»? Ты сам пошел на это, Диксон. Потому что ты не мог жить после войны – но так у тебя оставалась надежда – жить и в послевоенное время. Куда легче – жить в моем теле и не отвечать за поступки, которые совершаешь!
– Я мертв. Меня больше нет. Я только кажусь тебе.
– Знаю, – оборвал его Герцог. – Но ведь смерть – это еще не все. И это узнаешь только там, разве не так? Что же это, если не твой второй шанс?
– Нет, – откликнулся Диксон. – Это я – твой второй шанс.
–
– То, что я сделал, может оказаться важным для тебя, только если ты научишься этому.
– И что же это? – воскликнул Герцог.
Диксон задумчиво потер глаза и снова стал исчезать.
– Нет! – приказал Герцог.
Изображение подчинилось.
– Я прекрасно владею собой, Эрик. И теперь ты мне расскажешь все, что с тобой случилось.
Диксон демонстративно стряхнул пыль с рукавов униформы.
– Это ты расскажешь мне. Герцог снова закрыл глаза.
– Рэй. Она просила попытаться спасти его. Говорила, что пыталась сама спасти его. Пыталась удержать его от...
– ...тебя самого, – нашелся Герцог. – Как и Фортунадо.
– Нет. Не как Фортунадо.
– За деньги Максимилиана Барриса.
– Терминальная анестезия.
– И почему же ты не позволил Рэй сделать то, что она хотела – спасти тебя?
– Разве не ясно, Герцог? Потому что у нее могло это получиться. У нее обязательно получилось бы. Потому что потом я в самом деле мог прожить долго, как распоследний сукин сын – жить без того, что делало меня счастливым: без охоты на арколианцев. Да я был бы после этого просто ублюдком!
– Но она любила тебя, Эрик.
– И я любил ее, Герцог. Даже, может быть, больше, чем любил Лей Бранд. Я не мог сделать этого для нее. Я заставил ее постричь волосы и одел, как Лей, чтобы не забыть никогда. Но куда легче оказалось пить.
– И еще легче – убить себя.
– Понимаешь, Герцог, для меня это было важно. Всю жизнь я был в центре внимания, самовлюбленный пилот-герой. Женщины, слава, деньги – все падало к моим ногам. И я поставил жизнь Рэй во главе моей собственной. Я никогда не сделал бы этого для Лей. И это оказалось трудней, чем привести второй эшелон к Беринговым Вратам. Это был самый смелый поступок в моей жизни.
– Но смелый человек не боится жизни и не прячется от нее за бутылкой.
– Это уже не имеет значения. Гораздо важнее то, что ты стал теперь сильнее. И получил контроль надо мной. Теперь не я управляю тобой, а совсем наоборот. Осталось еще одно. Ты должен убить меня, Герцог.
Герцог тут же нашел в себе силы рассмеяться.
– Ты хочешь, чтобы я надавил спусковой крючок в твоем револьвере? Что за малодушие, Эрик? Ты не смог смотреть в лицо жизни, а теперь не можешь заглянуть в глаза смерти? И теперь, когда тебе дан новый шанс, как ты его используешь? Хочешь, чтобы я убил тебя? – он решительно покачал головой. Если ты собираешься трусливо сбежать, я тебе не помощник. Эту грязную работу возьми на себя, уж будь так любезен.
– Ты не понимаешь, Герцог. Я достиг конца. Я устал. В этой
жизни уже нет людей, которых я любил.– Но кто тебе мешает любить? Люди не изменились, Эрик, и, поверь, они ничуть не хуже тех, что были. Может быть, стали чуть-чуть лучше. Ведь мир идет к добру, не так ли?
Последовало молчание. Изображение Диксона, казалось, замерло, как на снимке.
– Да и потом, тебе легче уйти самому, ты ведь уже прошел через это?
И на эти слова также не поступило ответа.
– Что случилось? – спросил Герцог. – Ты не можешь ответить и подтвердить свои слова?
Казалось, силуэт выпрямился в полный рост и стал вытягиваться, напрягаясь, как тетива растянутого лука, лицо распухло, плечи расправились, грудь выкатилась колесом. Затем послышался металлический щелчок, и все погасло.
– Эрик?
Дверь зашипела. В камеру заглянул охранник с оружием наготове. Герцог заметил, что на этот раз был не парализатор, а автоматический пистолет.
– Арбор, – сказал охранник. – С вещами на выход. Пойдем со мной.
Герцог зашарил глазами по камере. Диксона и след простыл.
– Вылезай отсюда, – проревел охранник.
Пожав плечами, Герцог вышел в коридор. Охранник указал стволом путь, и Герцог последовал в этом направлении. За его спиной с ледяным спокойствием захлопнулась дверь камеры, которую навсегда покидал очередной постоялец.
– Что происходит?
Вместо ответа между лопаток уперся ствол.
– Но я имею право знать!
– Мистер Баррис хочет тебя видеть.
Герцог вздохнул. Нельзя сказать, чтобы облегченно.
– Поздновато для нанесения визита, не кажется?
Стражник не отвечал.
– Нет, в самом деле, что происходит?
– Ты заложник, – сказал охранник.
Герцог остановился и повернулся к охраннику:
– А кем же я был до этого? Художником?
– Шевели поршнями.
Снова пожав плечами, Герцог подчинился.
– Баррис хочет, чтобы ты сидел у него в офисе. На всякий случай, недобро рассмеялся охранник. – Твой друг, заморский купец, пришел выкупать вас с арколианцем. И платить собирается пулями. Ведь еще не напечатали столько денег, чтобы Баррис согласился отдать арколианца.
При слове «арколианец» Герцог замер.
– Давай, пошел! – прикрикнул охранник сзади. – Поторапливайся!
Герцог попытался подчиниться, но не получалось. Его ноги словно парализовало, воздух замер в груди, и он даже не мог объяснить стражнику, что произошло.
– Я сказал – пошевеливайся!
Ствол уткнулся между лопатками. Воздух в груди был уже готов взорваться, когда свет в коридоре погас, и взревела сирена аварийной сигнализации.
– Какого черта...
Герцог беспомощно дернулся вперед: шаг, другой...
– Нет! – закричал он.
Он как-то странно припал на колено и стал перекатываться. Правая нога сама выбила пистолет из руки охранника. Оружие ударилось о стену, а на место ноги был выброшен локоть, нацеленный в шею. Ловкое движение перехваченным запястьем – и вот пистолет уже направлен на охранника.