Отчего мы, русские, такие?
Шрифт:
С.: – Большая часть русской элиты самоутверждалась только в обладании дорогими материальными ценностями и в роскоши.
Р.: – В годы правления императоров Александра III и Николая II один из самых вопиющих парадоксов состоял в том, что Россия бурно развивалась, но при этом не имела будущего. Особенно страдали разночинцы, которые чувствовали себя маргиналами. Они занервничали, что их могут бросить идущие впереди предприимчивые люди, которым до разночинцев дела нет, заметались, бросились к народу, но тот их не понял. Крестьяне воспринимали пришельцев с подозрительностью, иногда даже передавали их в руки властей. Неудивительно, что так называемое бурное развитие капитализма сопровождали погромы, террористические акты, убийства. Государственную Думу превращали в откровенный балаган. Ни у кого не было понимания национальных задач России, в том числе в тогдашней столице: в С.-Петербурге –
С.: – Часто говорят, что до 1917 года Россия успешно развивалась, а революция это развитие остановила. И основные причины кризиса видят кто в слабости царя Николая II, кто в Первой мировой войне, кто в заговоре немцев, австрийцев или англичан, кто в земском самоуправлении, которое использовали оппозиционные партии, а кто в одержимости и наглости большевиков.
Р.: – Это всё – сопутствующие причины. А главная причина трагедии 1917 года – в вопиющей неоднородности, расслоении российского общества по всем параметрам: экономическому, культурному, социальному, а прежде всего – психологическому, когда одни других «за людей не считают». Главную роль сыграл огромный перепад по «вертикали» в самоощущении и самооценке разных слоёв общества. Малая часть русского народа была обеими ногами в Европе, в капитализме, а большинство его – в первобытно-общинном древнем прошлом. И эти
чрезвычайно далеко отстоящие друг от друга группы населения России по недоразумению считались одной нацией.
Большевикам решить вечную проблему раздела нации минимум на две части не удалось.
С.: – Да они её по-серьёзному и не решали! Жестокостью вообще ни одной проблемы не решить. К власти пришли амбициозные, бескомпромиссные, а главное – более агрессивные особы, чем помещики, купцы, капиталисты и прочие предприимчивые люди. Кузнецы и дворники, надев кожаные тужурки, почувствовали себя хозяевами положения. А поскольку в спор вступили люди прежде неимущие, орудием борьбы стали не деньги, а ружья и наганы. Основной же ценой стала кровь. Функционеры выпрыгивали наверх путём силового захвата учреждений и руководящих кресел. Новоиспечённые партийные боссы стали занимать помещичьи усадьбы.
Р.: – Из ленинской большевистской затеи потому ничего хорошего не вышло, что удар в 1917 году пришёлся по имущественному расслоению, а корни поляризации, лежащие в социально-психологической сфере, остались. Осуществив интенсивное перемешивание населения, большевики «вертикальное» психологическое расслоение народа не уменьшили, а даже в чём-то его усугубили. Очень быстро от масс оторвалась партийно-бюрократическая верхушка, образовалась советская буржуазия, высшая «каста». Хотя поначалу захватившие власть в октябре 1917 года «народные комиссары» бравировали происхождением из бедняков, провозгласили всеобщее равенство, тем не менее с первого дня советской власти начали обособляться «товарищи», которым хотелось быть равнее всех. Уже в 1918 году они ввели категорию людей под названием «лишенцы», то есть не имеющих гражданских прав. Далее в разряд «неправильных» попадало всё больше граждан. Выстраивая новую «вертикаль», комиссары и секретари в стремлении утвердиться в своём превосходстве над всем обществом набрали такую скорость, что в конце концов оторвались от него даже больше, чем знать в царское время. В итоге русский народ потащил социально-культурную, а вместе с ним и психологическую раздробленность дальше в советский период, а в конце ХХ века – в начале XXI века она даже усилилась.
С.: – С одной стороны, новые вожаки взялись за ликвидацию безграмотности и вообще повышение культурного уровня народа. Появились всякие ликбезы, рабфаки, дома культуры. Но вскоре им это надоело, и культура скатилась по финансированию на уровень «остаточного принципа». С другой стороны, «кухаркины дети» и сыновья сапожников понижали морально-этический уровень остальных соотечественников до своего невысокого уровня. Агрессивного, демонстративного высокомерия и хамства после 1917 года стало не меньше, чем раньше, а больше. Из народа уходило человеколюбие – неизменная плата за любое насильственное деяние. Секретари большевистской партии ввели ВКПб – Второе Крепостное Право большевиков, более жестокое, чем первое. Люди, попавшие в застенки и лагеря НКВД, превратились фактически в париев – низшую касту и рабов. Лишь после 1956 года колхозникам начали выдавать паспорта, что стало формальным сигналом к окончанию крепостной зависимости.
Р.: – Как подметил в книге «Номенклатура» М. Восленский, выходцы из крестьян составляли большинство в сталинской номенклатуре,
но именно они всячески притесняли представителей своего класса. «Враждебная отрешённость от своей прежней среды – характерная психологическая черта номенклатурных чинов, – делал вывод автор. – Номенклатура – класс деклассированных». По мере развития так называемого социализма утверждался и всё более обособлялся от народа «новый класс» – коммунистическая бюрократия, распоряжавшаяся всей национальной собственностью и обращавшая её в источник собственных привилегий.С.: – Решающим в оценке и продвижении людей в советский период было членство в КПСС.
Р.: – Скорее, наоборот: люди определённого склада характера шли в партию, поднимались вверх по партийной лестнице. А сейчас принадлежность к правящей партии уже не имеет такого решающего значения.
С.: – Нынешнее чиновничество унаследовало от помещиков любовь к безделью, многие из них лишь имитируют трудовую деятельность, а живут – как те баре и даже лучше. А трудящемуся человеку, особенно крестьянину, у нас всегда жилось скудно и трудно.
Р.: – Из чего можно сделать вывод, что это зависит не от режима – царского, большевистского или нынешнего, а от наших установок, следствие факторов, уходящих глубоко в психологию. Всё дело в гигантском разломе, о котором говорил И. Бунин. Например, чем объяснить рост у начальников и директоров количества всевозможных заместителей, помощников, кураторов, консультантов. Это – показатель значимости руководителя. Чем меньше руководитель занимается делами сам, чем больше функций передаёт подчинённым, тем более солидным он кажется всем вокруг и самому себе. Проявляется его снобистское представление о том, что негоже высокому начальнику «опускаться» до конкретного труда.
С.: – В 1991 году мы наивно думали, что, отвергнув коммунистическую идеологию, сразу встанем на правильный путь, начнём приводить народ к какому-то общему знаменателю. Надеялись, что в первую очередь будем избавляться от непомерно больших привилегий высшего чиновничьего аппарата. И чем попытка сделать равными стартовые возможности в итоге закончилась? Выпустили фантики под названием «Инвестиционный чек», в народе прозванные ваучерами, тут же их забрали так называемые чековые инвестиционные фонды, вместо них раздали акции – пустые бумажки, по которым издевательски сначала выплатили несколько копеек. И все мы очень быстро увидели, что разделение одного русского народа на два лишь усилилось, снова достигнув апогея в начале ХХI века. Одни неслыханно разбогатели, а другие опустились в жуткую нищету.
Р.: – В 90-х годах были ликвидированы символы и ритуалы коммунизма, и то не все. Но привычки людей, стереотипы поведения преодолеть не так-то просто, а быстро – и вовсе невозможно. С. Валянский и Д. Калюжный в книге «Понять Россию умом» напоминают, что русское общество имеет малый объём прибавочного продукта, и «после вычета того, что нужно производителю и его семье, он может отдать на нужды государства существенно меньше, чем граждане стран с меньшими издержками. Из этого следует, что аппарат управления на Руси должен быть существенно меньше, чем в других странах, либо норма его содержания должна быть другой. А у нас аппарат управления растёт, как на дрожжах, и обеспечение управленцы требуют, как во всём мире», – делают вывод авторы. Общество всё больше расползается на стабильно богатеющих, которых всё устраивает в покровительственной им политике властей, и беднеющих, у которых временами кипит разум возмущённый. А посередине, как у нас во многом, – провал, робко зарождающийся средний класс с неопределённой пока позицией, боящийся высказать её чётко и конкретно, по вечной русской традиции, ворчащий на кухнях.
С.: – Потому что у монопольной «вертикали власти» нет конкурентов и действенной оппозиции. Власть может позволить себе сколько угодно тратить средств на обслуживающий себя аппарат больших и маленьких начальников, а также сонма клерков. Причём попадает в число этих служак не абы кто. Вот и выросло количество чиновников в России за 10 лет более, чем на треть.
Р.: – С точки зрения меркантильных мотивов, вообще по отношению к осязаемым ценностям, население России можно разделить на четыре основные группы. Представители первой живут сегодняшним днём и жадничают, стараются не упустить случая прибрать к рукам всё, что плохо лежит, а по возможности и то, что лежит хорошо. Вторые живут бедно, но если бы смогли, тоже готовы были бы обогащаться беспредельно. Третьи, выиграй они хоть миллион, растранжирили бы его на гульбу с друзьями. Четвёртые пустили бы этот миллион почти целиком на благотворительные полезные дела для людей и для страны. Власть имущие таких бессребреников побаиваются: мало ли что они выкинут!