Отдана за долги
Шрифт:
— Пригласите Кострову Милану Владиславовну, — произносит судья, вырывая меня из потока бессвязных мыслей.
Стараюсь не подавать вида, но чувствую, что натягиваюсь как струна. От ожидания. Злюсь на себя за это. Но ничего не могу поделать.
В зал входит она. Я не видел ее с той самой встречи в коридоре.
Милана не смотрит на меня. Ровным голосом отвечает на вопросы судьи. А я опять все пропускаю мимо. Потому что вся моя концентрация сейчас только в глазах.
Глядя на Милану, ненавижу себя ещё больше. За слабость перед девчонкой. За желание
Был ли в ней кто-то за это время? Всего один вопрос, а я готов рычать. Даже не получив ответа. Рычать от одной мысли, что чей-то хуй терзал ее. Что чьи-то руки сжимали груди.
Нет, сука. Так не должно быть! Потому что…
— Гражданин Сатоев, — как будто ото сна будит меня голос судьи, — подтверждаете показания гражданки Костровой?
Да я ничего и не слышал. Встаю, чтобы ответить, а сам смотрю на Никиту. Он едва заметно кивает.
— Подтверждаю, — отвечаю уверенно.
Опять смотрю на Милану сбоку. Но она даже не шелохнется. Стерва. Уверен, что чувствует мой взгляд. Поправляет волосы за ушко, прикусывает губу. Но не поворачивается в мою сторону.
Судья отпускает ее и она, так и не взглянув на меня, садится в самом дальнем углу. Взгляд опускает в пол.
Мне дают условный срок. Судья завершает заседание. Никита поздравляет меня, а я ищу глазами Милану. Но ее уже нет.
Сбежала. Сучка. Так и не поняла, что от меня не сбежишь, если мне это надо. А мне надо?
60. Милана
После суда мне кажется, что наша жизнь входит в прежнее русло. Я даже перестаю оглядываться по сторонам, боясь наткнуться на жесткий взгляд холодных глаз.
Прочитав письмо Лейлы, у меня не осталось сомнений относительно того, как поступить. Я получила ответы на многие вопросы. Но одновременно на смену им пришли другие…
Я попыталась взглянуть на произошедшее и на Дамира с другой стороны. Мне показалось, что я поняла его поступки. Нет, не приняла их, но попыталась понять.
По сути, он очень несчастный человек. Со сломанной судьбой. Преданный когда-то и так и не сумевший простить.
Нет, я не оправдываю его. Но кажется понимаю причину.
Что я чувствую? Мне сложно определить это. Я все ещё боюсь этого человека, но память предательски перекрывает все плохое, что он совершил. Перекрывает воспоминаниями о том, что именно он спас меня. Сначала спас мою честь, а потом и жизнь. Как такое может быть?
Если он так ненавидит меня, то почему не дал мне умереть? Зачем спас?
Почему не рассказал следователю обо мне? Ведь если бы я сама не пошла давать показания, то Дамира посадили бы. Почему он решил не говорить обо мне?
Похоже, эти вопросы так и останутся без ответов. Пусть.
Главное, что все возвращается в привычное состояние. Папа работает, я учусь. Мама скоро приедет из больницы.
А я пытаюсь забыть. Вычеркнуть из памяти. И у меня обязательно получилось бы. Если бы он не напомнил о себе.
В один из
дней возвращаюсь домой из университета.— Милана! — слышу требовательный голос отца и, похоже, не совсем трезвый.
Иду к нему в кабинет.
Я права: отец сидит за столом. Перед ним — бутылка виски. Опять?
— Пап, что случилось? — с тревогой спрашиваю я.
— Ну, что, Милана, сделала доброе дело? Я же предупреждал тебя.
Отгоняю пугающие догадки.
— Я был сегодня у Сатоева, — хмуро говорит отец.
Хватаюсь за спинку стула. Кошмар из прошлого опять накрывает меня.
— Зачем? — охрипшим голосом спрашиваю неуверенно.
— Он пригласил. Я подумал, захочет извиниться. Заключить перемирие.
Отец налил виски и залпом выпил.
— А он дал мне двадцать четыре часа, чтобы погасить векселя.
Он тяжело выдыхает.
— Они у него. Понимаешь? — вскидывает на меня осуждающий взгляд. — В столе. Именно там моя дальнейшая судьба. И ваша с мамой тоже. У него в столе.
Закрывает глаза и качает головой.
— Я знал, что так будет. Этот человек ни перед чем не остановится.
Я растерянно смотрю в стену перед собой. Как? Как такое возможно? И отвечаю сама себе: «Ты рассчитывала на что-то другое? Что в его поведении дало тебе повод надеяться? Что?!»
И в моей голове сразу же возникает план.
— Пап, пойдём, — подхожу к отцу, — тебе надо отдохнуть.
Помогаю ему встать и веду в спальню. Укладываю в кровать и он почти сразу же засыпает.
Целую в щеку.
Я должна сделать это.
Отец прав. Это моя вина. Значит и исправлять ошибки тоже мне.
Возвращаюсь в кабинет, открываю сейф и беру оттуда папку и помятый конверт. Прижимаю их к груди, какое-то время просто стою и смотрю в окно. Без мыслей. Без ожиданий. И без надежды.
Вздыхаю и решительно выхожу из квартиры.
Я еду к Дамиру. Пора показать ему документы. Остановить его. Я должна хотя бы попытаться сделать это. У меня есть слабая надежда, что я смогу убедить его. Или…
Нет, об этом лучше не думать.
Такси без проблем пропускают на территорию, стоит мне назвать свое имя. Выхожу. Машина уезжает, а я ударяю рукой в дверь и она открывается. Не закрыто.
Осторожно захожу. Никого. Но он дома. Я знаю. Я чувствую.
И он появляется. Из темного коридора. Выходит ко мне, пугая. На нем лишь спортивные штаны. Невольно скольжу взглядом по открытой взору груди. Иду выше и упираюсь в пристальный взгляд холодных глаз.
— Что ты тут делаешь? — спрашивает, подходя ко мне. — Что тебе от меня надо?
Он чеканит каждое слово.
Ну, другого обращения я от него и не ожидала.
Сглатываю, откашливаюсь и говорю:
— Я пришла сказать «спасибо».
— Сказала? — чуть ли не рычит он и я вижу, как часто вздымается рельефная грудь. — Проваливай!
— Я должна ещё кое-что сказать те… Вам, — стою на своем я. — Лейла не виновата в том, что с Вами случилось…
— Я не хочу ничего знать, — с этим словами он разворачивается, показывая, что разговор закончен.