Отдай туфлю, Золушка!

— Никогда больше так не делай, девочка, — сухо посоветовал Чертополох.

— Почему?

— Это жалко и глупо. И нужно не уважать себя, чтобы вешаться на шею мужчине.

Что?!

— Я… но… разве мы с вами не в сказке? — потерянно заблеяла я, чувствуя, как щекам становится жарко.

— И в какой же? — процедил он.

— «Красавица и чудовище», — призналась я честно.

Мерзкая ночь. Мерзкое небо. И парк до безумия уныл и мрачен. Как и вся жизнь.

— Нет, — жёстко отрубил Фаэрт. — И даже если я — чудовище, то ты, девочка, не Красавица.

— Ясно.

Не буду плакать. И психовать тоже. К горлу подкатывала просто невыносимая горечь. Я отвернулась, подхватила юбки и пошла к себе. Он не стал окликать меня или останавливать.

Плевать. На всё плевать.

Я шла, и шла, и шла, а тропинка всё не заканчивалась. Она словно издевалась, вилась, как проклятая, между кустами. И всё же я добралась до комнаты, захлопнула за собой стеклянные двери, забралась в постель, не снимая туфелек, натянула плед. Уткнулась носом в подушку.

— Плевать. Нахрен всех, — прошипела, чувствуя, как дрожу.

Не хочу. Устала. Устала бороться, надеяться на что-то несбыточное. Устала всех понимать и жалеть.

Это — не мой мир.

Это — не моя жизнь.

Это — не я.

И мне снова вспомнился Марион, весёлый, взлохмаченный, с этими проклятыми ямочками, лукавыми глазами и…

— Иди нахрен, — посоветовала ему.

Любая дурёха…

Меня затошнило и едва не вырвало. Я резко села.

Ненавижу. Себя ненавижу. Нельзя быть настолько дурой. Это я Золушку считала глупышкой, да? Тварь. Я — тварь. И да, дура. Просто кромешная.

— Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть? — пробормотала я вслух. Просто, чтобы услышать хоть чей-то голос.

Перед носом что-то зажужжала Рапунцель.

— Потом, Мари.

Она выразительно села на антинаушник. Я отмахнулась.

— Извини.

Встала и снова вышла в сад. И снова вспомнила Мариона, и как он пел своим хрипловатым низким голосом: «Разбежавшись, прыгну со скалы». Сильно укусила себя за губу. Самоубийство — это глупо, да. Это — трусость. Факт. А я и есть — дура. И трусиха.

Не хочу жить. Просто не хочу.

Я устала.

Чтобы жить, нужно быть сильным и бороться. Я не сильная. Я только думала, что сильная.

Подхватив юбки и задрав их едва ли не выше колен, я направилась к ротонде. Помнится, там был крутой обрыв в бездну. Если прыгнуть головой вниз, как раз — оно самое. Я не обижалась на Мариона. В конце концов, он такой, какой он есть. Да и на Фаэрта не было смысла обижаться. Во всём, что произошло, я виновата сама. Ненавижу себя! Такие дуры не должны жить. В груди разгоралось чёрное пламя, поглощая меня без остатка.

Но, когда лунный свет озарил мраморные колонны, позади меня вдруг раздалось:

— Дрэз!

Я резко обернулась и увидела Гильома, который мчал ко мне, изо всех сил вращая колёса своего кресла.

— Дрэз, подожди!

Этот ещё здесь откуда?

— Я не хочу ни с кем разговаривать! — закричала я, пятясь. — Не хочу. Гильом, иди спать. Оставь меня, пожалуйста. Я хочу… подумать. Мне просто надо подумать.

— Ты хочешь покончить с собой, а не подумать, — резко возразил наследник короля.

Будь проклятая его проницательность! Я попятилась. До ротонды было совсем не далеко — шагов двадцать, не более. Но не убивать же себя на глазах бедного парня? Ему и так досталось по самое небалуй от жизни.

— Пожалуйста, Гильом, — простонала я.

— Хорошо, — неожиданно согласился он. — Я оставлю тебя. Даже зная, что именно ты собираешься делать. Но, Дрэз, сначала ты поговоришь со мной, ладно?

— А у меня есть выбор?

— Нет.

Я горько рассмеялась. Села на камень. Гильом подкатил и остановился в пяти шагах от меня, тяжело дыша. Вокруг него летала Рапунцель. Предательница.

— Послушай, Дрэз, самоубийство — это наибольшая глупость из существующих.

— А я — наибольшая дура из существующих.

— Ты — лучшая из девушек, которых я видел.

— Потому что ты их не видел, Гильом.

— Хорошо, — он наклонил голову и вдруг улыбнулся дружелюбно. И меня пронзило током. Как же эта улыбка была похожа на улыбку его брата! — Положим. Тут ты права. Хотя, до того, как оказаться в Вечном замке, я всё-таки видел достаточно много девиц.

— Ты был мальчиком, — устало выдохнула я.

— Ты настолько не хочешь выходить за меня замуж?

Я закатила глаза.

— Дело не в этом. Гильом, ты очень хороший парень. Куда лучше, чем твой брат. Братья. Уверена, ты станешь великим или просто очень хорошим королём. Второе даже предпочтительнее. Честно. Я просто устала от жизни. Знаешь, бывает такое: ты борешься, борешься, бьёшься, а потом просто… надорвался, устал.

— Знаю. Но ведь это проходит, Дрэз. Тебе всего лишь нужно отдохнуть. И поменьше общаться с Фаэртом. Он на всех убийственно действует.

Рапунцель что-то отчаянно запищала.

— Она называет его Волком, пьющим чужую кровь, — добавил Гильом. — Дрэз, я не знаю, почему ты в таком отчаянии. Но точно знаю, что в этом виноват Фаэрт.

— Твой дядя.

— Он не мой дядя. Никогда им не был.

— Все считают вас родственниками.

Гильом пожал плечами:

— Это ложь.

— Дело не в нём. Я ненавижу этот мир. Я ненавижу себя в этом мире. Я устала. Бесконечно. И ничего не хочу.

— Ты сдалась, — упрекнул он. — Да, устала. Но, Дрэз! Ты не должна сдаваться. Ради себя. Ради нас.

Я рассмеялась и встала. На плечи вернулась свинцовая тяжесть. Гильом молодец, он попытался. Он честно пытался мне помочь. Но слишком поздно.

— Ты сам сдался, — ответила мягко и усмехнулась. — Знаешь, я раньше тебя за это осуждала. А сейчас — нет. Я поняла. Так бывает. И в этом никто не виноват. Ты так же, как и я, просто надорвался. И это неважно, сколько тебе было лет. Просто однажды ты понимаешь, что жизнь не стоит того, чтобы за неё бороться. Прости. И да, ты обещал, что оставишь меня и не будешь мешать. Мы поговорили. Прости.