Отдел по расследованию ритуальных убийств
Шрифт:
Они прошли на кухню.
- Я вчера утром из Белграда прилетел. Прямо из аэропорта в наш монастырь заехал. Вот, братья тебе гостинцы передали.
Посмотрев на свой кухонный стол, Глеб присвистнул. Он весь был заставлен трёхлитровыми банками с компотами, маринованными овощами, солёными грибами. На банках лежал огромный каравай из монастырской пекарни.
- Мой руки, и помолясь, за стол!
- Так ты, дядя Миш за границей был? – спросил парень, уже сидя за столом.
Глеб незаметно для себя перешёл на ты. Год не виделись, отвык. Как же такого солидного дядьку и тыкать?
Они поужинали и переместились в гостиную, уютно расположившись в креслах перед телевизором.
- В Сербии и Греции по монастырям ходил с поручениями от нашего Владыки.
- Ну и как там?
- В сербах вера сильна, - начал рассказывать Михаил Анисимович. – А вот Церковь тамошняя слаба.
- Это как?
- А так, что к Причастию без подготовки пускают. Вечером винца выпил, мяса покушал, утром иди, причащайся.
- Да ну! – не поверил Глеб.
- Беседовали мы с местными батюшками, - вздохнул учитель. Они всё оправдываются тем, что паству потерять боятся, мол, католики кругом. А почему ты не спрашиваешь, чего это я в Москву притащился?
Глеб знал, что дядя Миша не любит столицу и называет её не иначе, как «вавилонской блудницей».
- А чего спрашивать, я и так знаю. Тебя ко мне в помощь прислали.
- В патриархии, Глеб, серьёзно озабочены этими убийствами. Считай, что меня назначили твоим напарником, прямо, как в американском кино. Возьмёшь в напарники?
- Я подумаю, - улыбнулся Глеб.
– Договорились. Ну, что, спать? У тебя на антресолях, помнится, раскладушка была.
Иосиф
Он ещё раз проверил заплечный мешок. Молоток, гвозди, моток крепкой шёлковой верёвки – всё на месте.
На пустынной улице сильный ветер гонял капли редкого дождя. «Дул, как всегда октябрь ветрами», – вспомнились слова большевистского поэта.
Ему нравился этот закованный в гранит город. Названный в честь привратника райских ворот, он совершенно не походил на преддверие Рая. Мрачный, серый с нависшими свинцовыми тучами – этакий вертеп грешников, сосуд людских пороков. Хотя Мессир предостерегал, что здесь живут люди сильные духом. Семьдесят пять лет назад город был окружён вражеской армией. Закончилось продовольствие, и жители умирали сотнями каждый день прямо на улицах от голода и холода. Умирали, но не сдавались. И что самое главное, им в этом апокалипсическом кошмаре удавалось оставаться людьми, не превратиться в стадо обезумевших животных. В конце концов, враг отступил, так и не сумев взять город.
Рядом с визгом остановилась полицейская машина. Из салона через полуоткрытое окно на него настороженно смотрел мордатый сержант.
Здешние стражи порядка ему тоже нравились. Они презирали людей, которым должны были служить. С ними было можно договориться или купить. Они так не походили на тех сериальных, которых показывали каждый день по местным телеканалам. Хитрых, но неподкупных. Так не бывает. Хитрость – глупость ума, говорил ещё Платон. А он знал, что говорил, ибо был дешевле истины.
– Куда путь держим? – спросил сержант.
– Домой иду
с работы.– Ни хрена, у тебя работа! Время-то за полночь.
– У меня заказ. Хозяева сказали, пока всё не сделаешь, домой не пойдёшь.
– А где живёшь-то?
– На Дыбенко.
– Ого, далеко забрался! Метро через полчаса закрывают.
– У меня друг на Некрасова живёт. Обещал пустить на ночлег.
Сержант, чья комплекция оказалась под стать физиономии, кряхтя, выбрался из машины.
– Документы.
- Пожалуйста, - он протянул паспорт.
- Рюкзачок свой открой. Запрещённые предметы есть?
- Ну, что вы, какие запрещённые? Вот, смотрите, инструменты.
- Ты плотник что ли? – спросил страж порядка, попеременно заглядывая в паспорт и в рюкзак.
– Плотник, плотник! Причём, самой высшей категории.
– Первый раз вижу плотника с именем Иосиф.
– Я не виноват, что меня так родители назвали, - улыбнулся он, разводя руками.
– Давай, плотник, топай дальше, - протянул ему сержант документы и полез обратно, с трудом протискивая свой толстый живот в салон автомобиля.
– Слышь, Толян, - спросил у водителя, - ты видел где-нибудь еврея-плотника?
– Не-а, - зевнул Толян во весь рот. – Если только в анекдоте.
– Вот и я тоже. Поехали!
Иосиф взглянул на часы. До встречи оставалось пять минут, надо поторопиться.
Он подошёл, когда его «Сейко» показывали ровно половину первого. Но мост был пуст. Раздражаясь, достал мобильник.
– Я уже на месте.
– И я на месте, но вас не вижу.
Иосиф ещё раз огляделся. В этот поздний час вокруг не было ни души.
– Подождите, вы на каком мосту?
– На Итальянском.
– Но договаривались же на Театральном?
– Как на Театральном?
Он на мгновение отнял трубку от лица и сделал глубокий вдох. Сырой октябрьский воздух ворвался в лёгкие.
– Никуда не уходите, я скоро подойду.
Ну да, профессор, он просто не может быть не рассеянным! Мессир учил снисходительно относиться к людским порокам и слабостям. Пока они существуют, мы всегда будем сыты, любил говорить он.
Зазвонил сотовый. Иосиф достал его из кармана, взглянул на дисплей и усмехнулся. «Вспомни о чёрте, и он появится»
- Я слушаю вас.
Голос на другом конце был тихий и вкрадчивый. Но он-то знал, что это обман. Впрочем, как и всё в этом мире.
- Иосиф, я вношу коррективы. Книжный червь не заслужил креста. Сделай всё по-тихому.
- На моё усмотрение, или у вас есть пожелания?
Несколько секунд телефон молчал.
- Профессор всегда боялся сырости, от них портятся книги.
- Я понял вас.
-Действуй, мой мальчик.
Сделать это будет легко. Чего-чего, а уж сырости в этом городе, хоть отбавляй.
Вот и Итальянский мост. Он заметил одинокую фигуру в зелёном старомодном макинтоше, нервно отмеряющую шаги. Пять шагов в одну сторону, пять в другую. Как и следовало ожидать, больше никого в эту промозглую октябрьскую ночь на мосту не было.
– Принесли? – вместо приветствия спросил обладатель макинтоша, щуря близорукие глаза. Из-под узкополой тирольской шляпы торчали седые кудри.