Отель на краю ночи

И снова со стороны леса донеслось завывание, и от этого звука по коже Егора пробежал мороз. Источник воя переместился, теперь он приблизился.

Коренев выпрямился, слегка размял ноги и двинулся к отелю.

В тот момент, когда он взялся за дверную ручку, из куста магнолии высунулась мокрая, покрытая клочковатой шерстью собачья морда. Два черных, пылающих адским огнем глаза злобно посмотрели Кореневу вслед.

13

Балога широко улыбнулся, и его крысиная мордочка стала еще противнее.

– Признаться, я был немного удивлен, когда вы выразили желание со мной познакомиться. Я сейчас немного не в форме. Пару часов назад мы с приятелем крепко выпили… Ну, вы ведь знаете, как это бывает. Познакомились за бильярдом. Слово за слово… В общем, я немного перебрал. А двадцать минут назад меня разбудил звонок. Портье сказал, что для меня в ресторане заказан ужин. Думаю, это Крушилин постарался. Очень экстравагантный тип. Проиграл мне триста долларов и даже глазом не моргнул. Я бы не спустился, но ведь ужин уже был заказан. Ну, я принял пару таблеток баралгина, умылся холодной водой и…

Ева слушала полупьяную трескотню бухгалтера и улыбалась. Мысли ее были далеко.

Она думала о том, что простые обыватели не понимают, насколько сложно поддерживать «звездный» статус. Пусть даже ты не Дженнифер Лопес и не Лайза Минелли, а просто Ева Коваль.

Они не понимают, какая это каторга – каждый день по два часа заниматься на тренажерах. Отказывать себе во всем – сладкого ни-ни, жирного – никогда, мучного – ни в коем случае! Вот и жуй целый день идиотский шпинат. А в перерывах ложись под каждого встречного продюсера и толстосума. Боже, какое же дерьмо этот шоу-бизнес! Кстати, чем воняет от этого бухгалтера?

– Послушайте, чем это от вас пахнет? – неприязненно спросила Ева.

– Пахнет? Вы, вероятно, об одеколоне? Это «Шипр», – объяснил Балога.

– Вы что, полведра на себя вылили? Какая гадость.

Виталий Евгеньевич слегка обиделся.

– Почему же гадость? Между прочим, это один из классических ароматов. Его придумали итальянские монахи. Когда-то он считался лучшим запахом…

«Когда-то и тебя, может, кто-то и принял бы за мужчину, гусак ободранный», – со злостью подумала Ева и отпила коктейль. Ей вдруг все опостылело. Какого черта она должна кривляться перед этим ничтожеством? Нужно затащить его в постель? Пожалуйста. Но только не флирт. Лучше сразу раздвинуть ноги, чем в течение часа выслушивать его бредни и строить ему глазки.

– Слушайте, как вас там…

– Виталий Евгеньевич.

– Виталий Евгеньевич, вы хотите со мной переспать?

Балога чуть не поперхнулся коньяком.

– То есть… как это? В каком смысле?

«Он еще и кретин», – с тоской подумала Ева.

– А разве тут могут быть другие смыслы? Вы мужчина, я женщина. Хотите залезть ко мне под юбку?

– Я… – Виталий Евгеньевич сглотнул слюну. – Право, я даже не знаю… Как-то это… неожиданно.

Ева вздохнула и пожала плечами.

– Ну, не хотите как хотите.

– Нет-нет, я не отказываюсь, – испугался Виталий Евгеньевич.

Ева усмехнулась. Еще бы он отказался.

– Тогда допивайте коньяк и пошли.

* * *

– Я был лишь тем, чего ты касалась ладонью… – пробормотал Балога, целуя Еве грудь.

– Ты что-то сказал?

– Это стихи Иосифа Бродского. В день Святого Валентина мы поздравляли наших женщин в отделе. Мне поручили… То есть я решил поздравить наших дам в стихах. Ну и заучил.

– Поразительно.

– Тебе нравятся стихи Бродского?

Ева усмехнулась:

– Мне нравится твой голос, когда ты их читаешь. Вижу, ты хорош не только в постели.

Балога самодовольно улыбнулся.

– Я веду здоровый образ жизни, – сообщил он. – Не пью и не курю. Каждый вечер выпиваю на ночь стакан теплой воды с медом. А по утрам – полстакана кваса, настоянного на шалфее. Ну, и йога, конечно.

– Ты занимаешься йогой?

– Не то чтобы всерьез, но… время от времени. Вот, смотри – это поза льва.

Бухгалтер сложил ноги по-турецки, оперся на кулаки и высунул язык. Тело у него было сухое и поджарое, а на тощей, жилистой груди пучками росли жесткие черные волосы.

Виталий Евгеньевич между тем встал на голову и скрестил ноги.

– Эта поза обеспечивает прилив крови, – сообщил он. – Очень полезно для головного мозга.

Ева посмотрела на его выкрутасы, и ее едва не передернуло от омерзения.

– Налить тебе минералки? – спросила она.

– Да, – ответил Балога, по-прежнему стоя вверх ногами. – Если тебе не сложно.

Ева выскользнула из-под одеяла, накинула на плечи покрывало и прошла к столику, на котором лежала ее сумочка. Вынув из сумочки снотворное, она отправилась к холодильнику.

Через минуту Ева вернулась к кровати со стаканом в руке.

– Держи. – Она протянула минералку Балоге.

Виталий Евгеньевич опустился на кровать, схватил стакан и жадно выпил до дна. Затем поставил пустой стакан на тумбочку, откинулся на подушку и поморщился.

– Черт, слишком много вина за ужином.

Он повернулся к Еве и протянул к ней руку, но тут же ее отдернул, словно боясь, что прикосновение уничтожит прекрасный фантом, заставит его раствориться в воздухе. Он все еще с трудом верил, что Ева – настоящая Ева Коваль! – находится в его постели.

Как же так получилось? Чем он ее взял? Что в нем появилось такого, что сама Ева Коваль не устояла перед ним? Та же фигура, тот же рост, то же лицо. А может быть, не совсем? Возможно, в лице появилось нечто, что принято называть «харизмой»? Уверенность в завтрашнем дне. Обещание лучшей жизни. В конце концов, сила и власть, которую дают человеку деньги!

Балога решил спросить прямо.

– Ева, почему ты со мной?

– Ты мне понравился, – ответила Ева.

Виталий Евгеньевич улыбнулся. Определенно кейс обладает волшебными свойствами и наделяет своего обладателя способностью нравиться женщинам.

– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил он вдруг, настолько неожиданно, что сам удивился.

Ева засмеялась.

– Обязательно!

– Я не шучу, – с волнением проговорил Балога. – Я всегда мечтал о такой женщине, как ты. Красивой, сильной, независимой. Поверь, я смогу обеспечить тебе достойную жизнь!

– Не сомневаюсь, – со смехом сказала Ева.

– Опять смеешься, – с досадой проговорил Виталий Евгеньевич. – А ведь я серьезно. Ева!

Балога вдруг навалился на Еву и стал осыпать поцелуями ее грудь и шею. На мгновение она брезгливо отстранилась, но тут же осадила себя и изобразила на лице блаженство.