Отель на краю ночи
Шрифт:
– Настя, я…
– Моя мать не алкоголичка, ясно вам?
– Конечно. Я…
– О, боже! – Настя обхватила ладонями голову и слегка качнулась вперед. – Это я во всем виновата. Иногда я так сильно хотела, чтобы она умерла, что готова была убить ее сама! Я выдумывала тысячи способов. Яд, нож… Месяц назад я чуть не толкнула ее, когда она стояла на балконе. Это был девятый этаж. Упадешь с девятого этажа – костей не соберешь, правда?
Анна молчала. Егор прикуривал сигарету, отвернувшись в сторону. Грач прикрыл глаза, его лицо было воплощением холодной безмятежности.
– Настя… –
– Успокоиться? – Девушка резко вскинула голову и уставилась на Анну. – Вы хотите, чтобы я успокоилась? – яростно проговорила она. – Я потеряла мать, а вы хотите, чтобы я успокоилась? Я подожгла лицо живому человеку! И я должна успокоиться?
Анна беспомощно посмотрела на Коренева. Тот нахмурился и отчетливо проговорил:
– Настя, тебе не в чем себя винить.
– Не в чем? – Настя сжала кулаки. – Да вы же ничего не знаете! Это я… Слышите, я бросила ей в бутылку с джином таблетки!
Анна нахмурилась. Взглянула на Егора и, натолкнувшись на его непонимающий взгляд, снова уставилась на Настю.
– О каких таблетках ты говоришь? – спросила она.
Девушка всхлипнула.
– Не знаю… Мне дал их один парень в ночном клубе.
– Наркотик?
Настя горестно кивнула:
– Да. Он предупредил, чтобы я не глотала больше половины одной таблетки за раз. А я… бросила ей в бутылку две. Это я свела ее с ума!
– Зачем же ты это сделала? – тихо спросила Анна.
– Вы все равно не поймете. Когда она попала в аварию, то бросила пить. Я думала, что и сейчас… Если я дам ей таблетки…
Девушка уткнулась лицом в ладони и зарыдала.
– Она пыталась таким образом вылечить свою мать от алкоголизма, – сказал Рувим Иосифович. – Довольно экстравагантный способ.
Анна посмотрела на него с укором. Вдруг Настя вскинула голову и выпалила:
– Он идет за нами! Он идет сюда!
Анна слегка побледнела.
– Ты говоришь о том мужчине?
Настя облизнула губы.
– Человек с сожженным лицом, – хрипло проговорила она. – От него нет спасения.
И вдруг Настя засмеялась. Тело девочки затряслось, как в припадке эпилепсии, она визжала от смеха, одной рукой схватившись за грудь, а вторую приложив к животу, и не могла остановиться. В пустом коридоре смех звучал пугающе громко.
Коренев швырнул окурок на пол, повернулся к Насте и резко ударил ее ладонью по щеке. Голова девушки мотнулась в сторону.
– Возьми себя в руки, – рявкнул Егор.
Настя прижала пальцы к щеке и несколько секунд изумленно смотрела на Коренева, затем всхлипнула и ткнулась лицом в грудь Анне. Анна взглянула на Егора холодно, неприязненно.
– Вы не должны были ее бить, – сказала она.
Егор дернул щекой.
– У меня не было другого выхода. Иногда приходится быть жестоким.
– Вам это не впервой, правда? – проговорил вдруг Грач.
Егор перевел на него тяжелый взгляд.
– Вы правы, – сказал он.
Анна взглянула на Грача. Невозмутим, почти непробиваем. У этого типа не нервы, а стальная проволока, покрытая
толстым слоем изоляции. Как перчаточной тканью – его сожженные руки.Анна посмотрела на перчатки Рувима Иосифовича. Она не удивилась бы, если бы они оказались идеально чистыми. Но нет. На левой пятнышко грязи. На правой – бурые разводы. Чепуха. Изоляция не подведет. Нерв не лопнет и даже не дрогнет.
А Коренев? Он изо всех сил пытается оставаться спокойным. Но откуда эта испарина на лбу? И почему так побелели губы? И сигарета… эта неизменная сигарета в уголке рта, она ведь подрагивает. «Когда-нибудь меня это убьет». Дай бог, чтобы ты оказался прав, Егор. Пусть от сигарет… потом… через десять… или пятнадцать… или через тридцать лет… но не сейчас.
– Это случилось летом… – Коренев провел по лицу ладонью, словно снимал с него паутину. – Стоял жаркий день. Я с ума сходил от жары. Вечером мы выпили… Совсем немного. Для поддержания боевого духа, как говорил наш ротный. Я уже рассказывал тебе, что в ту пору искал смерти. Мы вошли в деревню ночью. Мы были уверены, что боевики засели в крайнем доме. Когда я вбежал в дом, кто-то потушил свет. Я ничего не видел. Я стрелял на звук. Стрелял до тех пор, пока не расстрелял весь рожок автомата. В меня будто бес вселился. Потом вышел на улицу. Но перед тем, как уйти, я бросил в дом пару гранат.
Егор замолчал и потянулся в карман за сигаретами.
– Кто был в доме? – тихо спросила Анна.
– Семья. Отец, мать, старики и дети. Всего восемь человек.
У Анны перехватило дыхание.
– Что было потом?
Коренев сунул сигарету в губы.
– Расследование… – Егор усмехнулся, и сигарета резко дернулась у него во рту. – Но Министерство обороны не могло допустить, чтобы дело получило огласку. Журналисты не успели ни о чем пронюхать. Дело быстро замяли. Меня демобилизовали… Нет преступника – нет и преступления.
– Это ужасно, – выдохнула Анна.
– Это омерзительно, – пробормотала, сидя на полу, Настя.
Егор закурил.
– Да. – Он помолчал несколько секунд, глубоко затягиваясь сигаретой и пуская дым, потом глянул на Анну и тихо спросил: – Как думаешь, мы по-прежнему можем быть вместе?
Анна молчала.
– Ясно, – сказал Коренев, глубоко вздохнул, словно ему внезапно перестало хватать воздуха, и выдохнул: – Ну, значит, так тому и быть.
Что-то громыхнуло неподалеку, и до их слуха донесся вой – тоскливый, протяжный. А затем – хохот. Настя побледнела и схватила Анну за руку.
– Это он! – тихо воскликнула она. – Человек с сожженным лицом!
Егор скрипнул зубами:
– Хотел бы я знать, кто он.
– Его зовут Лавр, – спокойно проговорил Грач.
Четыре пары глаз уставились на хозяина отеля.
– Лавр, – повторил Грач. – Он живет в старом маяке.
– Четыре года назад Лавр угодил в тюрьму. Обычная история: влюбился в девушку, она ему отказала, тогда он выследил ее на пляже. Она занималась любовью с одноклассником Лавра. Лавр взял палку и напал на любовников. Девушку он убил, парня – покалечил. Потом был суд, и ему дали пять лет.