Отголоски прошлого

Сейчас Грейди почти не помнил их родных лиц, только где-то на уровне подсознания до сих пор сохранились ощущения, с ними связанные. Его родители никогда не жили для себя, он видел это, даже будучи несмышлёным малышом. Мама часто брала Грейди с собой на работу. Там было стерильно чисто и пахло лекарствами. Он знал, что тут нельзя шуметь и бегать, поэтому всегда тихонько сидел в уголке и с любопытством следил за тем, как мама спасает людей. Её проворные руки творили чудеса: останавливали кровь, исцеляли раны, снимали боль. К ней приходили в слезах, а уходили, улыбаясь, и Грейди казалось, что его мама – добрая фея из сказки, которая может всё на свете. Так же как и папа… У него на работе Грейди тоже иногда бывал по воскресеньям. Здесь было просторно и светло, люди сидели на длинных скамейках и внимательно слушали то, что говорил им отец. Грейди не знал, зачем это всё нужно, но внутренним детским чутьём понимал необходимость этих собраний, ведь у людей, которые приходили к папе за помощью, тоже что-то болело внутри, и он лечил их словами. Он всегда знал, что и кому сказать. Общаясь с ним, люди тоже переставали плакать. Это тоже было своего рода волшебство, хотя и отец, и мама в один голос утверждали, что исключительно всё на свете в божьих руках.

Как выглядит этот Бог, Грейди представлял себе весьма слабо. На картинках его изображали тощим высоким человеком с грустными глазами и длинной бородой, и как-то не верилось в то, что он и есть ТОТ САМЫЙ Всемогущий Господь, благодаря которому существует весь мир. Но родители не могли лгать, и им Грейди верил безоговорочно. Верил и старался во всём им подражать, тем более что это было легко и просто. Вокруг него не было плохих людей, и Грейди не знал, что такие на свете вообще существуют. К ним в гости приходили только друзья, которые думали и разговаривали так же как его родители. Они вместе обсуждали какие-то дела, почти никогда не спорили и тоже постоянно ссылались на Бога. Особенно много его упоминали при просмотре телевизионных новостей – там всё чаще и чаще рассказывали про какую-то войну и про какой-то Вьетнам. Родителей и их единомышленников очень волновала эта тема, Грейди это чувствовал, хотя конкретной сути не понимал, поэтому однажды не удержался и всё-таки спросил у отца:

– Что такое война?

– Война – это когда люди убивают друг друга. – Лаконично ответил тот, чем поверг пятилетнего Грейди в сильное недоумение.

– Зачем?

– По разным причинам, сынок.

– Но ведь это же грех, папа, ты сам всегда говорил. Господь велел всех любить.

– Правильно, это большой грех. Поэтому многие люди не хотят идти на войну. Самые большие грешники те, кто их туда посылает и заставляет убивать. Так не должно быть.

– А что такое Вьетнам?

– Это красивая страна, в которой сейчас идёт война. Многих людей посылают туда воевать против их воли, это очень страшно.

Действительно, это было страшно, и Грейди отчего-то испугался:

– А тебя туда не пошлют?

– Нет, родной. – Отец улыбнулся, ласково потрепал его волосы. – Мы не участвуем в этой войне. Мы не обязаны никого убивать, но зато мы можем помогать невинным людям, которые там живут. Этого нам никто не запретит.

Папа никогда и ничего не говорил просто так. Его слова о помощи ближнему не были пустым звуком. Очень скоро Грейди узнал о том, что они поедут во Вьетнам. Об этом ему рассказала мама, однажды вечером усадив перед собой на диване как взрослого.

– Но там же война! – Испугался Грейди, вспомнив недавний разговор с отцом. – Там все друг друга убивают! Зачем мы туда поедем?!

– Не все. – Возразила мама терпеливо. – Там очень много несчастных людей, которые просто живут и нуждаются в помощи. Они не воюют. И там, где они живут, мы будем в полной безопасности.

Наверное, мама сама верила в это, потому что как всегда уповала на того же Господа, который просто обязан был им помочь в таком святом деле. А Грейди, конечно же, верил ей. Тем более что уезжали они, оказывается, не одни. Желающих помочь вьетнамскому народу набралась целая группа. В основном это были прихожане отца, в большинстве своём тоже целые семьи и многие с такими же детьми. В конце концов, страх перед неизвестностью прошёл у Грейди сам собой, и это путешествие через океан показалось ему необычным и захватывающим приключением. Он совсем недолго грустил по дому, в котором родился и прожил целых пять лет – впечатления от перемен скоро затмили все былые чувства, уступив место естественной детской радости.

Вьетнам действительно оказался очень красивой страной! Грейди вспоминал сказки, которые читала ему мама перед сном, и ему казалось, что сейчас он попал в одну из них. Здесь росли удивительные деревья и необыкновенные цветы, от их ярких красок рябило в глазах. Дома были маленькими, так же, как и люди, которые в них жили. Грейди никогда таких не видел – они были похожи друг на друга как близнецы и все как один будто лаяли, а не говорили, на своём, непонятном языке. У них были одинаковые узкие глаза и очень смуглая кожа. Они приветливо улыбались маленькому канадцу, и, глядя на них, Грейди не верилось, что этот народ действительно нуждается в помощи. Он даже не мог понять, где тут поблизости идёт та самая, страшная война, о которой так много говорили по телевизору. Вокруг него всё было мирно и спокойно, почти как дома, в Гамильтоне. С той лишь небольшой разницей, что вместо города они теперь поселились в маленькой деревеньке, до которой довольно долго добирались сначала на большой машине, а потом на какой-то повозке. И это тоже было очень интересно – жить в смешной бамбуковой хижине, почти в лесу, словно дикари на необитаемом острове.

Адаптировался Грейди легко, он даже отрывистую вьетнамскую речь начал понимать гораздо раньше взрослых, благодаря тесному общению с местными детьми, которых в Чан Ло было множество. Их родители целыми днями работали на рисовых полях, ходили ловить рыбу, постоянно что-то мастерили – их как будто тоже не касалось страшное слово ВОЙНА. Однако, взрослея, Грейди всё больше и больше вникал в происходящее и постепенно осознавал, что не так-то всё просто, как кажется. И мама, и отец, и многие их единомышленники, живущие по соседству в таких же деревянных домах, иногда рассказывали Грейди об этой войне. К семи годам он знал уже довольно много. Например, о том, что есть два вида вьетнамцев, южные и северные, которых на глаз друг от друга никак не отличишь, но одни живут рядом, а вторые далеко, и эти, последние, очень опасны. Их называли по-разному – «чарли», Ви-Си, вьетконговцы. Они отличались небывалой агрессией и представляли серьёзную угрозу для этих вьетнамцев, среди которых сейчас жили миссионеры. Но зато у «мирных» вьетнамцев была надёжная защита – американская армия. Её бравых представителей Грейди встречал в Чан Ло довольно часто. И офицеры, и простые солдаты приезжали в их деревню по разным делам, некоторые даже оставались там ночевать на какое-то время. Всегда шумные и чересчур самоуверенные, создавалось впечатление, что и эта деревня, и вся страна в целом принадлежат им. К местным жителям они относились пренебрежительно и называли их насмешливо «гуками», что для Грейди казалось настоящим ругательством. Поэтому ему не нравились американцы – ни один из этих качков в камуфляже не стоил и мизинца этих искренних и трудолюбивых людей, к которым за два года жизни в Чан Ло он успел всей душой привязаться.

– Пап, - обратился он как-то к отцу, - ты про этих людей мне когда-то рассказывал? Это их посылают сюда по приказу и заставляют убивать «чарли»?

– Да, сынок, про них. – Подтвердил тот. – Несчастные люди, у которых нет выбора…

– Нет выбора? – Грейди был сильно удивлён. – Они совсем не выглядят несчастными, пап. Мне кажется, им тут очень нравится.

Отец посмотрел на него с грустной улыбкой и покачал головой:

– Вот именно, что тебе это кажется, Грейди. Каждый из этих людей попал сюда не по доброй воле. У каждого есть дом и семья. И каждый из них очень боится смерти. Просто у них нет выбора и им приходится мириться с неизбежным.

– Это правда?

– Абсолютная правда, малыш. Никто и никогда по собственной воле не хочет войны. Война – это всегда большое горе, которое ни с чем невозможно сравнить, и мы должны благодарить Господа нашего за то, что он хранит нас от этой беды.

Впоследствии Грейди думал, что он, должно быть, слишком плохо благодарил бога. Иначе почему он так на них рассердился? Почему их размеренная, спокойная жизнь внезапно оборвалась? Чем они провинились перед Всевышним, и за что он наказал их так страшно? Это сложно было понять в семь лет. Сейчас Грейди понимал гораздо больше – за эти годы его отношение к богу кардинально поменялось, как поменялось и само мировоззрение, заложенное родителями. Время лечит раны, стирает воспоминания, приглушает ощущения, но ТОТ день Грейди до сих пор помнил очень чётко. Мамин День Рожденья…Он просто впечатался в память как клеймо, оставив в сердце глубокий, незаживающий ожог. Стоило лишь на миг прикрыть глаза, и сразу же все события двадцатилетней давности становились почти осязаемыми, вплоть до звуков и запахов, и тогда Грейди как наяву видел себя, шагающего по лесной тропинке от ручья с ведром воды в руках. Мама отвлекла его от очень интересной игры с Ви Дьеном, и он спешил поскорее выполнить её поручение, но, видимо, не рассчитал собственные силы – наполнил ведро почти доверху. Тяжёлый груз заставлял его идти медленнее, чем ему хотелось бы, а там, дома, наверное, мама уже приготовила вкусный торт, какой умела делать только она одна.

Первые звуки, которые услышал Грейди, приближаясь к деревне, были выстрелы. Сперва редкие, одиночные, он даже не сообразил поначалу, что это за непонятный шум и любопытства ради ускорил шаг. Ведро как всегда мешалось и путалось под ногами, но оно же, скорее всего, спасло ему жизнь, иначе он вернулся бы к своему дому гораздо раньше. Когда короткие выстрелы сменились очередями, Грейди на миг застыл, прислушиваясь. Показалось ли ему, или это были чьи-то испуганные крики? Чтобы понять как следует, нужно было идти вперёд, и ноги, повинуясь безмолвному желанию мозга, двинулись дальше. Шум нарастал по мере того, как мальчик приближался к деревне, и теперь он уже не сомневался – там что-то происходит. Слабый ветерок донёс до него едкий запах дыма. Пожар? И поэтому все так кричат? Чей дом загорелся? Охваченный волнением, Грейди снова пошёл быстрее. Теперь он не только чувствовал, но и видел густые клубы дыма, летящие ему навстречу. Плотная стена деревьев пока что загораживала ему общий обзор, а какой-то внутренний голосок уже, захлёбываясь, кричал: «Остановись!!! Не ходи туда!!!» И ноги сами по себе почему-то слабели, становились ватными и непослушными. Он так и не вышел из пальмовых зарослей и не заметил, как выронил из рук ведро, разлив всю воду себе прямо под сандалии. Просто остановился там, где обрывалась тропинка и открывалась знакомая панорама деревни Чан Ло. Вот только знакомая ли? На какой-то момент Грейди показалось, что он ошибся дорогой и попал совсем в другое место, совершенно не похожее на его уютный земной оазис. Тут творилось что-то настолько невообразимо страшное, что сразу и адекватно это понять мальчик не смог. Буквально ВСЕ деревянные домики, насколько хватало взгляда, полыхали огнём. Какие-то уже полностью исчезли в объятьях пламени, какие-то только начинали разгораться. В непроглядном дыму толпами метался народ – хорошо знакомые Грейди люди, и взрослые, и дети, рядом с которыми он жил и хорошо общался. Сейчас почти все они кричали, заглушая друг друга, женщины истерично визжали, в паническом ужасе хватая детей. Каждый хотел вырваться из этого ада, но рядом ходили мужчины в военной форме и прикладами автоматов как скот отгоняли несчастных обратно. По тем, кто не слушался и продолжал сопротивляться, сразу же поливали очередью, и они падали как подкошенные. Солдат было очень много, и Грейди скорее чисто инстинктивно догадался, КТО ЭТО такие. Те самые «чарли», о которых он так много слышал, которых боялись все местные жители и которых надеялись тут никогда не увидеть. Их деревня была мирной, её обитатели не участвовали в боевых действиях против Северного Вьетнама, и это давало им шанс остаться в стороне от войны. В это верили все, в том числе и родители Грейди… Они же были уверены, что Бог хранит их от бед… Так как же такое могло случиться?!

Он очень долго стоял в немом ступоре и просто смотрел на этот кошмар. В голове не было никаких мыслей, всё фиксировалось машинально, словно записываясь на магнитофонную плёнку. Полуголые, обезумевшие от ужаса люди падали на землю один за другим под проливным дождем автоматных очередей. Ви-Си не жалели абсолютно НИКОГО. Ни стариков… Ни женщин… Ни детей. Они методично убивали ВСЕХ, кто попадался им на пути. Грейди не мог понять, страшно ему сейчас или нет, но когда кто-то из вьетконговцев шагнул в его направлении, мальчик, подчиняясь природному инстинкту самосохранения, рухнул ничком в длинную траву, которая укрыла его всего почти целиком. Правда, смотреть лёжа было не очень удобно, и лучше бы было всего этого не видеть, но тогда Грейди не мог контролировать свои действия. Его рассудком на тот момент управлял сильнейший шок. А потом он заметил своих родителей и чуть было не бросился из укрытия к ним навстречу. Правда, они бы его не увидели. У обоих на глазах были чёрные повязки. С руками, связанными за спиной, их пистолетами толкала перед собой небольшая группа «чарли», которую возглавлял…человек, которого Грейди очень хорошо знал. Этот парень часто бывал у них в гостях, часами мог там просиживать, и родители по-дружески звали его просто Том. Грейди не имел ни малейшего понятия, откуда он взялся в их жизни, просто приходил так же, как и многие другие американцы, заезжающие в Чан Ло по каким-то серьёзным делам. Этот Том всегда был изысканно вежлив и учтив, особенно когда разговаривал с мамой, а папы рядом не было. Он угощал Грейди сладостями, расспрашивал его о всяких пустяках, но при этом так хищно улыбался, что общаться с ним мальчику не хотелось, и он находил разные причины, чтобы поскорее уйти подальше. Том не давал ему никакого повода для такой антипатии к своей персоне, но в этом не было необходимости – один вид его слащаво-доброй улыбочки вызывал в душе ребёнка неосознанное отвращение.