Отходняк после ящика водки

– Вот эти, которые в полосатых сюртуках, – особые хасиды, сатмарские, из венгерского города Сатмар. Они знамениты тем, что писали письма Саддаму Хусейну, просили захватить Израиль, по возможности бескровно. Поскольку евреям, по их понятиям, нельзя строить свое государство прежде, чем придет мессия! Разговаривают они на идише, поскольку на иврите, пока не пришел мессия, можно только молиться. А шапки у них знаешь отчего? Оттого что над тобой Бог! А если ветер случайно снесет шляпу, на голове на всякий случай кипа. В черном все – это траур по снесенному храму. Как построят третий храм, так все в белое оденутся. В армии они не обязаны служить, но некоторые идут добровольцами; так воюют фанатично.

Кстати, насчет фанатизма; Андрей Бильжо мне рассказывал, что его израильским коллегам-психиатрам известен так называемый иерусалимский синдром: люди переодеваются во все белое, заговариваются и на полном серьезе начинают думать, что живут во времена Христа… Такие больные не редкость в тамошних клиниках.

Кто в Иерусалиме не впервые, тому хочется отклониться от натоптанных паломнических и туристских маршрутов. Но куда? Кулинар Сергей Цигаль повез меня в Иудейские горы, от города меньше часа езды. И там в стороне от трассы, еще минут 20 по каменистой грунтовке, у поселка Сатаф, стоит одинокая ферма, живописная, ветхая, под старину. Хозяин, Шай Зельтцер, неторопливый, далекий от суеты, с мудрыми глазами и серьезной седой бородой, и ко всему еще в белой рубахе и таких же штанах, – впечатляет. Внешность патриарха, да и образ жизни тоже: козы, горы, камни, сыр, вино, жизнь на природе. Игра в продолжение традиций. Все как было тыщи лет назад. С небольшими поправками на современность – в каменный подвал, где зреют сыры, подается ледяной воздух из кондиционера.

По пятницам и субботам на ферме не протолкнуться: это у Шая приемные дни; люди приезжают закусить, выпить – и набрать сыров с собой. Сыры, уверяет хозяин, у него не простые, а лекарственные, от всех проблем: чтоб похудеть, скинуть сахар, поднять потенцию и так далее.

В самом же городе полно заведений общепита попроще, не таких экстремальных. Да хоть в районе площади Kikar Sion, это где банк «Хапоалим». Над ней вечерами стоит дым от подозрительных самокруток… С площади надо идти направо на ул. Yoel Moshe Salomon, весьма тусовочную. В моде там сейчас и улица Ben Yehuda, где полно всякого общепита. Хотел было я посетить паб Putin, что на улице Helena Hamalka, но он был закрыт, без объяснения причин. На двери была вывеска с убедительным текстом: «Не ломайте дверь! Если вам не открыли сразу, то не откроют вообще». Что касается еды, то она там почти вся усредненная ближневосточная, построенная на хумусах и кебабах. Любителей форшмака и фаршированной рыбы ждет разочарование: это все подается, говорят, только в одном заведении в Тель-Авиве…

Но уж это в другой раз: два города для одного уик-энда – это все-таки слишком.

ИЗРАИЛЬ, ПУСТЫНЯ НЕГЕВ: CAMEL РОДНОЙ

Когда летишь с нашего скудного севера на юг, то ближе к вечеру над горизонтом, где кончаются грязно-черные, почти сплошные облака, в правых окнах самолета появляются яркие краски. Где только что пропало солнце – там морковно-красная широкая полоса. Дальше, выше – оранжевая, после желтая, потом грязно-салатовая, эти три, они одинаково тонкие. А над ними – широкая голубая светящаяся полоса; за ней обильное синее, с переходом в фиолетовый космос, и уже во тьме, где навеки ужасно сгинули Белка и Стрелка, одинокая серебряная звезда. Насчет звезды не знаю, скорей всего это планета Венера, а вот краски над горизонтом образовали буквально радугу. Сколько летал, сколько смотрел в окно, а чтоб небесные краски складывались в радугу – такого не замечал. Может, потому что обычно не до лирики, летишь ведь и думаешь про дела, которые тебя выпихнули в дальние края. Или про грядущий отдых, где красот столько насмотришься… Или, на худой конец, жестко пьянствуешь с попутчиками, что чаще куда ближе к истине.

Но тут был особый случай: мы летели не просто так – но в экспедицию (не путать с рестораном с таким названием в Певческом переулке), в настоящий поход, на грани паломничества. Нас ждали особо обученные проводники и верблюды, навьюченные питьевой водой и провиантом, и неделя хода по настоящей пустыне.

Зачем?

Да! Мы отправились в пустыню – зачем? (Этот вопрос, кстати, довольно часто я встречаю в виде надписи на стене. Ну не то чтобы «мене текел фарес», это реальные граффити, в разных начертаниях, год за годом, в переулках между Солянкой и Покровкой, куда – вот ведь счастье – не вошли еще дружественные мэру инвесторы и не посносили к едрене фене куски старой Москвы, чтоб вместо древних кварталов устроить пафосный гомосексуальный гламур, – так выдирают свои ноские еще зубы, чтоб устроить голливудскую мертвую металлокерамику.)

Нам не раз задавали этот вопрос – и до, и после. Вопрос на самом деле хороший: зачем тратить неделю своей жизни на то, чтоб терпеть добровольно лишения, мучиться от жары, от нехватки воды и скучать по комфорту? Сколько денег надо заплатить человеку, чтоб он согласился участвовать в reality show, где за образец взят Спартак Мишулин, закопанный по самый подбородок в песок, а ему красноармеец Сухов засовывает в рот носик чайника, предварительно с размаху воткнув в песок саперную лопатку, которой, кстати говоря, мог бы и по другому чайнику рубануть легко? При том что Сухов, между прочим, очень голубоглазый такой коренной (не там в Азии, но в центральной России) житель и легко мог оказаться членом ДПНИ, который не любит «черных».

Одним словом, вопрос «зачем?» непростой. Про пустыню не расскажешь так просто, как это можно сделать в случае с Куршевелем, Лазуркой или там шопингом в Милане. Выгодные знакомства, карьерные встречи, модные удовольствия, гурманские радости, веселый шопинг – конечно, такого не найдешь среди куч песка и камней.

Кое-что я про пустыню знал заранее. Во-первых, там, ну, в одной из пустынь, снят культовый фильм про Сухова. Во-вторых, по ней ходил со своим народом Моисей. Воля ваша, но чисто по-человечески мне как-то трудно от тех древних евреев протянуть прямую к теперешним православным, которые стоят вокруг Путина на Пасху в центре Москвы. Ну вот есть теория, что человек произошел от обезьяны, но даже в те времена, когда эту теорию надо было считать единственно верной, я все равно в обезьяне видел экзотическое забавное существо и в упор не рассматривал ее как свою прапрапра – сколько там этих пра? – бабушку и никаких почестей ей оказать не мог.

Но смысл в этом походе я видел задолго до того, как туда прибыл. Мне было ясно до начала похода, что пустыня – это природа в чистом виде. Она такая же, какой была в начале времен. (И какой может еще, не к ночи будь сказано, стать после какого-нибудь жестокого катаклизма.) Там ничто не отвлекает от общения с природой – как, допустим, на богатом морском берегу, где громоздятся соблазны. Чистейший воздух, тишина, покой и никаких отвлекающих факторов. К тому ж нам обещали аутентичную бедуинскую кухню из ровно таких же простых продуктов, какие были в ходу в самые древние времена.

Конечно, про пустыню, про походы по ней я слышал много хорошего от знакомых, которые бывали в таких местах и пересекали их на джипах. Но что такое джип против настоящего верблюда! От джипа остается один шаг до самолета, с которого я уже немало видел пустынь… На это много ума не надо.

В пустыню мы попали не сразу, не с бухты-барахты, а через фильтр-отстойник. Сперва мы приехали на пустынную базу, с которой уходят в путь верблюжьи караваны. Это под Иерусалимом, на холме. Представьте себе большой навес, скорей даже шатер, с деревянными опорами, устланный коврами и циновками. Это как бы такой оазис, какие и раньше существовали в пустынях и где путешественники размещались с максимально возможным комфортом. Вполне возможно, что у древних кочевников даже была в каких-то оазисах проточная вода – как у нас. Лежа на коврах, мы выпивали, закусывали и слушали рассказы хозяев этого весьма прибыльного бизнеса про их дела и про окружающие красоты.

Хозяин этой турфирмы – рыжий, при дредах, продвинутый бородач по имени Йонатан. Он тут, под холмом, и живет: так внизу кибуц, а в нем школа, куда ходят его дети. Когда-то кибуцы были коммунами, с уравниловкой и прочей ерундой, ростки типа социализма. Но после стало ясно, что затея пустая – евреи, они вообще люди практичные – и эксперимент был прекращен. Теперь у кибуцников (красивый, кстати, термин) жизнь как у всех, без уравниловки и прочей придури.

Второго туроператора, с которым мы потом шли по пустыне, звали Хошайо – это в иврите зарезервировано для имени Исайя. Оба подчеркивают свою продвинутость и богемность, спокойны, как бы аполитичны и даже, кажется, слегка мудры.

За ужином хозяева нам рассказывали про бедуинский этикет.

Ну вот стоит в пустыне палатка. Входом она, кстати, всегда повернута на восток, чтоб восходящее солнце светило путешественнику в глаза и будило его так. Путник, подойдя к ней, должен кашлянуть – стучать-то не по чему. Услышав кашель, бедуинка тотчас же уходит на женскую половину. Хозяин же впускает гостя. Причем молча. И начинает готовить кофе: сперва жарит зерна, после толчет их в ступке, далее ставит на огонь. Кофе, если кто не помнит, родом из здешних мест – из Саудовской Аравии. Далее хозяин предлагает кофе гостю, тот сколько-то раз отказывается – так надо, а после пьет. Только на третьей чашке гостю можно задать гостю вопрос: кстати, откуда ты?