Откровение Блаженного
Шрифт:
Он же, Иисус, предупреждал: «…люди будут сребролюбивы… злоречивы… нечестивы… жестоки… предатели, наглы…» Словом, со всеми низменными пороками. Так и случилось!
Простой народ бессилен перед бедой. …Я учил сына быть сильным. И я чую отцовским сердцем: он мужественно боролся за жизнь. И почти победил… После трагедии кожа на тыльной стороне его ладоней была глубоко содрана: так упирался о спинку сиденья в момент столкновения… (Его руки по форме и рисунку похожи на мои. В детстве он клал свою ладошку на мою, и глаза его светились гордостью!)
Когда его ребенком крестили в церкви, то батюшка повесил ему на шею крестик. Освященный. Потом Алеша заменил ниточку на серебряную цепочку… Но и крестик с него сорвали! Душа юноши воспарила к небесам со вторым освящением крестиком.
Был ли Алеша не от мира сего? Что-то утверждать? Лучше всего – естественное повествование, истина в первородном виде. В детстве он, на удивление библиотекарям, читал познавательные, научно-популярные книги, которые другим ребятам не навяжешь. Позже проштудировал Карнеги, все тома Лазарева, Малахова. Много полезного из них запомнил. Литературным творчеством, как отец, не занимался. Хотя определенными задатками обладал. Приведу его краткое сочинение на вольную тему, написанное в четвертом классе:
«В саду у моего друга кто-то тайком воровал яблоки. Бабушка гневалась: «Зеленые ведь еще! Поймаю озорников – хворостиной отхожу!» Мы, четверо пацанов, решили ей подсобить. Сделали сторожевой шалаш и засели в засаде. Мой друг отлучился. Слышим, ветки шелестят.
Выглянули… На яблоне сидел какой-то мальчуган. Тогда мы набросились на него. Оказалось, что это был мой друг. Мы угадали его и все вместе посмеялись. А бабушке договорились ничего не рассказывать».
К Алешиной светлой душе тянулись люди. Всем он приходился по нраву, по сердцу. И он ко всем был приветлив. На белый свет взирал благодарно. Не ныл. Не жалобился. Дышал легко. В малолетстве ни на миг не разлучался со мной: куда я – туда и он. Ему это нравилось. И, как бесценный талисман, я храню светло-голубой листок с его «первоклашными» каракулями: «Папа, почему ты такой хороший? И почему ты так любишь меня? Папа, напиши мне письмо».
Сейчас он в Небесном Раю. И не боится, что рано ушел из земной жизни. Там встретился с бабушкой Аней (моей святой матерью). Они уже никогда не расстанутся. А потом пробьет и мой час. И свершится великое счастье Свиданья. Тут, на земле, мы накоротке, а на небесах – вечно.
Свою Высшую Веру не оглашал. Бога любил с кроткой застенчивостью. На Рождество Христово ликовал. Осиянно радовался Пасхе, Красной Горке…
Нередко беседовали с ним о Боге. Я рассказывал, как подростком читал бабушке Маше Евангелие. Она слушала, молилась и жалобно приговаривала: «Два моих сына на войне головушки поклали, третий – без руки пришел… Господь, аль я в чем перед тобой провинилась?»
– Папа, а ты верующий?
– Каждый человек верующий, потому что все мы – дети Всевышнего. Но кому-то мешает невежество, глупая гордыня. Вот и блукает, скребется в затылке. А то и артачится, на иконы плюется, богохульствует. Когда-нибудь «герой» остепенится, поймет, покается. Да кабы поздно не было!
– Зачем человек живет на земле? Для какой цели?
– Чтобы являть на свет себе подобных. Рожать.
– Только и всего?
– Этого очень много. Иное дело… Он же, порой заблуждаясь, делает свою жизнь примитивной, бесцветной, бренной.
– А можно и совсем не жить? Или же преспокойно уйти из нее в любое время?
– Попытайся найти ответ сам.
Он его нашел. …Белый свет половодьем плещется перед взором. Я как бы нахожусь в ином измерении. Глухота, отупение, припадки душевной депрессии отступают, когда я, погружаясь в желанное одиночество, посредством краткого забвения или же умственного усилия (не лишил бы Господь разума!) правомочен «выходить на связь» с сыном. Я общаюсь с ним не словами. Интуитивно. Все, что он желает, чтобы я узнал от него, я узнаю. Сердцем. Он просит, чтобы я навзрыд не печалился о нем: за тучами не видать солнца! Чтобы я за него никого не клял, не винил, никому не грозил и не мстил. А повернулся лицом и душой к Христу – Он всемилостив к нему. Ко мне. Ко всему Миру. Он – поможет.
Алеша жил бы до второй половины нового века. А, возможно, и дольше. Имел бы детей, внуков. А они в свою очередь – своих наследников. Он хотел долго жить. И готовил
себя к тому. Морально. И физически. И совсем не думал уйти из земного бытия в юном возрасте, когда постоянно ощущаешь себя безмерно счастливым, везучим, во всех и вся влюбленным.Его почерком написано на внутренней стороне тетрадочной обложки: «Для того, чтобы быть грамотным, нужно многое знать и уметь».
Чье это изречение, я не знаю. Возможно, Карнеги? Одно могу сказать: Алеша стремился практически воплотить в жизнь пришедшую ему по сердцу и уму прозвучавшую истину.
Он на удивление хорошо разбирался в технике. Телевизор, многосложный телефон «Русь», холодильник, пылесос… До всего касался. Интересовался. При необходимости налаживал. Мог разобрать и собрать любые часы. Сдал экзамены на водительские права. Уже пробовал ездить на «Ладе».
Живя в городе, Алеша заметно повзрослел, обрел самостоятельность. Деньги попусту не транжирил. Сигаретами не баловался. Вином тем более. Как-то я хотел купить ему конфеты. Он сказал: «Лучше сахар…»
Из моего письма, ноябрь 1998 года: «…Алеша, нравится ли тебе заниматься в спортивной секции? Втягивайся! Это здорово и полезно! К весне станешь, как Сталлоне! В добрый тебе час! Береги себя! Обнимаю! Целую!»
Просматриваю, перебираю его вещи, предметы, дотрагиваюсь до них пальцами. Губами прикасаюсь к нежному локону его волос. Надеваю его пуловер – на груди пятно засохшей крови (с порезанной осколоком стекла губы накапало). Кровь моего сына… Она вовек не угаснет, будет светиться солнышком. И – согревать. Я сажусь в кресло, в полудреме забываюсь. И вижу его… Он – рядом. Улыбается. Говорит, говорит… Вспоминает: «Помнишь, папа, когда я был маленьким, ты брал меня на руки, и я осторожно дергал за твою бородку… Я любил первый мед. Мы с тобой шли к одной бабушке. Покупали. Садились на скамейку. И я лакомился, окуная в банку пальчик… Когда я был первоклассником, то после уроков ты встречал меня, поджидая в школьной березовой рощице… Я любил рисовать необычной конструкции танки, самолеты, автоматы… Ты тогда решил, что из меня в будущем получится гениальный изобретатель военной техники и оружия… Ты никогда не бранил меня. Как-то, оставшись один дома, я зажег скрученную трубочкой газету и с этим факелом ходил по комнатам, роняя на пол пепел. Потом засунул в титан. Ты пришел. И сказал: «Молодец, что додумался вовремя погасить»… Было половодье. Мы с тобой ходили по дубраве среди подснежников. В какую-то минуту я исчез из твоего поля зрения. Ты громко звал меня. Я не откликался: так увлекся «ловлей» рыбы прутиком, сидя на корточках на краю обрыва. Потом ты меня увидел. Молча прижал к груди, а глаза твои повлажнели… А это уже недавно – я прыгнул и пяткой задел висящий под потолком в спальне плафон – он раскололся. Ты быстро заменил его на новый: а то мама узнает и бранить станет…»
Многое напоминает о нем. Вот в выдвижном ящике письменного стола в картонных цветных коробочках с ранних лет собранные им камешки, значки, старинные монеты, рыболовные крючки, брелоки, гаечки, проволочки… «Вытряхнул бы ты весь этот мусор, сынок!» – поругивал я его. Сейчас всякая из этих мелочей – частица сына. Все он брал в руки. Во всем – его тепло. Его – дыхание, настроение, характер. Вот в ванной крючок для полотенца, когда-то мною прикрученный на метровой высоте от пола. Для малышей. Алеша так привык, что пользовался им до последней поры.
В зале передний угол – Алешин. На журнальном столике стопками его документы, студенческие тетради, блокноты. Здесь же шахматы, альбом с фотографиями, видиокассета с записью со школьного выпускного бала («Алеше вручают Похвальную грамоту»; «Алеша читает стихотворение»; «Алеша танцует теперь уже с бывшей одноклассницей…»); ваза – с живыми цветами; икона Божьей Матери с Младенцем. Ниже, на полочке, его «дорожная» одежда. В бирюзового цвета пакете уложенные Алешей перед отъездом (про запас) туалетное мыло, скотч, коробочки спичек, бельевые прищепки, новая зубная щетка, голубая расческа (я подарил ему свою), пузырек с мазью календулы, марля для утюжения, пластмассовый будильник (при аварии раскололся). На ковре – гантели: пара детских по пятьдесят граммов и пара юношеских по пять килограммов.