Откровение Егора Анохина
Шрифт:
Мишка в ответ сплюнул на пол кровью.
Егор поднялся, буркнул как можно спокойнее:
– Пойду, допрошу… Обедайте…
И вылез из-за стола. Чиркун исподлобья следил за ним. Страха в его глазах не было. Они вышли. На улице Мишка высморкался, сплюнул, вытерся рукавом нового полушубка и хмыкнул насмешливо:
– Любезные у тебя ребята.
– Твои любезнее?.. Сразу к стенке.
– А хрен ли церемониться. Война есть война… Попался, становись! Ты со мной целоваться, что ль, собираешься?..
– Целоваться не будем, – ощерился Егор.
– Ну вот… Куда теперь? У какой стенки становиться?
– Туда, – указал Егор на дверь в комнату телеграфиста.
И
– Слыхал я, что ты к Антонову переметнулся, но не думал, что он так коммунистов уважает… Ты, что ль, вожак всей этой кодлы? Сотни три есть?
– Поболе, – в тон ему ответил Егор. – А чего же твое усердие Шлихтер не заметил. Разве мало ты крови у сельчан пускал? А он, ить, палачей любить.
– Я бандитскую кровь лил… тех, кто народ к счастью не пущал, на пути стоял…
– Ну да, да, Докин бандит! Митек Павлушин на пути стоял, к счастью не пущал. Чье только счастье-то? Тех, кто в Кремле окопался? Это они народ? Остальные рабы? Так, по-твоему?
– Чего ты орешь? Ты их рази не защищал?.. И чего ты меня сюда привел? Об чем нам с тобой говорить? Попался б ты мне, я б тебе душу травить не стал – враз успокоил… Какие такие тайны ты у меня выпытать хочешь? А? Про войска, режь меня, ничего не скажу!
– Ух ты! Да я поболе тебя знаю. Все приказы вашего Редьзко к нам поперед вас поступают. Тайны нашел…
– А чего же ты от меня хочешь? Покаяния? Не дождешься!.. Веди, стреляй!
– Сиди. Успеется, не минет, подыши чудока… В Масловке давно был?
Мишка не ожидал этого вопроса, замолчал, глядел исподлобья.
– Что там обо мне говорят? Знают, что я в партизанах?
– Был слух… – буркнул Мишка.
– А мать как? Не трогают?
– Живет.
– Кто же теперь в Совете? Вместо тебя?
– Нету больше Совета. Штаб Союза Трудового Крестьянства… Алешка Чистяков заправляет, – усмехнулся Мишка. – Как красные в Масловке – он буденовку свою на гвоздь вешает, как… ваши, в сундук прячет.
– А Настенька?.. – выдохнул тихо Егор.
Мишка молчал, потом поднял глаза, ответил:
– Сына ждем…
– Где она? – шевельнул одеревеневшими губами Егор.
– Этого я тебе не скажу! – твердо вымолвил Мишка. – Режь, не скажу! Нету ее в Масловке, а где она – под пытками не отвечу. Понял? Моя она! Всё. Забудь!
Они смотрели друг другу в глаза. Молчали.
– Ладно… – вздохнул Егор. – Ты мне о другом ответь, перед смертью ответь – как на духу… Не пойму я… Вот, мучил ты попа, это понятно, классовый враг – не человек, по-вашему, подлежит уничтожению. Это понятно… А зачем над Настенькой надругался, погано надругался, при всех, а потом взял да женился на ней…
– Все-таки покаяния ждешь? – усмехнулся Мишка.
– Да на кой мне твое покаяние, – поморщился Егор.
– Чего же ты хочешь?
– Не пойму я… Зачем ты женился на поруганной? Зачем тебе это? Разве мало девок?
– На кой они мне? – быстро и с искренним удивлением ответил Чиркун. – Я ить Настеньку давно люблю!
– Любишь?!
– А у тебя рази догадки не было? – снова удивился Мишка. – Да я скока раз подкарауливал тебя, када ты от нее шел. Руки тряслись, сами тянулись угробить тебя! Не знаю, как сдержался… Ты мне скоко крови попортил. Ох!
– А зачем надругался?! – снова воскликнул Егор. – Да принародно!
– Спьяну… – брякнул и замолчал, словно решаясь: говорить – не говорить, глядел на Егора исподлобья и не так весело и насмешливо,
как когда входил в комнату телеграфиста, будучи уверенный, что сейчас умрет. Бравада спала. – Да не, не токо спьяну. Я тогда и тебя и ее страсть как ненавидел! Всех ненавидел, себя ненавидел. Я что хошь готов был сделать… Впрочем, я в мыслях давно держал испортить ее, а потом жениться. Рази ты не знал, что я к ней сватался, када ты на фронте был? Поп не отдал, не ровня… бедняк… Вот я ему и показал тада, кто ровня, а кто не ровня… Просто так, по-честному, я бы ее никогда не получил в жены, даже ежли тебя похарчил. За кого хошь отдал бы ее поп, только не за меня. Теперя она моя законная жена. Дитя ждем… – закончил он совсем миролюбиво, и гордо.– Как же ты живешь с ней? Она ж тебя ненавидит… – вырвалось у Анохина.
– Кто те сказал! – засмеялся Мишка как-то совсем добродушно. – У нас с ней лад… мирно живем.
– Да разве может быть лад после такого позора?
– Какого позора? Забыто все давно… У бабы память, как у курицы. Любишь ее, и все ладно… Мож, ты мнишь, что она о тебе вспоминает? Брось! У всех баб так: с глаз долой и стал чужой. Испокон так! Не мни…
– И она с тобой ласкова?
– А как же? Я ить муж ей!Все по закону: и по-совецки, и в церкви были. Без церкви она ни в какую… В Борисоглеб ездили… Тишком… Я ее, можа, лелею боле, чем самый разлюбезный муж. Можа, када мы вдвоем, я ее со своих рук не сымаю, – Чиркун вытянул перед собой большие руки.
– Я ее все равно найду, – твердо проговорил Егор.
– Можа, найдешь, ежли тебя ране не прихлопнут, как ты меня щас, – скривил рот в ухмылке Мишка. – Как бы вы ни бегали по лесам, все равно вас переловят всех, перестреляют. Никуда ни денисся. Колчака похарчили, Деникина прогнали… А какая силища была!.. Антонов что – муха, сколько ни летай, все равно прихлопнуть.
– Я Настеньку все равно найду, – повторил Егор.
– Найдешь, а дале, – усмехнулся Мишка. – Сына моего растить будешь? Он тебе кажную минуту напоминать меня будет… А кто ты для него будешь? Отец? Нет, отцеубийца! Как бы ты его ни растил, ни лелеял, он все равно помнить будет кто его родного отца похарчил… И его угробить вы не сможете, Настенька не возьмет на себя такой грех. Она помнит, что сын в любви зачат… Найдешь, а счастья не жди! Не ждитя!
Они замолчали. Молчали долго, тягостно, слушали за дверью громкие голоса, стук тележных колес. О чем думал тогда Егор? О Настеньке? Об окончательной ее потере? Иль судьбу Мишки решал? Не помнится теперь. Забыто напрочь. Скорее всего, о себе думал, о Настеньке. Как быть с Мишкой он не знал, но чувствовал про себя, что не прольет крови его, не прольет именно из-за Настеньки. Прав Мишка, кровь его навсегда разъединит их. Если бы Чиркун погиб без его участия, тогда другое дело.
– Сына, значить, ждетя, а ежли дочь… – пробормотал Егор после долгого молчания.
– А рази дочь плохо, – откликнулся Мишка.
– Ступай! – громко сказал Егор.
– Куда? – встрепенулся Чиркун.
– Куда хочешь.
– Ага, – засмеялся Мишка. – Меня твои орлы у первого же забора шлепнуть.
Егор поднялся тяжело, открыл дверь, позвал попавшегося на глаза партизана, приказал ему проводить Мишку туда, куда он скажет.
6. Пятая труба
И из дыма вышла саранча на землю,
и дана была ей власть,
какую имеют земные скорпионы.