Откройте Америку!

водопадами и лугами; вершину её укрывал нижний слой облаков.

Когорты двух начал дуалистической Вселенной, слившиеся в два легиона,

выстроились походными порядками, соблюдая иерархию: авангард составили

бесплотные дети эфира; воплощения взыскующие - обоз, и войска потянулись

к новорождённой Земле, нисходя диагонально незримыми нам серпантинами

справа и слева.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

На четвёртом полотне облака над волшебной Горой рассеялись и с тверди

воссияли все светила и звёзды, по воде побежали солнечная и лунная дорожки,

волны оживились бликами, краски стали ярче и у предметов появились тени.

Воздушные армии разделились - духи обитателей Океана спустились к воде,

образы сухопутных вытянулись вдоль склонов, светлые же и тёмные ангелы

собрались над открывшейся вершиной, усеянной камнями и увенчанной тремя

зубцами скал неравной высоты.

На пятой картине морские твари - плезиозавры, акулы, кашалоты, кальмары,

крабы, угри - обрели плоть и наполнили воды, пожирая друг друга, а в небе

над Горой, где полетели стаи встревоженных птиц, тёмные и светлые силы

вступили в битву.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Шестая картина показывала финал создания, когда небесные рати, временно

прекратив сражение, смотрят вниз, на райскую Гору, в кущах которой мирно

сожительствуют всякие звери, и между них юная прекрасная пара, чью одежду

составляют лишь венки на головах, влюблённо и по-детски держится за руки.

И заняв господствующую высоту, центральную из трёх скал вершины Земли,

на границе Дня и Ночи благословляет идиллию Сам её Автор, над Коим парит

белый сияющий голубь; справа от Него стоит предводитель Божьего воинства

Архангел Михаил в красном плаще и латах, а с ночной стороны, чуть пониже,

сидит, задумавшись, острокрылый обнажённый гигант, сцепив пред собою руки.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Когда картина складывается у меня в мозгу, я пишу её довольно быстро,

и за неделю полиптих был готов.

Неожиданно я приобрёл поклонника моего художественного таланта в лице

Романа Бронштейна, кто по-прежнему в каждый полдень являлся ко мне

с бутылкой охлаждённой смородинной смирновки и какими-нибудь изысками,

вроде постромы, шейки или балыка из Нью-Йорка, для приготовления обеда

на две семьи.

Он заметил мастерскую в задней спальне квартиры, откуда я порой выходил

в рабочей блузе, вымазанной красками, и несколько раз намёками выразил

интерес к моим новым занятиям.

Пришлось показать ему « Сотворение », к счастью, тогда уже практически

завершённое, и сосед принял его с большим энтузиазмом, при том удивив меня

толковыми замечаниями, неожиданно обнаружившими в бывшем аппаратчике

периферийного ведомства покойного Союза отнюдь не профана, но тонкого

ценителя и знатока искусства.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

После обеда Роман впервые пригласил меня подняться к нему в апартменты.

Они с Миррой занимали три просторные комнаты на галереях, с торцевой

внешней стороны замка, подальше от бассейна и корта, в уголке, затенённом

старыми орехами хиккори.

Поверх обычного мохнатого синтетического покрытия, комнаты устилали

чудные бирюзовые узбекские ковры, и я почтительно оставил туфли у порога.

Роман достал из шкафчика бутылку настоящего « Курвуазьё », а из горки,

мерцавшей хрусталём - две высоких толстеньких рюмочки ручной огранки

и усадил меня за овальный стол, покрытый бархатной скатертью с кистями.

Мирра принесла из кухни тарелку красиво нарезанного сыра ассорти - бри,

рокфор, камамбер, козий монтраше - и Роман торжественно возгласил тост,

предрекая мне большое будущее как художнику и, по восточному обычаю,

осыпав меня и мою работу цветистыми комплиментами.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Мы выпили по первой и повторили, соблюдая весь ритуал, приличествующий

такому доброму произведению лозы Шаранты, то есть, мелкими глоточками,

согревая рюмку в ладонях и вращая напиток для усиления аромата, и хозяин,

откинувшись на спинку стула, попросил жену включить полный верхний свет.

Ярко вспыхнула бронзовая люстра с подвесками, озарив два дубовых кабинета

с фарфором и картины в толстом багете, висевшие на стенах.

Впрочем, это не было для меня неожиданностью, поскольку я сразу заметил

резкого дихроматического письма холсты, несмотря на тень, укрывавшую их,

ибо они буквально лучились грозящей вот-вот взорваться энергией застывших

в напряжённом противостоянии вулканически рубинового кармина и льдистого

лазурного индиго.

Картины изображали мужчин, собравшихся вокруг достархана, чьи чалмы,

рукава халатов и шаровары пузырились какими-то космическими сферами,

возводя банальное чаепитие во вселенского масштаба действо.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Роман спросил, известно ли мне имя автора наполненных тревожным блеском

неукрощаемой силы полотен, и, конечно же, я знал его - Александр Волков,

скромный, нетитулованный преподаватель живописи Ташкентского худучилища,

где ему странным образом удавалось-таки пересидеть все регулярные кампании

по искоренению формализма в искусстве.

Некоторое время мы потягивали коньяк молча. Волковские работы, намеренно

лишённые даже малейшей литературной подоплёки, ради чего и лица сидящих

обозначались только условно, безносыми, безглазыми и безротыми овалоидами,

наглядно показывали преимущества подобного подхода, выключавшего сознание