Открытие Индии (сборник) [СИ]

Он знал, где взять бриллианты.

* * *

Топор под мышкой неприятно холодил кожу и колотил рукояткой по выступающей косточке. Ваня видел себя титаном, идущим на сражение с античными богами. Сердце его переполнял восторг, а мышцы – небывалая сила. Он походя оттолкнул лакея Феодоры Карловны, процедив: «Не ходить следом, мэр-рзавец, в Сибири сгною», – и захлопнул за собою тяжёлые створки дверей.

Ведьма беседовала подле окна с дурой Агнессой. Пегая воспитанница немки показалась сейчас Ване ещё большей лошадью, чем обычно. Он насилу сдержал желание закричать ей какую-нибудь весёлую кучерскую дерзость.

Ни слова не говоря, царевич прошествовал к бюро, достал топор и принялся ломать ящики. Бюро было новеньким, дубовым, переплетённым бронзою – и очень крепким.

Феодора Карловна, в первый момент от неожиданности совершенно растерявшаяся, опамятовалась, каркнула что-то по-немецки и, деревянно переставляя ноги, бросилась к нему. Ваня спокойно дождался, когда баронесса подбежит, схватил её, повалил и в два счёта сковал захваченными для того наручниками. Руки и ноги. Рот забил кляпом.

Подоспела Агнесса.

– Что вы делаете, ваша светлость? Как вы можете? Вы… вы не имеете чести!

– Да, отсутствие чести – это надолго, – сказал цесаревич, улыбнувшись. После чего, с молниеносно изменившимся лицом, рявкнул: – Сядьте в кресла, мадемуазель! Немедля! И не мешайте мне. Или скучать вам в Петропавловке до скончания века.

Агнесса пронзительно, точно дворовая девка, ойкнула, вскинула костлявую лапку ко лбу и потеряла сознание.

…Один бриллиант лежал отдельно от прочих: наиболее крупный, чистейшей воды и безупречной огранки. Когда Ваня взял его и, повинуясь какому-то почти мучительному позыву прижал к впадинке под адамовым яблоком, карга тоскливо завыла, начала бешено биться и пускать слюну. И вдруг распалась в прах.

А Ваня, точно очнувшись от морока, с недоумением смотрел на топор у себя в руке, на растерзанное бюро, на груду омерзительных лохмотьев, оставшихся от ведьмы. На обмякшую подле кресел Агнессу. Потом поморщился, аккуратно положил топор на бюро и поспешил к воспитаннице Феодоры Карловны. Была она, конечно, глупой курицей и натуральной страхолюдиной, но барышней, к тому ж дворянкой.

* * *

– Куда вы теперь? – спросил Кощей.

Кирилл Матвеевич, щурясь как обожравшийся сливок котище, бережно сложил чек вчетверо и упрятал во внутренний карман.

– Думаю податься в Новый Свет. Там с вашими рекомендациями и моим безукоризненным лакейским аристократизмом, – Кирилл Матвеевич со вкусом хохотнул, – меня будут в драку рвать друг у друга тамошние Крезы. Особенно когда узнают, что я способен выгодно выдать замуж хоть лягушку. Простите, сударь. – Он повинно склонил перед Кощеем голову.

Тот лишь отмахнулся. Лягушка и лягушка – против очевидного факта не поспоришь.

– Дочерям Крезов отнюдь не нужны ухищрения, чтоб найти мужа, – язвительно проговорил из угла Митя Елпырин.

– Конечно, мой верный паж, – шутовски кивнул Кирилл Матвеевич.

Молодой князь к несказанному удивлению Кощея, проглотил оскорбление как конфету.

– Найти мужа – проходимца и сребролюбца, безусловно, не задача, – продолжал Кирилл Матвеевич, – но любящего супруга?.. Любящего жену больше жизни и чести? О, это смогу организовать один лишь я. С вашей, разумеется, помощью, князь. Кому-то ведь нужно убеждать потенциальных женихов, что их драгоценная невеста нуждается в защите. Что за ней день и ночь охотится новый Борджиа. Не так ли, милый отравитель?

Низкий человек Митя Елпырин не возражал. Векселя и закладные расписки, что хранились у Кирилла Матвеевича, получив ход, могли упрятать его в долговую тюрьму надолго. Поэтому Митя промолчал. Он и дальше будет молчать. Но однажды. Однажды…

Мышьяк – отличная штука.

Незаменим против крыс.

Участь кобеля

– Вот оно, логово, – сказала Марфа. – Целое.

Строение и вправду сохранилось лучше прочих. Подумать, всего-то двенадцать лет, как объект покинули, а кажется, будто люди отсутствовали тут целый век.

– Точно? Чуешь машинное масло? – улыбнулась Василиса. Это была их традиционная шуточка «на удачу». Марфе полагалось презрительно фыркнуть в ответ и ответить…

– Да здесь маслом всё насквозь пропиталось. – Марфа брезгливо поморщилась. В ответ поморщилась и Василиса: не стоило бы нарушать ритуал. Марфа спохватилась: – Только пустоголовые считают, что андроиды – машины. Они живые. Аммиак чую. Аммиак.

– Ты уверена, что это не удобрения, собачка? – машинально проговорила Василиса, внутренне собираясь и настраиваясь на действие.

Однажды они несколько часов кряду обшаривали огромные, заросшие жуткими колючками ангары, пока Василисе не пришло в голову прочитать, что написано на обрывке мешка. Обрывки валялись повсюду. Это был их первый, и пока единственный прокол.

– А то! – Марфа поднялась на задние лапы, обнюхала панель замка и после секундного раздумья, пробормотав: «так-так-так, говорит пулемётчик, так-так-так, говорит пулемёт», – уверенно отстучала носом некий ритм. Диод на пульте засветился. – Вот и не заперто больше. Входим?

– Запросто, – сказала Василиса, опуская забрало. – Во имя человека и зверя и всякой божьей твари…

– Аллилуйя! – пролаяла Марфа и метнулась вперёд.

* * *

Логово покинули недавно и весьма спешно. Останки толстяка в «разделочном цехе» были совсем ещё тёплыми, даже кровь не начала свёртываться. Василиса смотрела на то, что осталось от человеческого лица, и взахлёб материлась. Выглядело это, надо полагать, диковато. Стоящая столбом мосластая девица в камуфляже – короткие волосы всклочены, в опущенной руке шлем, в другой страшенная «Ангара» с сорокамиллиметровым подствольником – изрыгает жуткую брань, неотрывно глядя на изрезанного в лоскуты мертвеца.

Хорошо, что девчонки не видят. Стыдоба.

Марфа хладнокровно изучала помещение. Вот уж кто никогда не сорвётся. Она оставалась хладнокровной даже тогда, когда они вскрыли подземный гараж, с лёгкой руки Лёлика Кокорина окрещённый позже газетчиками «детским приютом». Василиса разбила рыло Кокорину прямо в редакции. Чтобы оплатить зубные протезы и косметический ремонт щекастого Лёликова фасада, ей пришлось продать новенький «Сапсан». Повторись подобная ситуация снова, она переломала бы ему всё, что могла. Может, тогда и бросил бы писать, оставил сумасшедшую идею, будто андроиды гуманнее любого из людей; что необходимо всего-навсего понять их.