Открытие
Шрифт:
— Это что за самоуправство? Здесь еще есть материально ответственные! Подотчет на тысячи рублей! Анархию мне устроить! Чтоб не расхлебался до конца своих дней! Да я вас всех в тюрягу! Разгоню — новых наберу! По статье! А зачинщиков под суд!
Рытвин задохнулся, но явно не от слабости, а от бурного выхлеста чувств. И в наступившей тишине выстрелом прозвучал спокойный голос Васи:
— Вот и вся болезнь!
— Прошла твоя клептомания, Борис Эдмундыч? — поинтересовался Талаталов и огорчительно сплюнул. — Совсем ведь простое леченье, а я — чахохбили!
— Товарищи,
Старший потянул за лямки свой рюкзак, раскрыл его и вывалил на траву куски породы, на которых будто бы запеклись капли крови. По трещинкам густели алые натеки, кроваво-красные прожилки густо просекали массивные образцы.
— Киноварь! — вскрикнул Рытвин, опустился на колени перед камнями и стал перещупывать их, точно слепец. — Какая насыщенная минерализация!
— Черт побери, — пробормотал Вася, — рудопроявление с неба!
— Из тайги, — поправил старший, — ниже Дивного порога в трехстах метрах прямо в обрыве краснеет. Мы и решили прихватить несколько камешков.
— Правильно решили, хлопцы! — воскликнул Талаталов. — Никуда мы вас не отпустим! Раскурочим замок и накормим до отвала! — Он засунул пальцы в рот и Молодецки свистнул: — А ну, стрелки, на линию огня!
Но стрелки на этот раз не торопились. Озираясь на Рытвина, они прятались друг за друга. Наконец начальник почуял на себе взгляды своих и гостей. Он вдруг выронил самый большой образец, мученически сморщил лицо и схватился за живот. Потом вскочил, выдавил виноватую улыбку и рысцой направился к тропинке, которая вела в дальние кусты.
— Наконец-то человеческая болезнь объявилась у нашего Бори, — объяснил Талаталов и скомандовал: — Становись в цепь, громодяне!
Стрелки зашевелились, выстраиваясь вновь перед складом. И тут по табору разнесся женский крик:
— Едет! Сеня! Родной!
Милка выскочила из своей двухместной палаточки и побежала к берегу, теряя на кусты косынку, фартук и простенький браслет.
«Дук-дук-дук...» — донеслось с реки задорное пение «Вихря». И вот из-за зеленого клина ближнего мыса вырулила знакомая синяя «Казанка». На корме затаился рулевой в тельняшке. Он словно боялся сглазить свой мотор, не поднимал высоко головы, пока не уткнулся в берег против табора.
Милка повисла на шее мужа, а тот ласково отнял ее от себя: недостойно мужчине выражать чересчур бурные чувства к жене на людях. Сеня тут же достал куль с какими-то кругляками, взвалил его на себя и понес к складу.
Все оставались на своих местах, словно прибыл следователь.
А Сеня улыбался во всю ширь своего лица, усы его дыбились от удовольствия, хоть глаза чуть подвело серым налетом.
— Мотор забарахлил, пришлось проваландаться в Воронцовке, зато достал вот... куриц... двенадцать штук! — Сеня тряхнул кулем, передал его жене и потянулся к десятиместке. — Ну теперь, Борис Эдмундыч, пир на весь мир с этим самым... чихохбили... И вашу болезню, товарищ начальник,
собьем. — Сеня вдруг пригляделся к раскладушке и подбил мичманку на нос. — Да он, я вижу, того... уже и без блюда на ногах...— Еще бы, — усмехнулся, шатнувшись, Вася, — такой шок устроили ему, что покойника б на ноги подняли, будь он материально ответственный!
— Это что же такое? — Сеня озадаченно крутнул головой на шее-кнехте, оглядывая вооруженных своих и незнакомых оборвышей. — Что за аврал тут случился?
— Хотели замок сбить со склада, не дождав тебя, — объяснил Вася. — Поверил бы ты, старшина, своим сотоварищам?
— Люди-то живые, Сеня, а ты ключи по инерции с собой!
— Как же так, Виктор Петрович? — заныл Сеня, с трудом шевеля губами. — Моряк моряка подводить?
— Это ты, Сеня, подвел наше человеческое достоинство!
— Люди нам открытие принесли, — буркнул Вася, — а мы им бюрократический стриптиз кажем!
— Что же получается, — забормотал Сеня, — при начальнике... Бунт на корабле...
— Открывай быстрей склад, ключник! — рявкнул Талаталов. — Треп потом... Не видишь — люди с голоду помирают! Да какие люди! Молиться на них надо, а мы колупаемся в носах!
— Сеня, они неделю пробивались к нам из тайги, — выдохнула Милка. — Их вон сколько, а ты один... Чего только я не передумала, как их увидела! Одному сгинуть в тайге — плевое дело!
Лицо Сени порябело, он звякнул ключами и незряче уткнулся в дверь.
— Ничего бы не случилось, Борис Эдмундыч, — вдруг огрызнулся Сеня, будто начальник стоял рядом, — раз Талаталов взялся за дело. Мы на море доверяем друг другу. Если даже чужой корабль терпит бедствие, то идем на все!
— Сухопутные тоже не все ухищрены — иной раз по-человечески способствуют друг другу, — высказался Вася. — Иначе трудно рассчитывать на удачу.
Вася говорил громко, чтобы слышал Рытвин. Начальник с видом мученика возвращался из кустов к своей палатке, где у него была спасительная справка.
НЕХОДОВАЯ ЛЕСКА
Нам определенно не повезло, потому что песчаную косу предполагалось осваивать нашей бригаде, а захватили ее другие. Мы не торопились, и сухую гривку облюбовала бригада Халлиулина. Они сделали вид, что у них раскачало ветром балок, который Ми-8 переносил на тросах, и вертолетчики были вынуждены сесть на песчаную площадку. А потом уж не имело смысла менять место, раз тут намечена скважина. Начальство разрешило поменяться местами Халлиулину с нашим Богатыревым. И таким образом, нашу буровую перебросили на их намеченную точку — в беспредельные болота Приобья.
Уж повспоминали мы и бога, и черта, и хитрована Халлиулина, когда нам пришлось стелить гати, отсыпать площадку и монтировать вышку на крохотном островочке среди трясины. Хорошо, вездеходами, бульдозерами, тракторами нас не обделили. Но и с этой мощной техникой попурхались мы в трясине, помесили торфяной грязи, покупались в болотной воде.
Но наконец-то встала во весь рост наша красавица буровая № 17. Зажгла свои огни, включила мощные дизели и вбурилась в податливые отложения въедливыми шарошками.