Открытый брак
Шрифт:
— Из-за меня ты дохрена упустил, Иль! Из-за меня! Об этом все и всегда талдычили — если не в лицо, то за спиной! Если бы я не залетела — ты женился бы на мне? Только честно?
Наиль прижимает ладонь к запястью, вытирая капли крови от пореза ножом. А ещё он чересчур долго думает. Очевидно, сомневаясь в ответе или боясь обидеть.
— Понятия не имею, Поля. Я не рассматривал других вариантов.
Качнув головой, издаю короткий смешок. Этих вариантов я ему и не дала, потому что билась в панике и плакала, увидев две яркие полоски на тесте.
— Никогда
— Судьбы не существует. Мы сами строим свою жизнь, — тут же осекает.
Я хмыкаю и покачиваюсь на пятках. Продолжаю и дальше развивать тему.
— Если бы я только выпила чёртову таблетку экстренной контрацепции… Если бы сделала аборт… Всем было бы легче, а в первую очередь тебе!
— Не неси хуйню!
Муж обходит островок и рывком разворачивает меня к себе. Легонько встряхивает. В его движениях больше нет нежности — для меня так точно.
Сжав пальцами подбородок, Наиль вынуждает меня поднять голову. Не смотрит, а полосует. В глазах злость, ненависть, раздражение. Целый коктейль негативных эмоций.
А я стою и размышляю — на Журавлёву он тоже подобное выплескивает? Или она понимает, чувствует и не доводит его до крайности?
— То, что я упустил — планировал наверстать вместе с тобой!
— И именно поэтому закрутил роман с Настей?
Наиль вскидывает брови и на секунду затихает. Не спорит, что это хуйня, а внутри меня с каждой секундой дотлевают остатки надежды.
— Я не кручу с ней роман. В отличие от тебя, я могу сдерживаться.
— А сорваться хотелось?
Вопрос слетает с губ куда раньше, чем я пытаюсь его обдумать. Получать подтверждение больно. Ещё невыносимее — заранее читать это в глазах мужа.
— Хотелось.
— Сильно?
Плыву взглядом ниже — к шее и подбородку. Тело мелко колотит.
— Блядь, да.
Я тяну губы в вымученной улыбке. Стараюсь сделать вдох-выдох, но захлёбываюсь чем-то горьким и ядовитым.
Супер.
— В какой момент остановился?
Звучу жалобно. В какой-то момент всхлипываю. Должно стать хоть на миллиграмм легче от того, что красная линия не была пройдена, но становится только невыносимее, что ради стопа приходилось прилагать усилия. В нормальных семьях такой вопрос даже не стоит. Нет — и точка.
— Поля…
— Что, Поля? Когда? Когда перевозил шмотки?
Наиль качает головой, а я теряюсь в догадках. Позже? После кальяна?
— Как это было? Ты её уже раздел? Поцеловал? Вручил ей член? Чтобы не обижалась — трахнул хотя бы пальцами?
Когда пытается притянуть меня ближе, чтобы прекратить и заткнуть — я выставляю ладони вперёд и решительно отталкиваю.
В ноздри вбивается запах кожи, парфюма и крови. Дикая смесь. Ненормальные эмоции и чувства. Адский накал и агония. За всем этим последует одна маленькая мучительная смерть.
— Не трогай. И не отвечай — лучше молчи.
Мои просьбы не действуют. Я не слабая, просто муж во много раз сильнее. Пресекает любое сопротивление, притягивает.
Я что есть мочи дёргаюсь и изворачиваюсь, но тщетно. Ни
хочу ни тепла, ни близости. Ничего больше. Меня нечем наполнить. Я пустая, вот честно.— Мне неприятно, Иль! Пусти! Пусти, слышишь!?
Слёзы срываются и катятся по щекам, а в груди разрастается бездонная чёрная дыра, которая всасывает последние остатки хорошего.
Я сжимаю зубы до хруста. Замахиваюсь. Смотрю с ненавистью. Осознаю, что муж зеркалит мои же поступки, но кто сказал, что мне от самой себя ни разу не тошно?
— Я мудак, согласен. Ну давай, бей. Хочешь же? Бей!
Голос Наиля звучит, будто под водой — глухо и отстраненно. Доводит, подначивает.
Я чувствую, как кровь приливает к лицу. Как вздуваются вены на висках. Как горло стискивает огромная обида.
Поддаюсь. Поднимаю руку, целюсь. Завожу за голову и бью.
Последнее, что вижу, прежде чем разорвать зрительный контакт — горечь и сожаление в глазах мужа.
Если он мудак, то кто я? Понятия не имею.
Тишину комнаты разрывает звонкая сильная пощёчина. Я никогда не замахивалась на мужа. Даже в планах не было. Он на меня тем более — не так воспитан.
Наши отношения были лёгкими и беспроблемными, а сейчас я не испытываю даже грамма вины за то, что вложила в удар максимум из возможного.
Это очень плохо, да?
Ровные чувственные губы, которые я обожала зацеловывать, заметно дёргаются и кривятся в улыбке. На щеке остается красный отпечаток моей руки.
— Легче?
Наиль не двигается и продолжает стоять передо мной с часто вздымающейся грудной клеткой.
Я не знаю, что чувствует он, но мои реакции пугают. В них доза утешения и удовлетворения. В них ясное осознание того, что у нас больше не получится. Правда. Мы собираем осколки, а они, сука, не клеятся и отваливаются. Напрасная и каторжная работа.
— Можешь больше не сдерживаться — выеби её как следует. Уже можно. Уже похуй.
Новый виток разговора поднимает очередной шторм за рёбрами. Я вспоминаю, что нахожусь в плотном кольце крепких рук и отчаянно пытаюсь вырваться.
— Поля, заткнись!
Наиль наклоняется и задевает горячими губами висок. Прерывается, дует на кожу. Затем продолжает покрывать поцелуями каждый воспаленный сантиметр. Везде, где может дотянуться и куда попадает.
Странно, что при этом я не испытываю брезгливости, а только мазохистское удовольствие. Мне приятно. И невыносимо, просто до ужаса больно.
— Вот только не думай, что я буду терпеливо ждать, пока ты ею переболеешь!.. Господи, ненавижу!
Я ужом изворачиваюсь, взвизгиваю. Сжимаю пальцы в кулаки. Больше не требую разрешения, чтобы ударить и без спросу молочу по плечам, шее, грудной клетке… Менее активнее. И ещё. И ещё.
— Сильнее. Ну же, давай! Делай из меня самого хуевого мужа на свете. Мсти, проклинай, ненавидь. Всё то, на что заслужил.
Наиль требует громким раскатистым голосом, а затем вдруг послабляет хватку и замирает. Я не сразу понимаю, в чем дело. Размыкаю пальцы, опускаю руки вдоль туловища. Оборачиваюсь и… леденею.