Открытый брак

— Да разведитесь вы уже!

Детский голосок врывается в непростой взрослый разговор чересчур неожиданно. Я открываю и закрываю рот. Рассматриваю запыхавшуюся Мышку со всклоченными волосами и горящими глазами.

— Солнышко…

Нужно произнести какую-нибудь утешительную фразу и ловко придумать отмазку, но в горле ком, а Наиль ничуть не выручает.

— Разведитесь наконец!

Маришка с презрением выплевывает последнюю фразу, а затем разворачивается на пятках и уносится прочь.

Я слышу шаги в прихожей и то, как хлопает тяжелая металлическая дверь.

Следом на плечи обрушивается осознание того, что мы не только себя убиваем — мы калечим психику ребёнка. Это хуже. В миллион раз хуже нашей собственной.

Было глупо думать, что почти десятилетний ребёнок ничегошеньки не понимает. Было наивно делать вид, что мы спасаем семью только ради неё. Кто сказал, что Мышка потом оценит и скажет спасибо за эту пропитанную негативом атмосферу?

— Будь дома — я догоню.

Наиль срывается следом за дочкой, а я подхожу к окну и, вцепившись пальцами в подоконник, с беспокойным дребезжанием в сердце жду.

Глава 73

Спокойно ждать дома у меня не получается. Это каторга.

Земля уходит из-под ног с каждой минутой незнания, а в грудной клетке разрастается такая мощная паника, что сложно сделать новый выдох и вдох.

Недолго подумав, я нахожу телефон и набираю номер Мышки. В какой-то момент даже посмеиваюсь с себя: почему сразу не догадалась? И хотя мне совершенно не весело, именно так срабатывает защитная реакция.

— Пожалуйста, малышка… Ответь…

Идут длинные монотонные гудки, но проходит время и ни с первого, ни со второго раза никто не снимает трубку, а я продолжаю прижимать телефон к уху и молиться, чтобы мне удалось исправить ситуацию с наименьшими потерями: попросив прощения, утешив и вернув назад ребёнка.

Следом за одной правильной мыслью приходит и другая.

Я вспоминаю, что не так давно Марина предоставила мне доступ к геопозиции. Честно говоря, ни разу не доводилось пользоваться этой функцией, но сейчас хочу верить, что это будет как никогда актуально.

Захожу в настройки, открываю карту. Замечаю маячок, который дает понять, что телефон находится чуть ли не у самого подъезда.

Я успеваю преждевременно порадоваться и воодушевиться. Вылетаю на балкон, но почти моментально падаю духом.

Дура. Идиотка.

Ни Наиля, ни Мышки поблизости нет — только припаркованный автомобиль, где, вероятнее всего, остался мобильный дочери после поездки по городу.

— Вот же гадство…

Я мечусь из угла в угол. Кусаю губы, звоню мужу. Когда тот отвечает на звонок — требовательно спрашиваю:

— Догнал?

Прошло больше двадцати минут — за это время можно было сто раз подряд найти ребёнка! И хотя я осознаю, что слишком предвзята, не пойму, почему он до сих пор этого не сделал?

— Нет, Поль. Я оббегал всю территорию ЖК, но нигде не нашёл Марину. По камерам пусто. Скорее всего, она пробралась через металлические прутья ограды и выбежала на проезжую часть, а куда дальше — не знаю.

Наиль продолжает говорить, а я не могу поверить своим ушам. Тело бросает то в жар, то в холод. Я сжимаю пальцами мобильный и не слишком ласково выкрикиваю:

— Сделай что-нибудь, Иль! Найди её! Ну что же ты…

Ринувшись в спальню, выворачиваю полку и наспех надеваю примятую уличную одежду, вовсе не беспокоясь о собственном внешнем виде.

— Я думаю, нужно вызывать полицию.

Прижимая плечом телефон, чувствую, как внутренности разъедает кислотой от каждого озвученного слова. Неужели всё настолько плохо? Неужели сами мы больше не справимся?

Я почему-то жду чуда. Пройдет минута и Мышка появится на пороге дома или во дворе. Скажет, что пошутила и всего лишь хотела нас напугать и приструнить.

Но если всегда спокойный и уравновешенный Наиль настаивает на полиции — то дело, наверное, плохо. Вопрос только в том: насколько?

В голову лезут ужасающие мысли, которые в самом начале я упрямо откидывала и не подпускала. Теперь же они свободно прорываются и атакуют, сволочи.

Вдруг Марина попала под машину? Провалилась в канализационный люк? Встретила серийного убийцу и стала жертвой?

Я обливаюсь липким потом и вылетаю на улицу.

Как нахожу мужа — не помню, как и то, о чем с ним общаюсь. Он обошел почти всю округу и расспросил соседей, но нигде не нашёл дочь. Нервный, взвинченный. Впервые настолько пугающе-обреченный.

— Иль, она совсем не знает город! Она без телефона! Одна! В стрессе!

Наиль выслушивает мои претензии, ничуть не споря. Я не обвиняю его, но со стороны звучит, будто да, хотя по сути — косяк здесь совместный.

Как в тумане звоним в полицию и оформляем заявку. Я готовлю фотографии Мышки, а охрана активно помогает нам напечатать их на цветном принтере.

Удивительно, что в столь сломленном состоянии всё получается чуть ли не с первого раза, хотя искреннее хочется забиться в угол и покорно ждать, пока ситуация чудесным образом не разрулится по щелчку пальцев.

Когда прибывает следственно-оперативная группа — поиски приобретают больше формальности и серьезности.

Мы предоставляем необходимые данные, описываем внешность, родинки и шрамы. То, в чем была одета.

Приходится так же пояснить, что причиной побега стал конфликт между родителями. Это мучительно и унизительно, но меньше всего на свете я думаю о том, как мы с Наилем выглядим в глазах посторонних.

Оказывается, мы всё сделали правильно, потому что шансы разыскать ребёнка в первые часы после обращения в полицию — крайне высоки, но постепенно снижаются. Полагаться на собственные усилия можно, но довольно рисково.

Сотрудники правоохранительных органов действуют слажено и быстро. Создают ориентировку и приступают к поискам.

— Всё будет хорошо, Поль…

Голос мужа звучит не так уверенно, как мне того хотелось бы, но из оцепенения всё же получается выйти.

Мы едем по ближайшим дворам и всматриваемся в полумрак, почти не разговаривая. Сейчас это сложно. Можно сделать только хуже, скатившись к тому, кто прав, а кто виноват.

??????????????????????????— Хотелось бы, — выдавливаю из себя.