Откуда приходят люди

Он заговорил первым:

– Здесь, Маша, все просто. Ведь вы знаете, что земля круглая?

– Да, почему бывает полярный день и полярная ночь, почему зимой день короче, чем летом, я знаю, конечно. Но меня интересует совсем другое: какие они эти белые ночи? Я этого представить не могу, не видела этого, а так хочется все увидеть и все почувствовать самой, – и я вдруг нечаянно оступилась о камень и невольно оперлась на его руку, но тут же отдернулась, словно обожглась, а он, чуть касаясь, взял меня под локоть, и я не убрала своей руки, хотя и смутилась сильно, мне было очень приятно чувствовать его прикосновение. Я только боялась, чтобы мама не обернулась и не увидела.

На пляже мы направились в ресторанчик, где несколько часов назад сидели с Никитиным, только теперь мне было хорошо здесь, уютно и весело. Но вдруг мне показалось, что за тем столиком, где официант поднес мне никитинские цветы, появился он сам, Никитин. К нам подошел другой официант, но горько чувство смущения, и я сама предложила Алексею пройтись к воде. Солнце спускалось к морю, горизонт был виден теперь хорошо, и мягкие лучи скользили по воде, переливаясь на мелких волнах. Чем ближе солнце приближалось к горизонту, тем больше и краснее оно становилось. Вот уже наполовину оно погрузилось в воду, цвет его стал мягким и нежным, смотреть на него было совсем не больно.

Вот оно и совсем исчезло в воде, окрасив последний луч почему-то в зеленый цвет.

–

Это оно простилось с нами так, – сказал мне тихо Алексей, – кто увидит зеленый луч солнца при закате, того ждут перемены к лучшему, так говорила мне моя бабушка в детстве. Я уже давным-давно не видел этот зеленый луч. Маша, а вы хотите, чтобы что-то менялось в вашей жизни? – он смотрел на горизонт и бросил в воду камень.

– Я не знаю, моя жизнь еще, по-моему, так коротка, что я толком и не жила, но если к лучшему, то, конечно, хочу.

–

Скажите, вы, правда, скучаете здесь?

– Да, но, наверное, не оттого, что мне все надоело и у меня все есть и я присытилась всем. Нет. Просто я первый раз уехала из дома и уже хочу вернуться назад. Я скучаю по папе, по своей комнате, своим подругам. Наверное, я нытик по натуре. А, вообще-то это проходит и мне становится веселее.

– Расскажите мне о вашем городе, о шахте. Это такая удача, что я встретил вас в своем доме, людей оттуда, где мне предстоит провести, может быть, много лет. В этом есть что-то символическое, какой-то тайный смысл, и я принялась рассказывать, и чем больше я говорила, тем спокойнее и мягче становилось у меня на душе. Мне казалось, что Алексей прожил со мною мою прежнюю жизнь там, на нашей шахте. Я рассказывала ему о нашем доме и хорошо представляла его в моей комнате, говорила об отце и его работе и видела Алексея в конторе шахтоуправления, говорила о церкви, и он стоял там, рядом со мной, даже представила, как он перебирается через улицу в дождь, аккуратно ступая и стараясь не запачкать брюки и туфли. Мы прохаживались с ним у самой воды, мягкий шелест волн внушал спокойствие, безопасность и уверенность, потому что рядом был надежный и близкий уже мне человек. Стало быстро темнеть, и нас позвал Николай Иванович, они уже выходили с террасы, все направились домой.

Я долго не могла заснуть в ту ночь. Пожалуй, впервые в жизни я задумалась о своем недалеком будущем, о возвращении домой, и мне показалось, что с приездом Алексея на нашу шахту и у нас начнутся белые ночи… А утром на моем подоконнике лежали только что срезанные три белых розы. Капельки свежей росы стекали с их нежных лепестков.

Мамы уже не было. Я начала умываться, причесываться и с радостью вышла в гостиную, желая скорее увидеть Алексея. Там еще никого не было. Дверь на веранду была открыта, и, приблизившись к ней, я услышала голоса: мама с кем-то разговаривала. Меня словно холодной водой окатило, я узнала голос Никитина.

–

Так вот, уважаемая, я имею самые серьезные намерения и готов просить руки вашей дочери. Я человек состоятельный, у меня свои скважины в Баку. Да и возраст уже, знаете, заставляет подумать о семье. Дочь ваша мне очень нравится, и я намерен составить ее счастье.

– Но, дорогой мой, ведь вы ее еще толком и не знаете, и потом я сама не могу решать ее судьбу. Здесь должна спросить мужа. И потом она сама, мама замолчала на минуту, – она сама должна решать, ведь мы живем в двадцатом веке, что вы, голубчик. Нет, нет и еще раз нет, говорю я вам. Если у вас такое чувство, то нужно сойтись сначала с ней. Что вы? Да и молода она еще.

Я стояла окаменевшая. Сама мысль, что этот Никитин может стать моим мужем, что он уже решил это сам и не просит, а требует этого, возмутила меня. Я готова была выйти и выгнать его. Еще не видя его, я представила его словно маслом намазанные волосы и перхоть на плечах и запас водки и то, что вчера, проводив нас, он пошел опять пить в ресторан.

«Нет, он не должен, он не имеет права так поступать, это дурно, гадко, как он смеет», – проносились мысли в моей голове.

– Хорошо, я тоже хочу сойтись с ней ближе, поэтому заказал сегодня ложу в опере, буду ждать вас в семь вместе с дочерью.

– Пожалуй, мы приедем или дадим вам знать, а теперь ступайте, ступайте.

Я увидела его выходившим с веранды во двор, перхоть так и была на его плечах. Выждав пока он скрылся за калиткой, я вышла к маме, лицо мое горело от ярости и стыда, сердце колотилось негодующе в груди.

–

Мама, я все

слышала. Как

он смеет, ведь я не вещь. Я не хочу его даже видеть. Он гадок мне, никуда я не поеду.

– Да, душа моя, я вижу, что он тебе не пара, хотя, видно, богат. Не волнуйся, я сама все это улажу, на то я и мать твоя. Успокойся, – она обняла меня и повела назад в наши комнаты.

Я была расстроена, но, поплакав немного, успокоилась, чувствуя, что мама понимает меня и защитит.

За завтраком Алексея не было, и я испугалась, что он все слышал и теперь не придет ко мне совсем. Но Наталья Александровна, поняв мое замешательство, объяснила:

– Алексей купается в море. Это его привычка еще с гимназических лет, знаете, – она обратилась к нам с мамой обеим и в то же время только ко мне, – море его слабость с детства, он утверждает, что оно ума ему придает. У него какое-то обостренное чувство справедливости, что было причиной частых драк с друзьями и разногласий с преподавателями, и всегда после потасовок и отчаянных споров, он мчался в море умнеть и решать с ним свои проблемы. И, я вижу, за годы учебы он мало изменился.

Алексей пришел к концу завтрака и, извинившись за опоздание, сел рядом со мной. От него пахло морем, и опять я услышала тепло, которое проникает в меня.

–

Спасибо за розы, – сказала я тихо, так чтобы только он слышал.

Он мягко улыбнулся мне и слегка покраснел. В тот день я с удовольствием пошла купаться и сама. Мама заняла свое место на террасе ресторанчика с вязанием. Плавать я научилась еще в детстве. Недалеко от нашего городка был пруд, и каждое лето с утра до вечера все дети купались и резвились там.

Поэтому воду я не боялась. Только вот нагота моего тела и близость оголенного Алексея смущала меня. Теперь я как бы стеснялась саму себя. Развитое тело Алексея вызывало зависть. Я замечала его смущенный взгляд, когда он рассматривал меня, и чувствовала, что нравлюсь ему. Легкое кружение охватывала мою голову, когда он смотрел мне не в глаза, а ниже…

Мы с разбегу бросились в воду и поплыли. Далеко. О чем-то говорили, смеялись, брызгали друг на друга водой. Потом лежали прямо на песке и грелись на солнце. Опять купались. Алексей поймал краба и мы, словно маленькие дети, склонилась над ним, почти лицом к земле и с любопытством рассматривали его маленькие черные глаза-бусинки, длинные усы, заглядывали ему в рот, а он пятился от нас боком и норовил улизнуть в море и грозно помахивал клешнями. День прошел быстро и весело. Мы настолько сдружились, что, кажется, знали друг друга всю жизнь.