Отлучение (Из жизни Александра Солженицына - Воспоминания жены)

Еще Александр Исаевич вспоминает рассказ Люши об эпизоде, который произошел совсем недавно, когда Чуковский уже лежал в больнице. Одна медицинская сестра в разговоре с Корнеем Ивановичем высказала недовольство языком, каким написан "Один день Ивана Денисовича" ("сплошные ругательства!"). И вдруг Чуковский, такой обычно сдержанный, выпалил: "Вы тут полицаев лечите и сами полицаями стали. Содержание не нравится, а валите на язык..."

Никогда, начиная с осени 65-го года, не оставляло моего мужа ощущение его, Чуковского, мощной поддержки. И вот теперь его не стало. Конечно, есть Твардовский, есть Капица, есть Ростропович. Но все же Чуковский был поистине, как выразился Александр Исаевич в своем письме Лидии Корнеевне и Люше, литературным патриархом. Как отразится его смерть на судьбе писателя Солженицына?..

Я в Рязани просматривала папки, отбирала те, которые мне могут понадобиться раньше других. Играла на рояле. Шила покрывало на тахту в кабинете моего мужа в "Сеславине".

Побывали пару раз мы с мужем в кино. Посмотрели "Снега Килиманджаро", в котором сценарист, по сути, показал нам биографию Хемингуэя. Александр Исаевич осуждает Хемингуэя за то, что тот гнался за внешними впечатлениями: Африка, бой быков... А после просмотра итальянского фильма "Сова появляется днем" сказал мне как бы с завистью: "Показывают же итальянцы торжество несправедливости!"

1 ноября Александр Исаевич попробовал начать писать. К обеду пришел недовольным. Трудно. Еще машины под окнами мешают... Но на следующий день как будто начало получаться. Вижу на его рабочем столе портрет женщины, похожей на О. Г. Чайковскую.

3 ноября Александр Исаевич отвез меня на вокзал и посадил в ташкентский поезд. Мне дается ответственное задание: попробовать забрать в "Новом мире" 12 глав. Одновременно станет ясно, прочел ли их Твардовский.

Я уехала вполне спокойная за мужа. За два дня до моего отъезда по почте получена справка, что А. И. Солженицын - член Союза писателей РСФСР. (Я же не знала, что 31 октября, в день похорон Чуковского, Эрнст Сафонов был срочно вызван в Москву к первому секретарю СП РСФСР Соболеву и что, вернувшись оттуда, он в тот же день лег в больницу на операцию аппендицита...)

В Москве я не задерживаюсь, со мной солидный багаж. Под вечер добираюсь в "Сеславино". Здесь уже возведены стены до самого верха, зияют пролеты венецианских окон, работает "адская машина" - компрессор, помогающий долбить старый фундамент. Пожалуй, там, в Рязани, редкие машины под окнами - ерунда по сравнению с этой "адской машиной"... Пусть себе пишет там!..

На следующий день, 4 ноября, я позвонила в "Новый мир" и попросила Софью Ханановну (секретарь Твардовского) узнать у Хитрова (ответственный секретарь), можно ли мне забрать соответствующие главы "Августа". Трубку взял сам Александр Трифонович:

– Наталья Алексеевна, мы так легко не расстаемся с поступившими рукописями.

И дальше заговорил о своем впечатлении от "Отрывка":

– Я - в восхищении! Трудно поверить, что это пишет не очевидец. Конечно, последняя война ему помогла, но описывает он именно т у войну... Хотелось бы, конечно, знать, что было и до 11-й главы и что будет после 22-й.

Твардовский хочет обговорить все это с Александром Исаевичем. Я поясняю, что муж будет в Москве лишь в декабре.

Этот мой разговор с Твардовским состоялся около четырех часов дня. А около шести я позвонила в Рязань и рассказала мужу о реакции Твардовского на главы "Самсоновской катастрофы". Он все это выслушал, высказал свою радость, но тут же оглушил меня сообщением:

– Рязанское отделение исключило меня сегодня из Союза писателей!

Он уже звонил примерно час назад в "Новый мир", Анне Самойловне! Не знал, там ли Александр Трифонович. Предлагает мне позвонить ему, сказать, что его телефон был занят... Но сегодня уже поздно...

Сбито все настроение. В "Сеславино" ехать не хочется. Еду к Веронике, ночую у нее.

Утром 5 ноября звоню Софье Ханановне. Александра Трифоновича еще нет, но он уже знает. Чувствую в ее словах обиду, что Александр Исаевич позвонил не им, не наверх... (Позже и сам Александр Трифонович высказал мне свою обиду: узнал... от Берзер?!)

Звоню домой, снова говорю с мужем. Может, мне.... приехать? Вижу, что он без особой настойчивости говорит, чтоб я до праздников не приезжала. Просит меня сказать Твардовскому, что он не просит его действовать, что позвонил просто для того, чтоб поставить в известность...

Уже с Белорусского вокзала, откуда поеду в "Сеславино", вновь звоню Александру Трифоновичу и передаю слова мужа.

– Мы делаем все возможное и невозможное, - говорит Твардовский. Исключение было запрограммировано.
– Передайте Александру Исаевичу, что наше отношение к нему - к его таланту и к человеку - не изменится ни на йоту!

В "Сеславине" застаю Ростроповича. Рассказываю ему все.

– Ну и хорошо, - говорит он решительно.
– Зачем ему быть вместе с этими подонками?..

Ростропович собирается сейчас ехать на своем "мерседесе" в Москву. Это меня подтолкнуло. Поеду с ним и постараюсь этим же вечером уехать в Рязань, хотя под праздники это очень нелегко. Но как можно не знать подробностей, не быть сейчас вместе с мужем?.. А может, и уговорю его поехать в Москву?.. Повидаться с Твардовским?.. Заодно повезу мужу письмо, которое тут же написал ему Ростропович:

"Дорогой, любимый, родной мой Саня! Только что Наташа сообщила мне последнюю "Рязанскую частушку". Вывод один и категорический: скорее возвращайся в свой дом в Жуковку, ибо здесь без тебя невозможно существовать, а Рязанский союз без тебя еще просуществует. Гения не надо успокаивать, а его надо раздражать, а иногда и злить. Все это делает Бог руками (и языками) людей, выбирая для этой работы наиболее недостойных"1.

1 Ростропович М.
– Солженицыну А., 05.11.69.

И еще со мной письмо, которое написала своему "дяде Сане" 10-летняя Лилечка Туркина:

"Дорогой дядя Санечка!

Что Вы теперь будете делать?

Работать Вам нельзя, ведь Вы же пишете.

Когда эта весть до нас долетела, я так и подумала. Но Вы и теперь остались великим писателем.

Если Вам надо помочь, то я всегда готова быть Вашим секретарем. Отметки у меня хорошие.

Дядя Саня, если Вы заняты, то не отвечайте. Я не обижусь. Я уже большая и все понимаю.

Лиля".

Мне и в самом деле удалось уехать дополнительной электричкой. Домой добралась в 12-м часу ночи. Никак не могу дозвониться. Наконец дверь открывает Александр Исаевич. Первые же его слова:

– Ты знаешь, что Америка обо мне весь день передает?! Я сшибу Кожевникова!

Рассказывает мне подробности. Уже в 6 часов утра по "Голосу" передали об исключении писателя А. Солженицына из членов Союза писателей. И повторяли это сообщение каждый час. А начиная с 10 часов, стали передавать опровержение: "На запрос наших корреспондентов предста-вители Рязанского отделения и отделения СП РСФСР ответили, что сообщение об исключении Солженицына из Союза писателей неверно".