Отморозок 1
Шрифт:
— В смысле изменился? — беззаботно засмеялся я — у меня что рога на голове выросли?
— Да нет, не внешне. Хотя и внешне, наверное, тоже. Ты сейчас даже идешь по-другому, по-хозяйски как-то. Смотришь по-другому, от тебя стало веять какой-то уверенностью и даже опасностью. Я не могу объяснить, но ты стал каким-то чужим. По ощущениям, ты сейчас ближе к нашим спортсменам типа Козлова, постоянно тренируешься, уходишь в себя. А то, как ты вчера разогнал десятиклассников, вообще за пределами моего понимания. Андрюха Козлов наверное их раскидал бы голыми руками, ну на то он и Андрюха. Он ведь уже лет семь боксом занимается. Этой зимой, он даже первенство города по юниорам выиграл. А ты ведь обычный, как я, или как Витька Ломакин. Еще недавно, ты бы на Чижа или на Черу, не то чтобы с кулаками полезть, криво посмотреть бы боялся. А сейчас, уже они боятся тебя. Когда ты вчера вышел со стальным прутом им на встречу, у тебя были такие глаза, что здоровые парни из десятого класса реально испугались, хотя они сильнее тебя, и их было больше. Не понимаю…
— А чего тут понимать Славка — я широко улыбнулся и дружески хлопнул его по плечу — миром правят идеи. Не мышцы, не ружья и танки, а именно идеи. Если твоя идея сильнее, тогда и ты сильнее тоже. И это независимо от того, у кого бицуха больше,
— А сейчас не боишься?
— Нет, ведь я прошлый почти умер и теперь, по сути, я живу другую жизнь Славка. Так что, ты, наверное, прав. Внутри себя я стал другим человеком.
— Знаешь, я начинаю верить, что и ты и с Толяном вопрос решишь. Мне стыдно, что я не могу никак помочь тебе. Я не такой как ты. Я совершенно обычный, боюсь их. Это, наверное. потому что слабый и у меня нет никакой такой идеи. А ты наверное сможешь…
— Конечно смогу. Не дрейфь друг, прорвусь.
Остальной путь до школы мы проделали молча, думая каждый о своем. Я зашел за своим «дипломатом» в мастерские, и найдя его там же где оставил, поспешил на первый урок. В классе меня больше никто не трогал. Вокруг меня как будто установилась какая-то невидимая глазу аура, отталкивающая остальных одноклассников от меня. Я слышал невнятные шепотки за спиной и ловил опасливые взгляды, но меня сейчас это мало трогало. Я добился того что хотел. Меня теперь перестали считать легкой добычей. Репутация психа, при всех своих минусах, имела один жирный плюс. С психами, по доброй воле, никто не хочет связываться. Пусть он слабый, пусть его соплей перешибешь, а вдруг он в отместку ножом пырнет, или кирпич на голову опустит. Ему то психу ничего не будет, в крайнем случае в дурку посадят на время, а ты здоровье уже не вернешь. Лучше держаться от такого подальше. Такую же тактику в отношении меня избрали и десятиклассники. У них сегодня был последний день занятий, дальше последний звонок, потом начнутся выпускные экзамены и им теперь будет явно не до меня.
Учителя, как будто чувствовали напряжение которое витало в нашем классе по отношению ко мне, и старались меня не трогать. Так что, если не считать верного друга Славки, мне сегодня и поговорить то было не с кем. Зато у меня было много времени поразмыслить над моими дальнейшими планами. Что делать, к чему стремится и с чего начать. Мне, на самом деле, уже начинала нравиться моя новая жизнь, уже нравится мое новое тело. Пусть, оно пока слабое и неумелое, но зато без застарелых травм и болячек. Мне ведь сейчас всего шестнадцать лет, и я сам, постепенно, смогу вылепить из себя то, что захочу. Нужно только упорство и терпение. И того и другого у меня не занимать, поэтому я уверен, что у меня все получится. Начать жизнь сначала, с чистого листа, такой шанс выдается в жизни не каждому. Наверное, я или где-то сильно нагрешил, так что мне кто-то свыше решил дать мне второй шанс, чтобы все исправить. Или наоборот, я должен сделать что-то такое, что изменит этот мир к лучшему. Ну это я конечно загнул со вторым. Хорошенький такой план на день — помыть посуду и завоевать мир, прямо как в мультике из моего реального детства. Отдельная личность, даже знающая будущее не сможет изменить объективные исторические процессы. Советский Союз загнется по любому, как ты не старайся и не тяни его за уши. Слишком много противоречий накопилось, слишком недовольны были массы двойной моралью обветшалой власти. Верхушка то давно загнила, хотя нынешней советской власти бесконечно далеко до абсолютно беззастенчивого воровства и предательства своих будущих преемников из девяностых. Нас всех поманят слишком сладкой оберткой из-за океана. Свобода, материальное благополучие, жвачка, джинсы, кола, классные девочки в бикини с одной стороны, а с другой стороны — выламывающая челюсти скука комсомольских и партийных собраний, и тухлые лица по телевизору. При таком раскладе, выбор-то вроде очевиден. Это потом, когда уже будет поздно, мы поймем, что долгожданная свобода, на самом деле, обернется полным бардаком и вседозволенностью. Материальное благополучие получит только тонкая прослойка воров от новой либерально демократической власти, которая будет распродавать Родину оптом и в розницу, вывозя награбленное вагонами заграницу, чтобы покупать себе там особняки и яхты. От дешевых жвачки и колы, нас потом уже будет тошнить. Девочки в бикини и без, будут услаждать новых русских в саунах, а кто-то даже сделает «сногсшибательную карьеру» валютной проститутки. Наши «друзья» из-за океана, желающие нам свободы мира и процветания, на самом деле принесут нам, развал, беспредел и бесконечные войны между вчера еще братскими народами. Сами они будут пировать на нашем горе, подбирая жирные куски от разваливающейся могучей империи. Космос, военка, физика, математика, они от всего богатого наследия СССР отщипнут себе жирный кусок, поддержав свою науку и промышленность. Нас же они загонят на самое дно. Все это будет, и это не изменить ни как. Наша самая большая в мире страна должна пройти через всю эту боль и грязь, чтобы наконец очиститься и стать сильной и богатой снова, но уже по другому. Мне сейчас явно не до судеб страны. Решить бы, для начала, маленькие проблемы простого пацана Юрки, а потом можно будет и о большом подумать.
Глава 4
Глава 4
Настал последний день, из отпущенных мне Толяном на решение вопроса по навязанному обманом долгу. Мне нужно было, не прятаться, тщетно пытаясь оттянуть неизбежное, а самому, на своих условиях, встретиться с Толяном и навсегда отбить ему охоту лезть ко мне. Этим я и собирался сегодня заняться. С утра я как обычно сделал двухчасовую зарядку, проводил мать на работу, позавтракал и решил не идти в школу, а посвятить время правильному настрою к предстоящему разговору. Ну а собственно чего мне идти на занятия, когда годовые оценки уже выставлены. Юрка, как оказалось, вполне себе нормально учился, всего одна тройка по русскому, но я и его подтяну в десятом классе. В последние пару дней до каникул, посещение школы, это просто формальность. Потом, в июне, будет еще какая-то практика от школы, на заводе, но это меня пока мало волнует. Когда время подойдет, тогда об этом и подумаю, может еще отвязаться от этой практики получится. Я немного потянулся на шпагат, поделал наклоны и скручивания, а потом сел в положение дзадзен и закрыл глаза, расслабляя все тело, и успокаивая дыхание. Вдох — выдох, вокруг ничего нет, и внутри нет ничего, только пустота, я сам это пустота. Все мысли выходят из меня вместе с выдохом, а со вдохом, во внутрь вливается золотистый поток, который идет от носа вниз, в точку на три пальца ниже пупка и собирается там в мягкое теплое облако.
Есть только вдох и выдох, и больше нет ничего. В какой-то момент, я полностью растворился в дыхании, чувствуя совершенный покой и умиротворение.Прошло чуть больше двух часов, и я внутри себя почувствовал, что пора. Открыл глаза и встал, ощущая как затекло тело, от долгой неподвижной позы. Сделав небольшую разминку, я восстановил кровообращение, переоделся в синий спортивный костюм, крепко зашнуровал осенние ботинки с жесткой подошвой, взял в руку заранее приготовленные дубинки, завернутые в газету «Советская Россия» и вышел из дома. Время уже подходило к обеду, по улицам туда-сюда фланировали стайки мальчишек и девчонок. Спешили куда то куда то взрослые, благообразные бабушки, сидели на скамеечках и лузгая семечки, дружно перемывали косточки своим знакомым. Сейчас ведь не показывают бесконечные мыльные оперы по телеку, поэтому бабулям кроме как посплетничать на скамеечке и заняться то не чем. Я прекрасно знал, где сейчас должен быть Толян вместе со своей гоп компанией. У них есть обычное место сборища — за дальними гаражами, рядом с промзоной. Толян и его команда, там проводят почти все свободное время, в теплое время года. В холодное они сидят в гараже, отца Ржавого в обществе старого ржавого Запорожца. Прямо каламбур вышел У Ржавого и гараж ржавый и «Запорожец» тоже ржавый. Сам отец Ржавого, там почти не бывает, потому как беспросветно бухает в любое время года и наверное даже забыл что у него есть гараж и машина внутри.
Так и оказалось, компания из четверых парней и двух девчонок сидела за гаражами на ободранных от утеплителя трубах отопления и пустых деревянных ящиках. Перед ними, на двух застеленных старыми газетами ящиках, стояли трехлитровый баллон с пивом, уже пустой на большую половину и пара прилично начатых бутылок водки. Рядом лежала просто наломанная кусками одесская колбаса, открытая полупустая банка кабачковой икры и разломанные руками крупные куски черного хлеба. Парни были все те же: Толян, Шило и Ржавый, плюс еще какой-то незнакомый мне толстяк, с жирными сальными волосами и крупными угрями на лице. Девочки были тоже мне не знакомы, явно не местные. По виду, типичные дворовые шалавы, перемазанные косметикой до неузнаваемости и уже немного пьяненькие. Веселье уже было в самом разгаре, от ящиков слышалось противное визгливое хихиканье девочек и хриплый голос Толика, который, с граненным стаканом в руке, рассказывал им какую то увлекательную историю.
— Штангист, какая встреча! — дурашливо заблажил, увидев меня Толян — ты мне деньги принес, или пришел плакать, что не нашел? Только ты учти, я ведь не мать Тереза, и долги не прощаю.
— Нет Толик, денег я тебе не принес, и не принесу вовсе. Я тебе вообще ничего не должен — твердо сказал я, остановившись в трех метрах от сидящей компании.
— Чего ты там прогавкал пес шелудивый? Иди ка сюда поближе, а то я не расслышал. Иди, иди. Не бойся. Я тебя сразу бить не буду.
— А ты, Толик, сам ко мне подойди, небось ноги не отсохнут — не двинулся с места я.
Толик, даже открыл рот от моей наглости, потом быстро опомнился и толкнул сидящего рядом Ржавого в плечо.
— А ну-ка притащи ко мне этого козла Ржавый, прямо за шкирман хватай его, и волоки сюда.
Ржавый лениво встал с места, обошел сидящую на ящике боком девчонку начесом на голове, и вразвалочку отправился ко мне.
— Ну ты фуцель гнойный, бык тряпичный, конь педальный… — заводя себя начал он, но закончить так и не успел.
Газетный сверток, с завернутыми внутри ножками от стула, звонко врезался ему в черепушку. Раздался громкий совместный треск от соприкосновения свертка с его головой и от удара ножек внутри свертка между собой. Потом еще и еще. Удары шли прямо как на тренировке, гулко и четко ложась в цель. Ржавый, закатив глаза, неловко завалился на усыпанную мусором и старыми окурками землю, а я быстро разорвал бумагу и ловко продел кисти в веревочные петли дубинок. К этому моменту, рычащий от бешенства Толик, опрокинув ящик с пивом и продуктами, уже неотвратимо, подобно груженному самосвалу, летел на меня. Он был килограмм на двадцать тяжелее и неизмеримо сильнее меня. Если бы я, остался стоять на месте, он бы просто снес мою тощую тушку, и не какие дубинки не помогли бы мне. Но я ушел с линии атаки, и вдогонку, обрушил на него град ударов палками с обеих рук. Треск от ударов по голове, по рукам по коленям, и по корпусу слился в единую мелодию разрушения. Я начал выплясывать вокруг него, продолжая бить и бить. Не знаю, сколько точно раз я его ударил, но Толян, вскоре упал, воя от боли и закрывая голову руками. Я так же услышал истошные вопли удирающих куда-то в сторону шалав — Помогите!! Убивают!! Милиция!! — звон бьющейся бутылки, и почти сразу, почувствовал резкую обжигающую боль в плече. Шило, улучив момент, подкрался и полоснул меня сбоку получившейся из бутылки водки розочкой. Теперь, он шустро размахивал ею передо мной, выписывая замысловатые восьмерки и пугая, что вот-вот кинется вперед. Я сосредоточил все свое внимание на этом тощем засранце. В этот момент в другой бок мне влетел ящик, который кинул в меня толстяк, и меня откинуло в сторону, прямо под косой удар розочкой. На моем предплечье, сквозь прорезанную острым стеклом мастерку, проступила кровь. Шило довольно ухмыльнулся, и собираясь полоснуть меня еще, отвел руку чуть назад для нового удара. Я тут же хлестнул по ней с правой руки палкой, выбивая розочку, а левой палкой мощно засадил ему по голове. Потом сразу же ушел в бок, чтобы держать в поле зрения толстяка, который подняв с земли второй ящик, размахивал им как пропеллером, пытаясь повторить свой успех. Я, сместился еще в бок, и отгородился лежащим на земле Толиком от толстяка и от Шила, по пути крепко приложив Толику ногой пыром по голове, чтобы тот не вздумал подняться и пополнить ряды моих противников. Шило, однако, уже потерял былой энтузиазм и с гримасой боли на лице, баюкал свою правую руку. Я попал ему палкой прямо по кисти там, где мелкие косточки, и ему сейчас было очень больно. По его лицу из рассеченного лба сильно текла кровь. По ходу, этот мелкий гаденыш пока не боец. Прыжком перескочив через Толика, я кинулся на оставшегося опасным для меня толстяка, пытаясь нанести ему удары палками по голове. Тот неожиданно резво, для своей комплекции, вскинул ящик, успешно принимая сыпавшиеся удары на него, и тем самым, открыл мне свой низ. Я тут же воспользовался этим промахом, и безжалостно пробил пенальти правой ногой ему в самую душу. В мужскую ранимую и хрупкую душу. Толстяк выпустил из рук ящик, и схватившись за пах обеими руками, стал с воем кататься по земле. Надеюсь, у него там все хорошо, и он не станет боровом, а будет таким же бодрым и подвижным хряком, каковым показал себя еще несколько секунд назад. Я быстро развернулся к Шилу, намереваясь продолжить уже с ним, но тот только испуганно шарахнулся от меня в сторону. Ржавый уже сидел на земле, очумело мотая головой, и пока был тоже не опасен. Тогда я, выпустив левой рукой дубинку, которая тут же повисла на петле, присел и рывком за волосы поднял голову Толяна, лежащего на земле. Уперев ему конец другой дубинки в кадык, я немного надавил и устрашающе прошипел