Отныне и вовек

– Ты же не можешь серьезно воспринимать это. Ты невероятно напряжен. – Джессика хотела замять разговор, но Ян не позволил.

– Правильно. Я в напряжении. Но часть напряжения из-за того, что у нас в жизни не так, как должно быть. Ты когда-нибудь спрашивала себя, как мы существовали бы, если не было бы «Леди Джей», если бы твои родители не оставили тебе наследство?

– Я бы служила в какой-нибудь фирме, а ты бы работал в рекламном бизнесе и ненавидел его. Ну не смешно ли это?

– Нет. А что, если бы ты вообще не работала, а у меня было бы другое занятие?

– Например? – Ее лицо посуровело при этих словах.

– Не знаю пока. Еще не придумал.

– Ян, ты сошел с ума. Я никогда не видела, чтобы ты так увлеченно трудился над книгой, как сейчас. Я никогда не слышала, чтобы ты говорил о ней с такой уверенностью. А теперь ты хочешь все бросить?

– Я этого не говорил. Еще нет. Я хочу сказать следующее: что случилось бы с тобой, с нами, с нашим браком, если бы не ты поддерживала нас материально, а я? Что, если мы сохраним твои деньги на черный день, вложив их в ценные бумаги?

– А что я буду делать весь день? Вышивать? Играть в бридж?

– Нет. Я подумал о другом. – В его глазах было что-то туманное и отрешенное, когда он говорил. – Может быть, потом.., после того, как вся суета уляжется, мы заведем детей.

Мы давно не обсуждали эту тему. С тех самых пор…

Она знала, с каких «тех самых пор». С тех пор, как их жизнь изменилась. Когда умерли ее родители. Джессика получила наследство… Они оба понимали.

– Джесси, малышка, я хочу заботиться о тебе. Ты этого заслужила.

– Почему?

– Что значит «почему»? – Ян сразу смутился.

– Какая необходимость сейчас все менять местами? Почему ты должен тащить весь груз? Мне нравится работа, для меня она не в тягость. Скорее – забава.

– А дети не могут тоже быть забавой?

– Я не сказала «нет». – Ее лицо было твердым как никогда. – Но почему именно сейчас? Этот вопрос не возникал годами.

– Я не сказал «сейчас». Просто предположения.

– Это смешно. Ты как будто играешь в игры. – Она отвернулась и вдруг почувствовала руку мужа. Жесткую.

– Это не игры. Я говорю абсолютно серьезно, Джесс. За последние шесть лет я превратился в жиголо. Я неудачник как писатель, я переспал с грошовой шлюхой и в итоге ложно обвинен в изнасиловании. Я пытаюсь разобраться в своей жизни, что-то изменить в ней. Так ты собираешься меня выслушать и поговорить со мной или нет?

Джессика сидела, безмолвно глядя на него. Но она знала, что у нее нет выбора. Ян отпустил ее руку и налил еще два стакана вина.

– Извини, но для меня это важно, Джесс.

– Хорошо, я попробую. – Она взяла стакан и тяжело вздохнула, посмотрев в небо. – И зачем только я сказала тебе, что ты делаешь меня счастливой? Надо было держать рот на замке! – Она улыбнулась мужу, и он опять поцеловал ее.

– Я знаю. Я – негодяй. Но, Джесси.., я хочу как лучше.

Меня не интересуют другие женщины, что бы ты там ни говорила. Я рад, что приношу тебе счастье, и ты тоже делаешь меня счастливым. Очень счастливым. Но вместе у нас получится лучше, я знаю, мы сможем. Я должен чувствовать себя твоим мужем, мужчиной, я должен нести всю тяжесть или по крайней мере большую часть, даже если для этого потребуется продать дом и жить в квартире, за которую я могу платить. Я устал от того, что ты заботишься обо мне. Я не хочу быть неблагодарным, Джесс.., но я должен изменить такое положение дел!

– Ладно. Но почему сейчас? Из-за этой ненормальной? Маргарет Бертон? Из-за нее ты должен бросить писать и перевезти нас в какую-то лачугу, где ты сможешь платить за квартиру?

Джессика становилась стервозной, и ему это не нравилось. Комментарий не прошел мимо цели.

– Нет, дорогая. Маргарет Бертон – всего-навсего симптом, так же, как сотня или две до нее. Тебе это хотелось узнать, Джесс? Получай.

Она допила остаток вина одним глотком и пожала плечами.

– Не понимаю смысла.

– Может быть, в этом и заключается смысл. Как тогда, когда я говорю о ребенке. До тебя тоже не доходит. Неужели тебе безразлично, Джесси?

Она серьезно покачала головой, глядя вниз, избегая встречаться с ним глазами.

– Я не понимаю. Почему? Посмотри на меня, черт возьми.

Это для меня важно. Для нас обоих.

Но он был удивлен, когда она подняла глаза.

– Это пугает меня.

– Дорогая?

Джесси никогда раньше не признавалась ему. Обычно она чувствовала себя не в своей тарелке и быстро меняла тему.

Это открытие наполнило его нежностью к ней. Пугает?

– Пугает в физическом смысле? – Он ласково взял ее за руку.

– Нет. Это… Мне придется делиться тобой с кем-то еще, Ян, и я… Я не могу. – Слезы заполнили ее глаза, подбородок дрожал, когда она смотрела на мужа. – Я правда не могу. Не смогу, никогда. Ты для меня все. Ты…

– Ну, малышка… – Ян обнял ее и стал нежно укачивать, слезы застилали ему глаза. – О чем ты говоришь? Ребенок принесет в наш дом столько счастья.

– Да, но он будет твоим. Твоей семьей.

И тут Ян все понял. У него были родители, но они жили далеко и такие старые. Он редко виделся с ними. А ребенок будет рядом.

– Ты – моя семья, глупенькая. Ты всегда будешь моей настоящей семьей.

Как часто он говорил ей это после смерти ее родителей? Тысячу раз? Десять тысяч? Странно было мысленно возвращаться к тем дням. Она была похожа на испуганного ребенка, потерявшегося на войне, – потрясенная, убитая горем, бродящая от одного пепелища воспоминаний к другому. Потерянная и одинокая. Попытка самоубийства случилась после смерти Джейка. Она изменила Джессику. Лишила ее прежней уверенности в себе и ощущения безопасности.

Именно Ян помог ей справиться с душевным кризисом. Вот когда она стала называть его настоящей семьей. Там, где прежде был спутанный клубок, вдруг появились прочные нити. Теперь в ее сердце не было места даже для ребенка. Он знал это давным-давно, но думал, что в конце концов паника пройдет.

Но этого не произошло, теперь Ян был в этом уверен. Ее запросы по-прежнему были большими и, вероятно, всегда такими и останутся. Ему горько было это признать.

– О Господи, Ян. Я так сильно люблю тебя, и я так боюсь… Я так боюсь.