Отрада округлых вещей

Она принялась сдвигать большим пальцем крышку отделения для батареек, то открывая, то закрывая.

— Когда именно начинается твоя вечеринка? — спросил доктор Корлёйтнер.

— Все приходят, когда захотят, мы не договаривались о времени. — Кролики стучали в своем домике, как лотерейные шары в барабане.

— Им пора написать! — сказала Рената, громко шмыгая носом.

— А сейчас мы сходим тебе за пальто, — объявил доктор Корлёйтнер.

В это мгновение пришло сообщение.

«Все готово», — написал Томас Гольбергер.

— А, значит, они написали! — протянула Юлиана и придвинулась ближе, чтобы прочитать сообщение. Рената, обгоняя облачка пара, которые сама же и выдыхала, тоже тотчас бросилась к нему, и доктору Корлёйтнеру пришлось поднять телефон повыше, чтобы они прочитали сообщение одновременно. Но Рената по-прежнему не могла рассмотреть дисплей, она протискивалась вперед, отталкивая сестру.

— Дай посмотреть!

— Вот, пожалуйста.

— «Все готово», — прочитала Рената. По тому, как она произнесла эту фразу, было понятно, что она не вполне связывает ее смысл с предстоящим включением прожектора.

— Что ж, наверное, пора включать, — сказал доктор Корлёйтнер.

Юлиана держала в руке крышку отделения для батареек.

— Собери его снова! — крикнула Рената.

— Да-да.

Он ожидал, что Юлиана нажмет на кнопку, но она этого не сделала. Она смотрела куда-то на дом. Потом поправила челку на лбу.

— По-моему, уже пора, — начал было доктор Корлёйтнер.

— Сейчас-сейчас. Ре, вот смотри. — Юлиана не называла сестру этим прозвищем по крайней мере год. Рената не сразу поняла, что Юлиана обращается к ней. Юлиана снова протянула ей пульт.

— Нажимай, — недоверчиво произнесла Рената.

— Не-а, — покачала головой Юлиана. — Я уже нажимала. Теперь твоя очередь.

— Нажимай ты, — маленькая девочка отошла назад.

Время замедлилось. Можно было ощутить отдельные секунды.

— Если не нажмешь, все так и останется в темноте, — сказала Юлиана.

— Юлиана, — предостерег доктор Корлёйтнер.

— Нажми сама, — настаивала Рената.

— Ре, ну, перестань, подумай, больная малышка ждет.

— Она не малышка! — запротестовала Рената.

— Но она будет радоваться.

— Папа! — позвала Рената. Она уже с трудом выдерживала все эти препирательства.

— Ну, ладно, возьми пульт в руку, — предложил доктор Корлёйтнер. — Тогда увидишь…

— Я вообще ничего не вижу, — заныла Рената.

Юлиана присела на корточки и снова протянула ей пульт.

— Если не нажмешь, все так и останется в темноте, — повторила Юлиана терпеливым, доброжелательным тоном. — Тогда ничего не будет. Сама подумай.

Рената уже с трудом терпела все это и в поисках поддержки подняла глаза на отца. Доктор Корлёйтнер развел руками, но что именно он хотел этим сказать, понять было трудно. Он тоже не мог ей помочь.

Прошло уже, наверное, две-три минуты с тех пор, как пришло сообщение. Чем дольше длилось промедление, тем более явственно он ощущал собственную спину. Ему чудилось, будто невидимая стена из воздуха давит на него сзади. Кроме того, ему захотелось в туалет.

— Ну, давай, Рената, — он щелкнул пальцами. — Пора, нажимай.

Наконец, она подошла ближе. Юлиана передала ей пульт.

Рената взяла его в руку, но на лице у нее по-прежнему читаясь беспомощность.

— Не знаю, — протянула она. — Лучше ты!

Она держала пульт как-то странно, кончиками пальцев, словно он был чем-то заражен.

Давящее ощущение в спине ослабло, зато вернулось трезвое, языческое любопытство. Неужели девочки сорвут все это предприятие? Ему пора вмешаться? Прошло уже, наверное, минуты четыре. А что чувствуют Гольбергеры там, у себя дома? Прямо перед ним в кромешной тьме простирался весь Пуркерсдорф.

— Давай! — торопила Ренату Юлиана.

Она сидела рядом с сестрой на корточках. Рената готова была расплакаться. Нажимать на кнопку ей не хотелось. Но все-таки она не выпускала пульт из рук. Шесть минут. Доктор Корлёйтнер подумал, есть ли есть у Томаса Гольбергера план Б.

Но тут Рената нажала, наконец, на кнопку. Двор залил свет.

Девочка громко ахнула и уронила пульт на траву.

Один-единственный кролик, в неподходящий момент отважившийся выглянуть из домика, замер в клетке, освещенный как на рентгене. Уши у него асимметрично обвисли, тело застыло, не успев завершить какой-то поворот. А рядом с подъездной дорогой, объемное и преувеличенно четкое, выделялось на фоне неба одно-единственное дерево, в то время как его собратья позади оставались почти невидимыми. Возможно, правы были некоторые античные философы, утверждавшие, будто всё, что мы освещаем и видим, изгнано из рая и насильственно перенесено из истинно райского, естественного прасостояния на кричаще-яркую поверхность земли, созерцать которую больно и мучительно.

— А сейчас, — предложила Юлиана, — давайте покачаем его туда-сюда.

Не в первый уже раз доктор Корлёйтнер различил в устах своей старшей дочери взрослый, деловитый тон. Но сейчас этот тон воскресил в его в памяти что-то давно ушедшее, запретное, и при одном воспоминании об этом перехватывало горло. Юлиана говорила спокойным голосом, на манер заботливой воспитательницы. Рената подчинялась гипнотическому воздействию ее тона, как самолет — диспетчеру, и послушно выполняла все, что она скажет.

Девочки поворачивали прожектор туда-сюда, и он как будто тряс головой. Вот свет упал на другие деревья, и они, подобно тому, первому, покинули свое блаженное царство теней и вернулись в мир, где их могли различить и разглядеть. Доктор Корлёйтнер посмотрел на дисплей своего телефона. Никаких новых сообщений. Он подумал, что эту взрослость, столь прочно уже укоренившуюся в природе дочери, скоро заметят и другие люди, и она будет только расти и усиливаться, привлекать мужчин, будет вселять в них уверенность и надежду, и это было ужасно.

— Мы хорошо поступили, молодцы, — тихо произнес он.

Юлиана подняла пульт и выключила лампу. Она быстро кивнула, с этим новым видом профессионала, и выпрямилась, упирая руки в бока — и в самом деле, абсолютная, совершенная копия. Рената по-прежнему сидела возле прожектора. Она провела рукой по влажному стеклу, но тотчас же отдернула руку: стекло накалилось.

— Готово, — заключила Юлиана. — Тогда я пойду.

— Да, — сказал доктор Корлёйтнер, — вот именно. Ты все взяла?

Юлиана похлопала по своему рюкзаку.