Отрада округлых вещей

Эрвин посмотрел на меня и скорчил какую-то невероятную рожу. И так как Тони излагал эту историю, не глядя на нас, а сосредоточенно занимаясь своим яйцом, то я в ответ скорчил Эрвину такую же гримасу: да, нас одновременно посетила одна и та же мысль.

— Он просто заводной, и от этих флэшбэков его никто отучить не может.

— Помню его жесты, — сказал я.

Следовало признать, что рассказ Тони по крайней мере отчасти объяснял, что наш знакомец пытался втолковать нам руками. Тони принялся есть яйцо, медленно-медленно. Неужели он действительно только что назвал румынок «животными»?

— И если люди принимают его предложение и идут с ним, он куда-то их ведет. Сами можете себе представить, куда.

— И куда же? — спросил Эрвин.

Тут у нас за спиной раздался звук, словно стошнило кошку. Но это оказался всего-навсего ребенок на слишком высоком для него стуле — ритмически раскачиваясь, он придвигался к столу.

— Никуда, — ответил Тони. — Понятия не имею. Но представь себя на месте его жены. Что делать с этим чокнутым, если он каждый вечер уходит из дому? А на самом-то деле это все давно уже не работает. Только в его воображении.

Повисла продолжительная пауза.

— И все это тебе наплел вчерашний тип? — осведомился Эрвин.

— Да, — сказал Тони. — Он и правда был такой любезный, радушный. Сразу со мной поздоровался и, ну, знаете, как здесь принято, сразу возликовал, вот мой новый друг, и все такое. И представил меня остальным.

— А он этого албанца давно знает? — спросил я.

Эрвин и Тони изумленно уставились на меня. Теперь мы внезапно превратились в три параллельные вселенные, хотя только что таких вселенных было всего две. Я поспешно поправился:

— Я имею в виду вчерашнего типа, ну, этого чокнутого.

— Сутенера, — качая головой, вставил Эрвин.

— Да, — ответил Тони. — Они давно знакомы. Вроде даже лучшие друзья. Не знаю точно.

— А вот мне все-таки интересно, куда бы он нас привел, — проговорил Эрвин. — Нам достаточно было только согласиться. Наверняка многие так и делают.

Нет, я все еще не верил Тони, однако он с готовностью мне подыгрывал. Никакие разумные вопросы или замечания не приходили мне в голову.

— Да никуда бы не привел, — повторил Тони, пожимая плечами. — Куда ему нас вести-то?

— Рехнуться можно, — сказал Эрвин.

— Еще как, — подхватил Тони. — Надо же, он до сих пор убежден, что он такой суперсутенер, как раньше. Такая абсурдная жизнь. Представь себе, люди станут о нем вспоминать, когда его уже не будет на свете. И в голову им будет приходить только это. Что он целыми ночами на улице… Представь себе, что ты его вдова. Ходишь такая по городу. Все смотрят на тебя и сразу узнают: «а, та самая»… Он каждую ночь пытается вернуться к своему занятию и все такое. Когда ты у себя дома, в Граце, лежишь в постели, да? То есть с завтрашнего же дня. Или через два года. Когда ты лежишь в постели и пытаешься заснуть, а потом мысленно наводишь «зум» вот сюда, на эти воспоминания, увеличиваешь и — раз! Этот тип, пожалуйста, и он кого-то ищет. Не надо было нам так на него набрасываться. То есть я хочу сказать, представьте себе, он же сумасшедший, проходит через такие фазы.

Эта его фраза меня удивила. Зум на географической карте. Я увидел его перед собой в пространстве.

— Зря ты так рано встал, — упрекнул его Эрвин. — Лучше делай как я. Съел в шесть батончик с сывороточным протеином, потом первый набор упражнений. Каждое повторять по десять раз. Потом первый настоящий набор, в промежутке от десяти до двенадцати. Вот тогда кровь поступает в голову.

— Бодибилдингом я точно заниматься не буду, — отозвался Тони.

— А не пора ли нам уже? — спросил я. — А то приедем совсем заполночь.

Немногим позже мы бродили в поисках дорожного провианта по маленькому супермаркету «Де Спар» на солнечной площади возле церкви. Я набрал немного мармеладных сластей, в названиях которых обыгрывались всяческие бури, ураганы и водовороты. А еще кексов в пластиковой упаковке, бананов, сухого печенья. При этом, время от времени я бросал быстрые, сосредоточенные, как подобает детективу, взгляды в проходы между стеллажами, подвергшимися нападению существ, которые принадлежали к одному со мной виду.

Прежде чем тронуться в путь, мы, вялые от жары, еще несколько минут сидели в машине. Все мои мысли сжались, превратившись в равномерное жужжание, а по жилам потекла живица. Я стал искать темные очки, но нигде не мог их найти.

— Я сейчас, быстренько, сбегаю в туалет, — Тони выбрался из машины и бросился обратно в отель.

Эрвин, устроившийся на пассажирском сиденье, обернулся ко мне:

— Что это с ним такое сегодня?

— Понятия не имею.

— Он явно не был в этом самом кафе. Здесь всё открывается только в девять. Ему что, все это приснилось?

— Не исключено, — сказал я.

— У него на физиономии еще оставались следы от подушки.

— Надеюсь, он сможет вести машину.

— Мы будем сменяться, — пообещал Эрвин.

— Странно, что он мысленно все время возвращается к этому албанцу.

— What the fuck, почему ты все время говоришь «албанец»? — Эрвин потер ладонью бритую голову, словно говоря: «Почему меня сегодня окружают одни идиоты?»

— Пф-ф-ф, чего только от вас не натерпишься, — смеясь, добавил он. Затем впал в легкую

Озеро знает о кривизне Земли больше нас задумчивость. Он долго разглядывал свою влажную от пота ладонь. Потом вздохнул и покачал головой.

— Все в порядке? — спросил я.

— Гм? Что? Да-да. — Эрвин кивнул, снял очки и потер переносицу. При этом тихо, мелодично повторял «гм», «гм», «гм». — Вот только интересно, куда он их приводит? Ну, если кто-то захочет играть до конца.

— Да никуда не приводит, ему же всё прикрыли.

— Окей, да. Но все-таки. Мне вот просто любопытно.

Некоторое время мы сидели молча, ощущая запах все сильнее нагревающегося салона машины. Наконец появился Тони. Извинился, что заставил нас ждать, и мы тронулись в путь.

3

Может быть, за завтраком в отеле мы должны были отреагировать иначе. Я и сегодня иногда мысленно проигрываю эту сцену, но так и не могу прийти ни к каким выводам. С Тони в последующие месяцы мы общались все реже и реже. Да и как иначе: родились сыновья-близнецы, у него появилась роль отца семейства, обязанности, новая жизнь. Надо было обставлять квартиру. Он даже не стал отмечать свое новоселье. А если и отметил, то ни я, ни Эрвин об этом не узнали. Задним числом я думаю, что это был своего рода тест. Тест, который мы не сдали. Вернувшись домой, я конечно встречал Тони время от времени, чаще всего после работы, когда он со своими мальчиками шел домой. Он здоровается, я машу рукой в ответ. На парковке его ждет жена. А по тому, как он держится, мне совершенно понятно, что в нем запущены древние программы: защитник, кормилец. Думаю, родители — единственные люди на свете, знающие, какое огромное у них тело. Им ведь есть с чем сравнивать.