Отражения одиночества

— Выбора нет, — коротко говорит Миклош. И через паузу продолжает: — я думал, ты меня убьешь, потому и решил все сделать так.

— Я не чудовище. Так что сделаю это только если ты решишь угрожать кому-то из тех, кого я защищаю, — отмахивается Михаил Ефимович. — Александра?

Саша только кивает.

— Я не знаю, что происходит. Но что-то…что-то происходит. И будет происходить.

Это ощущение только крепло. Словно все происходившее раньше было частью одной цепочки, ведущей куда-то вдаль. И Саша волей-неволей шла прямо по этим звеньям.

— Будет. И мы будем к этому готовы.

Что ж. По крайней мере, ее не собираются держать в неведении. Это, определённо, не могло не радовать.

Позднее вечером, когда Михаил Ефимович вместе с Лесой уходят за продуктами к ужину, Саша, так и сидящая в кресле, замечает внимательный и несколько вопросительный взгляд Миклоша.

— Что?

— Слушай, когда я смогу общаться и пользоваться магией нормально, — он старается говорить медленно, явно оберегая связки. Через боль. Но начальника в комнате нет, и Миклош, почти весь вечер молчавший, все же нарушает его предписание и говорит: — расскажешь мне о розетках, машинах… и вот этом всем? Я видел в твоем разуме много… странного. Пожалуйста.

— Да, — после колебания отвечает Саша. — А ты мне расскажешь то, что знаешь о ритуальной магии с этими кровавыми знаками.

Серафим рассказывал многое. Но еще один источник информации не повредит.

— Заметано.

Что ж. Это будет интересно.

Сплетая паутину. Глава 1

— Что ж, господа. Не знаю, обрадую или огорчу, но вам предстоит небольшая командировка, — Михаил Ефимович отложил в сторону книгу, которую изучал до того, как они вошли в гостинную.

Саша переглянулась с озадаченным Миклошем. Дмитрия Вернадского, того, кому раньше принадлежало это тело, она не знала, и поэтому предпочитала и вслух, и про себя называть парня по тому имени, которое он получил при рождении и которым представился ей. Михаил Ефимович явно был уверен в том, что опальный ученик Серафима и правда тот, кто с ней общался, и этом мнению стоило поверить. К тому же глава Ордена явно знал Миклоша намного дольше, чем она сама.

К тому же за те две недели, которые Саша с Миклошем после схватки на заправке провели «под охраной» Лесы, а на деле в ее с сестрой большом и почти всегда пустом доме вдвоем, она хоть немного, но привыкла к своему товарищу и его своеобразному восприятию реальности. Такое нельзя было сыграть или имитировать. По крайней мере, Саша так думала. Сам Миклош, по собственному признанию, не впадал в ужас от нынешних реалий только потому, что успел и считать эмоциональное отношение к современности Саши, и усвоить какие-то остаточные эманации разума тела, хозяином которого теперь являлся. Ну и потому, что глава Ордена приходил каждый день и присматривал за его «адаптацией», используя какие-то ментальные техники, сути которых никто, кроме него, не понимал до конца. Но вроде как помогало.

Хотя все равно объяснять человеку, рожденному в конце восемнадцатого века что такое компьютер, как работает телефон и зачем существует интернет было… занимательным опытом, мягко говоря. Правда, с другой стороны, когда Миклош завел речь о сложной ритуальной магии, которой занимался до своего печально закончившегося эксперимента, Саша точно так же с глупым выражением лица переспрашивала вещи, для парня являющиеся аксиомами. Как и с танцами, фехтованием и много чем еще, что было обыденностью во времена, канувшие в лету.

Они друг друга стоили.

— Командировка? — Саша рискнула переспросить, потому что Миклош, судя по сосредоточенному выражению лица, пытался понять, что это был за зверь. — Куда?

— В Пензу, господа. Мне наконец удалось кое-что выяснить по вашему делу — это во-первых. И во-вторых — через два дня приедет инспекция из Москвы, и вам надо убраться до ее появления.

— Это связано со мной? — Миклош с некоторым подозрением смотрит на спокойно сидящего в глубоком кресле мага.

Михаил Ефимович выглядит, как всегда, совершенно спокойным. Саша же, сидя напротив него, хотя и не на жестком стуле для посетителей в Ордене, все равно ощущает нервозность. Хотя сейчас она и не на практике, все равно начальник остается начальником. К тому же сейчас есть что-то в Михаиле Ефимовиче от того властного мага, который рассказывал о плане операции в Свободе, сидя на кухне Серафима. Тогда едва начинавшая путь в магии Саша чувствовала подавляющую силу и волю этого человека. Сейчас, формально почти завершив обучение в Ордене, силу и волю местного главы она ощущала, пожалуй, еще сильнее.

— Официально — нет. Совет имеет право проверять деятельность Ордена в любых объемах и по своему усмотрению. Неофициально и между нами — после, Александра, истории со Свободой, проверяли все сверху донизу столько раз, что никакой насущной необходимости делать это сейчас попросту нет.

— То есть ответ — да?

Начальник кивает.

— По моим предположениям. Но на деле я отправляю вас не только просто подальше отсюда, хотя Серафим настаивал на немедленном отлете куда-нибудь на Бали. Более того, если все пойдет как нужно, вы сможете убить двух зайцев одним выстрелом. В Пензе, по последним данным, живет мой тезка, Михаил Бестужев. Близкий друг Григория Волконского, который по нашим записям живет в разрушенном уже полвека как доме, которого на карте-то уже и нет.

Миклош чуть поморщился.

— Бестужев тот еще подонок. Как его не лишили силы за военные преступления?

— Долгая история. Но из нее истекает то, что если вы его найдете, то можете сослаться на мою персону — и он приведет вас к Григорию.

— Гриша все-таки жив?

— По нашим данным — да. Но, господа, это еще не все.

По тону мага было понятно, что «не все» тут явно ничем хорошим не было.

— В Пензе до недавнего времени проживал Дмитрий Вернадский. Он выехал из дома в тот же момент, когда ты, Александра, взяла в руки амулет, и проехал с превышением скорости, игнорируемый камерами и полицейскими, все время от своего дома и до заправки, где его жизнь и прервалась, — Михаил Ефимович сложил руки, обводя их обоих внимательным взглядом. — Мы выяснили далеко не все обо всей этой истории. Но ясны две вещи — во-первых, форсированное Наложение было подготовлено заранее. Во-вторых — тот, кто это сотворил — Анасталей.

— Отстраненный? Кто это? — Саша уставилась на мага.

— Анасталей. Это специфический термин менталистов, — задумчиво проговорил Миклош. — Тот, кто покинул собственное тело.

— Как ты?

— Нет. Не совсем, — поправляет сам себя Миклош под многозначительным взглядом Михаила Ефимовича. — Изначально, пока я был в амулете, это был более чем правомерный термин, но теперь я, кхм… Слился с этим телом, в общем, и являюсь во всех отношениях Дмитрием Вернадским, даже часть его воспоминаний и образов остались. Для магии я — это он, хотя если кто-то из тех Затронутых, кто близко знал Дмитрия посмотрит на меня в Отражении, то ощутит неправильность. Как я понимаю, именно по этой причине тот, кто захватил мое собственное тело, отказывался от всех контактов с Серафимом и вообще хоть с кем-нибудь до самой казни. Наставник мог бы понять. Но я отвлекся. В общем, маг, проводящий Наложение, уничтожая чужое сознание, не может бесконечно долго использовать чужое тело. Но пока он это делает, он — Анасталей, как и любой, кто существует вне своей физической оболочки. Хотя до меня историй с внетелесным переселением сознания в предметы подтверждённых не было, только мифы. Но в любом случае Анасталей должен иметь предмет-привязку, дубликат, особенно если не хранит собственное оригинальное тело на балконе в доме того, чье тело занял.

— Так, подожди. Подожди, я запуталась. Выходит, кто-то занял чужое тело, и потом из него переселился еще и в тело Дмитрия, погнавшись за нами?

— Да, все верно.

— И после того, этот Анасталей покинул тело Дмитрия… куда он делся?

— Вопрос сложный, — начальник пристально смотрит куда-то в пространство. — Мог, разумеется, оставить марионетку, в который был до Дмитрия, и вернуться в данное при рождении тело. Но, вероятнее всего, что он вернулся именно в промежуточного носителя.

— Почему — вероятнее всего? — любопытство разбирало Сашу. Она мало что смыслила в высшей менталистике, да и вообще эта часть магии ей не слишком давалось. До этого момента вообще идея того, что один маг может занять тело другого, казалась мифом. Точнее, до момента, когда ее рука соприкоснулась с медальоном, полученным от Музы.

— С разных точек зрения, — Михаил Ефимович говорит размеренно, словно лекцию читает: — во-первых, потому что если судить по остаточному ретроспективному анализу колебаний ментального поля, в той марионетке до Дмитрия неведомый враг пробыл долго, не меньше года. Значит, имел какой-то план, и судя по срочности и грубости переселения в Вернадского — план не включал Миклоша и его появление в мире живых, что уже хорошо. Во-вторых — оставить первую марионетку следом за второй было бы крайне сложно и энергозатратно, с большими рисками даже для опытного менталиста. С очень большими, я бы сказал. И последнее — о смерти Дмитрия так никто и не заявил.