Отрешенные люди

Ивана колотил озноб, когда он торопливо, на ощупь вынул несколько верхних плотно сложенных вещей и неожиданно наткнулся на боковой ящичек, пристроенный к правой стенке сундука. Пошарил там. "Деньги!" - чуть не закричал от радости и спешно принялся рассовывать по карманам серебряные монеты, боясь, чтоб они не упали на пол, не зазвенели, не разбудили хозяев или кого из прислуги. Но все спали крепко, не подозревая, что кто-то мог забраться в их ближайшую кладовую.

Ванька не помнил, сколько времени прошло, прежде чем он выбрался из кладовой и пошел на выход из дома. Он взмок, как после хорошей парной, но голова работала четко и, самое главное, не было страха или паники. Он почти прошел через большую гостиную комнату, где светилась под иконами лампада, как вдруг вернулся обратно и взял в руки лист бумаги, где были записаны имена усопших, чтоб подать, потом во время церковной службы помянуть их за упокой души. Ванька с листом в руках подошел к печке, поискал в ней уголек, нашел и вернулся к лампадке, чуть подумал и с кривой улыбкой на лице при тусклом свете вывел на обратной стороне листа несколько слов: "Пей воду как гусь, ешь хлеб как свинья, а работай у тебя черт, а не я". Он засунул бумагу за ручку входной двери, юркнул с крыльца в сад, а оттуда через забор перемахнул на улицу. Едва он сделал несколько шагов, как из проулка выступил Петр Камчатка, что поджидал его там.

– Готово?
– осторожно спросил он.

– Славно сработано?
– потряс в воздухе ворохом одежды Иван. Но едва они сделали несколько шагов, как Петр схватил Ивана за рукав и потянул к забору, прошептав:

– Тихо! Видишь, караульные возле рогаток стоят?

– Ну, вижу, - согласился тот.

– Далеко нам улицей не уйти, схватят. Надо бы огородами попробовать, лезем через забор.

– Да ты сдурел, что ли?
– не согласился Ванька.
– Там псы цепные, сторожа такой хай подымут, хоть святых выноси.

– Может, есть у тебя кто из знакомых, чтоб до утра укрыться?

– Это с ворованным-то?
– усмехнулся Ванька.
– Вон там батюшка приходской наш живет, отец Пантелеймон, можно пойти к нему, исповедоваться.

– Ага, он исповедует тебя прямиком в участок, - хмыкнул Камчатка, - да еще и благословит батожьем.

– Погоди, - наморщил вдруг лоб Ванька, - айда к нему во двор.

– Белены объелся?
– зашипел Камчатка.
– Стой...
– но Ванька уже взялся за кованое кольцо калитки и принялся громко стучать. Через какое-то время из-за ограды раздался осторожный голос:

– Кого нелегкая носит по ночам? Честным людям спать не даете.

– Беда у нас, - плаксивым голосом запричитал Иван, и Петр Камчатка даже не узнал его голоса, до чего тот стал жалостлив, - человек помирает без святого причастия, батюшка нужен...

– Где помирает? Кто?
– уже не столь настороженно и враждебно спросил сторож и загремел засовом.

– А вот ты сейчас без причастия и сдохнешь, если только пикнуть посмеешь, - схватил его за горло Ванька, когда тот приоткрыл калитку и высунулся наружу. Камчатка тоже не стал мешкать, навалился на испугавшегося до смерти мужика и впихнул его во двор.

– Цыть!
– проговорил он грозно и вытащил из-за голенища длинный с тонким лезвием нож. Сторож, было, открыл рот, но Камчатка стукнул его рукоятью в лоб, и тот повалился без сознания.

– Жди здесь, - прошептал Ванька и кинул Камчатке ворох одежды, а сам скользнул к дверям поповского дома.

Прошло немало времени, и сторож начал приходить в себя, зашевелился. Камчатка сызнова саданул его рукоятью по черепу и прислушался. Он не услышал, когда Ванька выбрался из дома, и даже испугался, увидев перед собой человека в рясе священника.

– Ну, похож я на попа?
– спросил тот.

– Похож, как блоха на вошь, - засмеялся Петр, - а борода где? Любой дурак поймет, какого поля ягода...

– А молод я еще, борода пока не выросла, - не растерялся Ванька, - на вот лучше, надевай полукафтанье, будешь моим дьячком. А другую одежу в узел свяжи, будто мы святые дары несем.

– Ишь, раскомандовался, - проворчал Камчатка, но подчинился, понимая, что от сообразительности Ивана сейчас многое зависит и не время выяснять, кто из них главнее, кому слушаться, а кому приказывать.

У первой же рогатки их остановили двое солдат с ружьями в руках.

– Куда вас черт несет в такую пору, - весьма нелюбезно поинтересовался один, но, увидев, что перед ним духовные лица, смутился и, наклоня голову, подошел под благословение, - простите, святой отец...

– Бог простит, - быстро перекрестил его Иван, - неча лукавого поминать, а то он до тебя быстро доберется. К умирающему идем на Дорогомиловскую заставу, потому и ночью.

– В добрый путь, - расступились солдаты. То же самое повторялось и на других постах. Некоторые, еще издали, увидев идущих в длиннополой одежде людей, смело шагающих по середине улицы, приняв их за священников, открывали проход и почти все просили благословения.

– Тяжело, оказывается, батюшкой быть, - усмехнулся Иван, когда они, наконец, вышли к берегу Москвы-реки, где постов больше не встречалось и можно было двигаться свободно, без задержки.

– А ты думал, - хохотнул Камчатка, - то тебе не кур щупать, тут башкой думать надо, с людьми толковать.

– Куда идем?
– поинтересовался Иван.
– Ты, помнится, говорил, мол, с нужными людьми познакомишь. Где те люди живут? Далеко ли до их дома?

– Да вон он, дом их, - Камчатка указал рукой в сторону реки.

– На другой стороне, что ли?
– не понял Иван.

– Половина на той, а половина - на этой. Сейчас сам увидишь и поймешь, а то непонятливый какой.

Ванька лишь пожал плечами и молча последовал за ним, понимая, что теперь для него наступает новая жизнь, нисколечко не похожая на предыдущую. От этого на душе стало как-то радостно и тревожно, и возвращаться обратно в постылый филатьевский дом он сейчас бы не пожелал ни за какие посулы.

2.

Вскоре они подошли к Каменному мосту, и Камчатка смело спустился к самой кромке воды и негромко свистнул. Откуда-то из-под моста тут же раздался ответный свист, и кто-то сонным голосом спросил:

– Кто пожаловал? Чего надо? Свой или чужой?

– То я, Петька Камчатка!

– А-а-а... Камчатка, тогда ходи сюда. А там кто еще с тобой?

– Товарищ мой, к нам просится.

– Ну, коль очень хочется, пущай заходит, - отвечал все тот же голос. Они забрались под мост, и в темноте Ванька различил более десятка спящих прямо на куче соломы мужиков, со спутанными волосами, кудлатыми бородами, в самой разной одежде. Отвечал им чернявый мужик со сломанным носом, заросший бородой до самых глаз. Иван успел заметить, что рядом с ним лежал прилаженный к длинной деревянной рукояти кистень с шипами, а из-за голенища сапога, как и у Камчатки, высовывалась наборная костяная ручка ножа.

– С чем пришли?
– спросил тот, кивнув на узел, что Камчатка нес в руке.
– С поживой или башкой вшивой?

– Есть маленько, - успокоил его Камчатка, - то дядя Шип будет, пояснил он Ивану, - старшой над своими людьми, атаман, значит. А это его работа, - Камчатка кинул Шипу в руки узел, - к нам за компанию просится, подтолкнул он Ваньку в спину.
– Да ты не робей, расскажи о себе, чей будешь.

– А чо говорить?
– шмыгнул носом Иван.
– Из крепостных мы, при торговом человеке Филатьеве состоим... Вот его и обчистил...