Отрезок пути

– Не могу, сэр, – я качаю головой. – Я руководитель и отвечаю за ребят. Я не имею права бросать их там.

– Но и помочь ничем не можешь, не так ли?

– Сейчас нет, но ведь все может измениться. Я не хочу, чтобы они сдались и опустили руки. Я нужен им. Знаете, как магглы говорят: «капитан последним покидает корабль». Первыми же бегут крысы… А что касается нашего бывшего директора, – я стараюсь не слишком явно морщиться, – то мне нет до него дела. Ради него я бы и пальцем не шевельнул.

Некоторое время он просто смотрит на меня безо всякого выражения, а потом медленно произносит:

– Я расскажу тебе кое-что. Думаю, ты сможешь понять. Не хочу, чтобы у тебя сложилось неправильное впечатление обо всем этом. Надеюсь, ты не станешь обвинять меня во лжи.

– Вы не похожи на лжеца, сэр, – замечаю я.

– Мой братец тоже на него не похож, так что это не показатель, – фыркает Аберфорт и, глубоко вздохнув, начинает рассказывать: – Конечно, Ариана не была сквибом, это ты верно подметил. Она была сильной волшебницей и всеобщей любимицей. Отец был привязан к ней больше, чем к нам, но я не ревновал, потому что сам души в ней не чаял. Когда ей было шесть, соседские маггловские мальчишки увидели, как она колдует. Как ты понимаешь, она не могла контролировать это, не могла объяснить, что делает, и уж тем более не могла их этому научить. Им это не понравилось. То, что они с ней сделали…

У него перехватывает дыхание, и он трясет головой, словно пытаясь отогнать кошмарные воспоминания – все еще живые, несмотря на прошедшие годы. Я чувствую, как к горлу подкатывает комок. Вот, значит, как оно было на самом деле… Немного придя в себя, Аберфорт продолжает:

– Отец наказал магглов, и его арестовали. Может, Визенгамот и оправдал бы его, но он не рассказал о причине этого нападения. И нас заставил молчать – ради Арианы. Ее бы забрали у нас, упекли в Сент-Мунго, понимаешь! Она боялась магии, не хотела ей пользоваться, но магия все равно вырывалась против ее воли… В Азкабане отец и умер…

Он замолкает. Я терпеливо жду продолжения, боясь пошевелиться.

– Мы переехали, – наконец, говорит Аберфорт, сделав большой глоток медовухи. – Пустили слух, что Ариана серьезно больна. Нашего отца все считали темным магом и магглоненавистником, хотя до того случая он ни разу и мухи не обидел. Альбус пошел в школу раньше меня и сразу поставил себя как надо. Говорил, что он, мол, не отрицает скверного поступка отца, но сам не такой! Папа, конечно, не осудил бы его за это, но я так не мог. Потому и бил морду каждому, кто смел хоть слово плохое сказать в его адрес! Б'oльшую часть учебы на отработках провел, неудивительно, что почти все экзамены провалил. Хотя я бы и без отработок провалил их – гением у нас всегда Альбус был. А я вообще не хотел учиться, я хотел заботиться об Ариане, помогать маме… Сестренка меня больше всех любила, только мне удавалось найти к ней подход, даже у мамы не всегда получалось. Альбус же все время своими делами занимался – сидел в своей комнате и грыз гранит науки, да со всякими именитыми волшебниками переписку вел.

Аберфорт брезгливо морщится. Мне становится не по себе. Что, если бы мои родители были сейчас не в Сент-Мунго, а дома? Смог бы я двадцать четыре часа в сутки присматривать за ними, принимая все как должное? Или сбежал бы куда-нибудь подальше, не в силах вынести такой крест? Правда, мои родители лишились рассудка и едва ли могли бы оценить заботу близких. В отличие от маленькой Арианы, у которой с рассудком было все в порядке. Между тем старик продолжает:

– Когда Ариане было четырнадцать, у нее случился очередной приступ ярости – такое с ней часто бывало. Мне обычно удавалось ее успокоить, но тогда меня не было дома, а мама не всегда с ней справлялась… Ариана не хотела ничего такого! Она никогда никому не желала зла, но… В общем, мама умерла…

У меня невольно вырывается судорожный вздох, и я стискиваю зубы, чтобы ненароком не сбить старика с мысли.

– Альбус тогда собирался в кругосветное путешествие со своим полудурочным приятелем Дожем, но из-за смерти мамы все сорвалось. Он остался дома. Я твердил ему, что могу бросить школу, чтобы присматривать за Арианой – тролль с ним, с образованием! Но он, видать, решил, что настало время изображать из себя заботливого старшего братца, и взял все на себя. Конечно, его это бесило! Но поначалу все шло относительно неплохо. А потом появился Гриндевальд… – лицо Аберфорта искажается от ярости. – Эти двое сразу спелись! Альбус и думать забыл об Ариане, и они целыми днями строили планы по покорению мира и подчинению магглов, искали эти свои треклятые Дары Смерти… И это еще не все! – добавляет он свирепо. – Они думали, никто не замечает, но я-то слышал и скрип кровати за стенкой, и все эти звуки, какие просто друзья издавать не должны… Тьфу ты!..

Я выплескиваю на себя часть содержимого бутылки. Дамблдор и Гриндевальд??? Кто бы мог подумать!!! И у него еще язык поворачивается говорить об аморальности! Похоже, Дарлин была права насчет ханжества. На лице Аберфорта читается такое отвращение, что я, не выдержав, осторожно спрашиваю:

– А вы… вы что-то имеете против… хм… этого?..

– Что? – он удивленно смотрит на меня, словно только что заметил мое присутствие. – О!.. Нет, Лонгботтом, против «хм… этого» я ничего не имею. Только если «хм… это» не ставит под удар моих близких… А чего ты так разволновался? – его глаза за стеклами очков проницательно сверкают. – Или сам из таких?

– Э-э-э… ну… – я ерзаю на неудобном стуле и чувствую, как щеки заливает краска. Лгать не хочется.

– Да ладно, – Аберфорт невесело усмехается. – Я ведь сказал – плевать мне на это. Да и не думаю, что между ними было что-то серьезное. Скорее, очень удобное совпадение не только амбиций, но и предпочтений. Вот они и воспользовались.

– Странно, что Скитер об этом ни слова не написала, – замечаю я. – Неужели у нее есть какой-то порог тактичности?

– Жди больше! Просто Батильда дура. Она всегда смотрела на мир через розовые очки и видела только то, что хотела видеть – и это ясно каждому, кто читал ее учебник. Альбус присылал Гриндевальду записки с совой – мол, приходи, – тот вылезал в окно и мчался к нам. А эта доверчивая идиотка думала, что они просто переписываются. Она ничего не знала о них, а я трепаться не стал. Тебе вот только и говорю.

– Спасибо за доверие, – через силу произношу я. – Сейчас мне впервые за долгое время как-то даже стыдно за свою ориентацию…

– Это ты брось! – отзывается Аберфорт сурово. – Не в том ведь дело. По сути, Альбус мог хоть с гиппогрифами ночи проводить, я бы и слова поперек не сказал, лишь бы Ариана от этого не страдала. Но она страдала, понимаешь! Я просто не мог вернуться в школу и оставить ее с ними. И в конце лета я не выдержал и высказал все, что думаю об их затеях, – он вскидывает голову. – Гриндевальд взбесился, начал орать на меня, твердить, что я ничего не понимаю, что магглам нужно указать их место, и тогда Ариану больше не придется прятать… Слово за слово, и мы схватились за палочки. Гриндевальд применил ко мне Круциатус. Альбус вмешался, и мы все начали сражаться друг с другом… Бедняжка Ариана не могла выносить этого кошмара. Наверное, она пыталась как-то остановить нас… – его глаза наполняются слезами. – Почти каждую ночь я снова и снова вижу во сне этот день… но так и не могу понять, кто произнес заклятие, которое ее убило… это мог быть любой из нас… даже я…

Последние слова Аберфорт произносит почти шепотом. Я закусываю губу и стараюсь не смотреть на него. Что на это сказать, я не знаю, поэтому просто молчу. Да и что тут скажешь? Что я сочувствую? Что мне жаль? Это все пустые слова, которые ничего не значат. Я и сам не раз слышал их в свой адрес, когда речь заходила о моих родителях, и ничего не испытывал, кроме раздражения.

– Я сломал ему нос, – глухо бормочет Аберфорт. – Прямо на похоронах. Меня все осуждали. Но я просто не выдержал, когда он с постным лицом начал произносить эти пафосные речи, о том, какой она была молодой, и что у нее вся жизнь была впереди!.. Тьфу!

Его худые плечи вздрагивают. Мне неловко от того, что взрослый человек плачет в моем присутствии. Не знаю, как жил с этим Альбус Дамблдор, но мне почему-то кажется, что, в отличие от своего брата, довольно-таки неплохо. Постепенно он успокаивается и несколько раз глубоко вздыхает. Я залпом допиваю то, что осталось в бутылке.

Заметив это, Аберфорт наливает медовухи из кувшина и протягивает мне кружку. Медовуху я не слишком люблю – очень уж сладко – но с благодарностью принимаю напиток.