Отрок (Части 1-6)
Шрифт:
– Да хоть князь Владимир! Держи своего старшину, чтоб харю не расквасил. И так живого места нет, как будто в ступе его толкли… Еще и ерепенится, Бешеный.
Мишка готов был поклясться, что тон, которым произнесла Юлька слово "Бешеный", совершенно не вязался со смыслом самого этого слова. Почему-то, в ее устах, от этой злой клички повеяло теплом и заботой. Тут же вспомнились и дедовы слова: "Роська - это на всю жизнь".
"Дурак Вы, сэр, позвольте Вам заметить. Яркий пример профессионального кретинизма. Команду свою создать, команду… Команда Ваша там сейчас покойников кантует, Вами убиенных, а эти - Роська с Юлькой -
Лес, казалось никогда не кончится, солнце давно уже село и под деревьями наступила почти полная темнота. Под ногами одни только кочки, пни и корни, а в воздухе - хлещущие по лицу ветки и колючие еловые лапы. Увидев красноватые отблески, Мишка сначала подумал, что у него от усталости и боли мелькают в глазах искры, и только чуть позже разобрался, что видит сквозь просветы в растительности пламя нескольких факелов. Тут же до слуха стали доноситься человеческие голоса, топот копыт и, кажется, собачье поскуливание.
Мишка рванулся к свету, конечно же, тут же споткнулся, но долететь до земли ему не дали. Фома и Роська подхватили его, закинули мишкины руки себе на плечи и уже не отпускали до самой опушки леса. Мишка, впрочем и не сопротивлялся, только перебирал ногами, чтобы совсем уж не висеть мешком у ребят на плечах.
На выходе из леса обнаружилась настоящая спасательная экспедиция: дед сопровождаемый четырьмя ратниками - верхами и в полном вооружении - и отец Якова, держащий на сворке повизгивающего от нетерпения пса.
"Дожили, сэр, Вас уже с собаками разыскивают… Ну и хрен с ними, скорей бы домой, да лечь…".
– Михайла! Слава Тебе Господи… - Дед осекся, разглядев в свете факелов заскорузлую от крови рубаху внука, обвисшего на плечах Роськи и Фомы.– Ранен?!!
Мишка попытался придать себе бодрый вид, а Юлька тут же затараторила, успокаивая сотника:
– Не ранен, не ранен! Кровь не его. Побился только, но ничего не сломано, и устал сильно…
– Господин сотник, разреши доложить!– прервал Роська Юлькин отчет.– На Старшину Младшей стражи Михаила в лесу напали пятеро. Двоих он убил, еще одного тяжело ранил. Потом вызвал первый десяток Младшей стражи, чтобы догнать оставшихся двоих. Следы привели к броду через реку, но уже стемнело и Старшина Михаил решил отложить преследование до утра. Трупы убитых сейчас принесут сюда. За старшего остался десятник Младшей стражи Дмитрий.
Дед длинно выдохнул и расслабившись сгорбился в седле. Из-за его спины выехал бывший десятник Глеб, держа на отлете факел, с которого капала смола, склонился всматриваясь в Мишку.
– Э-э, да ты совсем плох, парень, ребята, подсадите-ка его ко мне за спину, надо вашего старшину домой поскорее. И ты, лекарка, садись-ка к Николе, Михайлой заняться надо… Да ты и сама понимаешь. Корней Агеич, как Михайлу отвезу, возвращаться?– Дед ничего не ответил, только махнул рукой.– Ну, ладно, тогда мы поехали.
Мишка, усевшись с помощью ребят на крупе коня, прижался к обтянутой кольчугой спине Глеба и закрыл глаза.
– Эй, Михайла, ты только не усни, а
то свалишься. Слышишь?– Угу…
Глеб тронул коня и, видимо опасаясь, что Мишка действительно уснет и свалится, продолжил разговор:
– Как же ты один с пятерыми справился?
– Повезло…
– А кто такие?
– Не знаю…
– Специально тебя поджидали?
– Не-а, случайно наехал.
– Да, если б специально ждали, ты бы от них не ушел… А ребята твои молодцы - сразу на помощь кинулись.
– Так учим же…
Убедившись, что Мишка внятно поддерживает разговор, Глеб понукнул коня и поехал быстрее. Мишка запрыгал на крупе коня, каждый толчок отдавался болью во всем теле.
– Дядя Глеб, помедленнее…
– Потерпи, парень, недалеко уже. Ну и напугал ты всех! Кобыла твоя прибежала - вся в пене, дрожит, бок в кровище. Дед твой, как раз, с Выселок вернулся, поднял всех, кого нашел… Ничего непонятно, ребята твои тоже - убежали и сгинули. Ты не спишь там?
– Не сплю.
– Вот я и говорю: ничего непонятно, куда идем, с кем встретимся? Нас-то пятеро всего набралось, остальные все в полях ночуют. Хорошо, хоть собака след взяла, а то и не знали бы, где искать.
– Угу.
Разговаривать не хотелось, Мишка отзывался только для того, чтобы показать Глебу, что не уснул.
– Мать твоя перепугалась, вон, смотри: в воротах стоит.
Мишка вытянул шею, выглядывая из-за плеча Глеба. Действительно, в воротах были видны фигуры нескольких женщин.
– Аня!– Еще издали закричал Глеб.– Все хорошо! Цел твой парень, и остальные тоже все целы!
– Мишаня!– Из группы женщин выбежала мать, схватила Мишку за полу рубахи.– Ой, о кровь-то…
– Не его это.– Успокоил Глеб.– парень твой - богатырь, один с пятерыми схватился, двух татей уложил, вот и замарался.
До самого дома мать так и шла рядом с глебовым конем, держа Мишку за полу и время от времени тихо повторяя:
– Мишаня, сынок… - А Мишка каждый раз так же тихо отзывался: - Все хорошо, мама.
На подворье Глеб помог Мишке слезть на землю, держа за шиворот, как щенка. Хотел было спешиться и сам, но отчего передумал и только спросил:
– На крыльцо-то влезешь, богатырь?
Мать подхватила Мишку по руку, под другую подлез еще кто-то, Мишка не разобрал - кто.
– Спаси тя Христос, Глебушка, - мать поудобнее перехватила мишкину руку - мы теперь сами доберемся.
– Не на чем… Аня, сейчас Никола Юльку подвезет, он сначала к ее дому завернул, наверно, за лекарством… Ну, я поехал.
Дальнейшее Мишка воспринимал уже смутно. Его раздевали, укладывали, Юлька прикладывала к больным местам что-то горячее, остро пахнущее лекарством, обматывала тряпками, а он все ловил какую-то, все ускользающую мысль, так и не поймал - уснул.
Глава 4
На следующий день мать разбудила Мишку далеко за полдень. Все тело ныло, и вставать не хотелось настолько, что Мишка даже попробовал покапризничать, как маленький, но мать проявила твердость.
– Такие болячки, как у тебя, припарками только у стариков лечат, а для молодых главное лекарство - движение.
– Юлька сказала?– Догадался Мишка.
– Она.– Подтвердила мать.– И правильно сказала! Пошевелись, пошевелись, кровь разойдется, и всякие синяки-шишки быстрее пройдут. Да ты и проголодался, поди?