Отрок московский
Шрифт:
«Газель на водопое!»
«Ива на ветру!»
«Прыжок барса!»
Второй, запрокинув голову, упал на колени. Из рассеченного горла веером брызнули алые капли.
«Черный лебедь кланяется солнцу!»
Точный укол в пах.
«Слива сбрасывает снег!»
Мечник, ухнув, пролетел за спиной Федота. Замахал руками, чтобы не упасть.
Предводитель ордынцев перехватил запястье следующего, швырнул на спину промахнувшегося. Воины столкнулись и покатились кубарем.
«Пион раскрывается на заре!»
«Богомол ползет по ветке!»
Пятка Федота врезалась в солнечное сплетение врага.
Ребро ладони сломало кадык еще одному.
«Махаон расправляет крылья!»
Теперь они стояли лицом к лицу.
Кара-Кончар
Чуть поодаль Бургут сдерживал натиск двоих противников, а Чаган добивал сцепившихся с Уйгуром.
«Справятся, – подумал Федот. – Не маленькие».
Теперь он твердо знал, что не будет убивать врага. Нужно взять его живьем. И хорошенько допросить. Случайно ли это нападение? Скорее всего, нет. В случайности Кара-Кончар давно разучился верить.
Глава двенадцатая
Снежень 6815 года от Сотворения мира
Берега Двины,
Полоцкая земля, Русь
Не ожидал Илья Приснославич, что нападение на ночевку ордынцев обернется сокрушительным разгромом. Спору нет, татары – бойцы умелые и беспощадные. Это они доказали не раз и не два в минувшем столетии, прокатившись по Руси, будто мор и глад, сровняв с землей красу и гордость земли Русской – города. Да и западным соседям показали, где раки зимуют.
Но ведь и он отбирал бойцов куда как умелых! В какие передряги только они не попадали! И здесь вроде бы сделали все как положено.
Тихонько подкрались к татарам-сторожам. Всеволод свое дело знал отлично, да и Куденя с Мокроусом – прирожденные разведчики. Рты узкоглазым зажали, ножиком по горлу, и все. Потом условным криком, голосом филина, знак подали…
И тут кто-то в лагере татарском всполошился, поднял тревогу. Пришлось издалека бить из луков и самострелов, почти наобум. И, несмотря на спешку, почти половина стрел попала точно в цель. Илья видел, как падали ордынцы. Кто ранен, а кто и убит. Почти половина врагов выбыла из строя после первого залпа. Но оставшиеся в живых быстро очухались. Сразу видно – не новички. Не стали беспорядочно метушиться по поляне, а с оружием в руках поспешили туда, откуда летели стрелы. Кое-кто даже на свои луки начал натягивать тетиву.
Тут уж нельзя было терять ни мгновения. Не дать врагу опомниться, сплотиться и оказать сопротивление.
Смоляне кинулись врукопашную.
Воевода Илья рубился в первых рядах. Так он привык за многолетнюю княжескую службу. Да и, сказать по правде, как ни хороши его бойцы, а в рубке на мечах ни один с Приснославичем не сравнился бы.
На первых порах ордынцы дрогнули, отступили к костру. Хоть числом почти не уступали русским воинам, а все же растерялись. А может, попросту испугались, не зная, что за сила на них напала.
Смоляне убивали старательно и деловито, как мастеровой делает привычную работу. Побеждать надо наверняка. Увидел – раненый шевелится, добей, не пожалей лишнего взмаха мечом. Илья так учил своих бойцов и сам так поступал. Походя срубил голову ползущему по снегу ордынцу, за которым тянулся кровавый след. Может, он и так до утра не дожил бы, но лучше не оставлять за спиной живого противника. Раненый-то он раненый, а ножиком под коленку полоснет на прощание и не поморщится.
Следующим доставшимся Илье врагом оказался молодой татарин – едва-едва усы начали пробиваться. Как только его взяли в поход, где все нукуры матерые, словно волки? Не иначе каким-то особенным умением обладал. Воевода невольно вспомнил одного из тех мальчишек, в погоню за которым отправился из Смоленска. Если не врет желторотый, то он – мэрген, то бишь меткий стрелок.
Этот же отрок татарский особого умения не проявил. Хотя, скорее всего, из-за раны – стрела пробила правое плечо. А с саблей в левой руке для Ильи он соперником
не был. Сильно ударив мечом по чужому клинку, он вначале обезоружил ордынца, а потом наискось рубанул между плечом и шеей, рассекая его до середки грудины. Сразу насмерть.С гибелью юнца татар осталось трое. Двое бились у самого костровища спиной к спине и могли еще продержаться какое-то время против Данилы Кривого и Первуши. Третьего валили Зосим и Вячко. Басурманин им достался здоровенный – косая сажень в плечах, даром что лысый и одноглазый. Потеряв меч, он сграбастал сразу двоих смолян и пока что не давал им возможности нанести смертельный удар.
И тут позади раздался тихий вскрик.
Илья обернулся.
Плечистый воин в татарском черном чопкуте и с чудным мечом – лезвие гибкое и тонкое, а с противовеса рукояти свешивается цветная кисточка – только что убил Чурилу. Улыбнулся, словно волк клыки показал, шагнул, припадая к земле, качнулся в сторону, вихляясь, будто был без костей, и прянул в сторону Ивана.
Со стороны казалось, между ними не меньше двух саженей, но ордынец будто бы вытянулся, совсем как дождевой червяк, ползущий по дороге, и перерубил дружиннику горло. Илья многое перевидал на своем веку, но такого… Воеводе даже перекреститься захотелось.
Следом погиб Данила, кузнецов сын.
Воин в чопкуте ткнул его мечом в пах. Смолянин скорчился, зажимая рану ладонями, но Илья слишком хорошо знал – там проходит жила, которую не передавить, не забинтовать.
Гришка набросился на ордынца, но промахнулся и, не устояв на ногах, упал. Ему на спину полетел Петруха, брошенный неуловимым движением. Пока дружинники возились в снегу, пытаясь подняться, непостижимый татарский боец ударил одного из них пяткой под дых. Да так, что хрустнули ребра. А второму ребром ладони сломал кадык.
«Черный чопкут» взмахнул руками, будто вознамерился взлететь, и застыл на одной ноге, подтянув колено другой почти к подбородку. Острие его непривычного клинка смотрело воеводе в лицо.
– Чтоб ты сдох, косоглаз… – начал Илья и замолчал на полуслове.
На него смотрел не татарин. Только обычная для Орды одежда и ввела Приснославича в заблуждение. А если приглядеться… Глаза, скулы, борода очень даже русские.
Когда-то воевода слыхал об одном таком бойце. В тверской дружине у князя Михайлы Ярославича служил несколько зим назад непревзойденный мастер. Болтали люди всякое про него. Кто-то говорил, что, мол, странствовал он далеко на востоке, в землях, где странные люди с непонятными обычаями живут, и у них нахватался приемов боя что с оружием, что голыми руками. Другие возражали: не мог успеть в дальние края сходить, слишком уж молод, а учил его старик, в молодости ходивший с русскими дружинами помогать нукурам хана Хубилая. А кое-кто и вовсе плел несуразицу, будто учитель из чужедальней страны колдовством перенесся через степи кипчакские да море Абескунское и поселился в лесной чащобе, в землянке. Всех, кто душу ему продает, учит, как стать непобедимым воином. Илья мало верил этим слухам, поскольку сам никогда с удивительным бойцом не встречался, а вскоре и перестали его вспоминать – вроде бы как пропал куда-то.
«Эх, надо было Семена Акинфыча расспросить», – мелькнула запоздалая мысль.
Но теперь по-любому поздно выяснять.
Тут уж не загадки разгадывать надо, а сражаться, чтобы жизнь оборонить. Потому как увиденное не только насторожило воеводу Люта, но и малость испугало. Чего уж греха таить?
– Защищайся, гад! – прорычал Илья, замахиваясь мечом.
В ответ раздался издевательский хохот. Вместо того чтобы отбивать удар, «черный чопкут» завалился назад, выгибая спину и выпрямляя ногу так, что подошва сапога устремилась Приснославичу в подбородок. Новичка он, может быть, и подловил бы, но воевода выиграл слишком много поединков, чтобы купиться на такую хитрость. Он отклонил голову и пнул врага в колено.