Отрок (XXI-XII)
Шрифт:
– Кхе!
– Не узнать голос деда было невозможно, даже с закрытыми глазами.
– Настена! Ты парня-то моего перед отъездом посмотрела? Как он?
"Блин! На самом интересном месте! Принесло же старого".
– Правая рука сломана ниже локтя, но срастется, я думаю быстро. А остальное не страшно, полежит несколько дней и все.
– Ну, слава Богу.
– Дед облегченно вздохнул.
– А Андрей?
– А вот ему - лежать!
– Голос Настены построжел.
– Ногу не бередить, повязку два раза в день менять. Я приходить буду, смотреть. И костыли ему сделайте. Дурной
– Ага, вот, значит, как. Понятно. Ты, Настена, дочку похвали, всех моих пацанов попользовала, Демку, так и вообще, с того света достала. Изрядная лекарка растет! А это тебе, девонька, от меня, держи.
– Ой, Корней Агеич, не надо… - Похоже, Юлька получала гонорар впервые в жизни.
– Спасибо, я бы и так…
– Кхе! Бери, бери, заслужила! Знала б ты, какой камень у меня с души сняла! Чуть не десяток битых пацанов посреди леса, и ехать нельзя. Да! Михайла тебе в Турове какой-то подарок припас, забыл, наверно, сразу отдать - не до того было.
– А какой подарок?
– А вот и не знаю!
– дед откровенно поддразнивал Юльку.
– Сам поднесет, тогда увидишь! А это вот - тебе, Анастасия Микулична, за изрядное воспитание дочки. Мне бы так ратников кто воспитывал, так моя сотня тысячи стоила бы!
"Ларец растряс, старый. Ну, и правильно! Для такого дела не жалко".
– Благодарствую, Корней Агеич! А за Демьяна внука благодари, это он придумал, как правильно лечить надо. Не прост у тебя внучок-то, дядя Корней. А?
– И не говори, Настена, я, иногда, и не знаю даже… вот, опять!
– Игривость в голосе деда сменилась недоумением.
– Ну, кто его лекарскому делу учил? Слушай, а долго он еще дрыхнуть будет?
– Пусть поспит, ему сегодня тоже досталось.
– Да уж! Видела б ты, как его выворачивало… но шесть татей упокоил! Одного, так и вообще, ножом. Лисовинова кровь! Кхе! Ну, ладно, пойду я. Подарки-то не только от меня, все пацаны тебе, девонька, кланяются. Ты теперь у Младшей стражи, вроде, как святая заступница. Все за тебя - горой! Кхе! Что-то заболтался я с вами…
Дед все никак не мог уйти, что-то его держало около фургона.
– Ты это… Настена, ты с Татьяной разговаривала?
– О чем?
– Кхе! Да кто ж знает? Она ничего такого не говорила?… - Дед умолк, Настена тоже молчала, видимо ждала пояснений.
– Ну, - наконец решился дед - что мы земляков ее, того, побили. Может, кого из родичей опознала?
– Нет, не говорила, да и не смотрела она на покойников.
– А, ну тогда ладно… пошел я.
С третьей попытки дед, все-таки, ушел. Наверно услышал, то, что ему было нужно.
– Ну что, Михайла, наслушался?
– Насмешливо произнесла Настена.
– Давно же не спишь!
– Что ты, тетя Настена, - Мишка неохотно разлепил глаза.
– Я только что…
– Минька!!!
– Тут же ощетинилась Юлька.
– Подслушивал?!
– Ну да! Очень надо мне.
– Ага! Мама, ты знаешь, что этот дурень учудил? Меня с души воротит, на ногах не стою, только и могу, что на животе
лежать. А этот умник подходит и спрашивает: "Каши хочешь?".– Ха-ха-ха, ой, Минька, уморил!
– Могучая грудь Настены подпрыгивала от смеха так, что видно было даже под полушубком.
– Что? Ха-ха-ха, так и спросил?
– Ага! Хи-хи-хи.
– Юлька скалила передние зубы, как белка.
– Как раз, говорит, поспела!
Мишка почувствовал, что краснеет. История, действительно, получилась дурацкая. Но Юлька, язва такая!
– Хи-хи-хи, я пятнадцать верст тряслась…
– И, как раз, ха-ха-ха, к каше! Ой, не могу, ха-ха-ха!
– Тетя Настена, Юля - под полог просунулась перевязанная физиономия Матвея - вы есть хотите? Каша, как раз…
– Га-ага-га!
Теперь ржали уже все трое. Мотька недоуменно уставился на смеющихся, пытаясь, видимо, сообразить: что ж это он такого смешного сказал.
– Ох, ха-ха-ха, не могу, - Настена тряслась от смеха так, что билась спиной о стенку фургона - вы что… ха-ха-ха, сговорились?
– Кормильцы! Хи-хи-хи, кашевары!
– Дискантом вторила матери Юлька.
– Мотя, гы-гы, не слушай… ох, блин, не слушай их, неси,… пока… ха-ха-ха… пока не остыла.
– Вы чего?
– Мотька тоже было начал неуверенно улыбаться, но помешала раненая щека.
– Мотька, ха-ха-ха…- Настена дрожащей рукой попыталась утереть выступившие слезы.
– Перестань,… помрем со смеху!
У задней стенки беспокойно зашевелился и тихо простонал Демка. Смех мгновенно утих, и Настена с дочкой склонились над раненым.
– Мотя, не обращай внимания, просто случай смешной вспомнили. Неси кашу, Юлька с утра е евши.
– Ага, сейчас. Минь, с тобой десятник Лука чего-то поговорить хотел.
На улице уже стемнело и рыжая борода десятника Луки светилась в отблесках костра, как глаз светофора. Во внешности лучшего лучника Ратнинской сотни отчетливо проявлялись черты предков-викингов: рыжими были не только волосы и борода, но даже брови и ресницы, лаза были светло-голубыми, а сам Лука высок и широк в кости. Своей скандинавской родословной он, похоже очень гордился и специально ее подчеркивал - волосы носил длинные, до плеч, а длиннющие, опускающиеся до груди усы, заплетал в косички.
– А-а, Михайла!
– Лука сидел вместе со своим десятком около костра, возле его ног Мишка увидел на снегу три окровавленных болта с поломанными перьями.
– Ты поел? А то, у нас еще осталось.
– Спасибо, дядя Лука, поел.
"Это ж он из покойников мои болты вытащил. Специально ходил, смотрел. Не зря дед его хвалит - настоящий профессионал".
– А скажи-ка, Михайла, - десятник поднял со снега мишкины болты - зачем ты перья из дерева делаешь? Они же ломаются.
– А из чего делать?
– Из кожи не пробовал? Если кожу правильно выделать, ничуть не хуже будут, и не сломаются.
– Не думал, как-то, - Мишка пожал плечами - надо будет попробовать, только я кожу выделывать не умею.
– Ничего, другие умеют. Расскажи-ка ты нам… да ты садись, чего стоять-то? Расскажи-ка ты нам, Михайла, как ты из своей игрушки шесть татей в бронях положил?
– Пять. Одного я ножом, Петька помог.
– Да? Это, который из вас?
– Тот, что в село приехал.