Отрок (XXI-XII)
Шрифт:
– Как спина?
– Полегчало. Юлия, не знаю как по батюшке, просто волшебница, а говорит как!
– Голос у Роськи потеплел.
– Я матушку вспомнил…
Мотька ревниво засопел.
– Со мной тоже… говорила.
"Поздравляю, сэр, у Вас на глазах происходит формирование любовного треугольника. И углов, надо понимать, будет все прибавляться, она же со всеми профессионально поработала, а они - все сироты, ласкового слова не слышали с младенчества. Блин, пресекать надо в зародыше, только как?".
– Ребята, вы на голос ее
"Бесполезно… слушают, но не слышат. Только этого мне не хватало. Как их ножевому бою учить, если они из-за Юльки тут же резаться начнут? Ну, нет, лекарка моя любезная, сама напортачила, сама и исправлять будешь!".
– Ладно, сами потом убедитесь. Сейчас, давайте, на ночь устраивайтесь. Роська, обойдешь всех, посмотришь, как устроились, потом мне доложишь. Я у деда буду.
– Слушаюсь!
Мишка, сопровождаемый Чифом, быстро зашагал к фургону. Как он и предполагал, все женщины собрались там. Как только Мишка сунулся по полог, разговор прервался и все головы повернулись к нему.
– Тетя Настена, неприятность у нас, Юлька парней моих подпортила, может плохо кончится.
– Что? Как это подпортила?
Вопрос прозвучал строго, даже грозно, но было понятно, что строгость эта адресована не Мишке. Юлька тоже сразу все поняла и попыталась "отыграть" тему:
– Минька, ты чего болтаешь, за кашу, что ли обиделся?
Дело, однако, казалось Мишке очень серьезным, поэтому он, не глядя на Юльку, по-прежнему обращался только к Настене.
– Ты же знаешь, как она голосом завораживать умеет, а ребята, все - сироты, ласковое слово и не помнят, когда в последний раз слышали. Мотька с Роськой уже волками друг на друга глядят, а постепенно и другие выздоравливать начнут. Обучим их оружием пользоваться, а они друг в друге дырок наделают.
Бзынь! Подзатыльник, исполненный опытной лекарской рукой, мгновенно вышиб из Юлькиных глаз слезы.
– Мама! Я же, как лучше хотела, они даже боли не чувствовали!
– Все силу свою пробуешь? Я тебе что говорила?
Бзынь!
"Влипла подруга. А ситуация-то, такая же, как с моими ребятами. Дети же еще, а в руках сила: у них - оружие, у нее - власть над сознанием. Силы своей не понимают, страха не ведают, ответственности,… и слово-то такое им не известно. А то ли мы делаем, вообще? Не натворить бы беды, но и назад ходу нет. Думайте, сэр Майкл, управление персоналом - тоже наука".
– Тетя Настена, она же не знала, что они…
– Должна было понять, на то и лекарка. Если слишком легко ей поддались, значит, что-то не так. А она решила, что это она - такая сильная, да умелая!
Бзынь!
– Мама!
Бзынь!
Мишка уже открыл рот, чтобы вступиться за Юльку, но его опередила мать:
– Настя, будет тебе, мозги выбьешь!
– Было б, что выбивать…
"Нет, Настена и правда здорово разозлилась, надо как-то отвлечь. Ну-ка, сэр, спасайте прекрасную даму!".
– Тетя Настена, можно сказать?
– Что еще?
– Если уж это… не знаю, как назвать, появилось, то убить это уже нельзя, надо, наверно, попробовать чем-то заменить. Ну, вот, мама у них у всех крестная, так может быть можно это на нее перевести как-нибудь? И еще: они ни семейной жизни, ни родства не помнят, или не знали этого вообще. А неприкосновенность родни им как-то внушить тоже нужно…
– Поняла я тебя, поняла! Слышишь, лахудра?
– Настена сердито глянула на дочь.
– Никто его не учил, а все лучше тебя понял! Больше к пацанам и близко не подходить! Я сама ими займусь, они у меня узнают: что такое ласковое слово! Про тебя, свиристелку забудут, как и не было! Перестань реветь! Сама виновата! А насчет семейных дел…
– Настя, - подала голос Татьяна - я бы к себе кого-нибудь взяла. У Ани-то своих пятеро, а у меня двое.
– Михайла, - Настена обернулась к Мишке - сколько их у тебя всего?
– Четверо.
– А тот, что в село приехал?
– Мамин племянник, Петькой зовут.
– Мотю я бы взяла.
– Уже помягчавшим голосом проговорила Настена.
– Он Юльке толково помогал и ни крови, ни ран не боится, есть у парня склонность к лекарству. Да и этой - Настена кивнула на Юльку - полезно понюхать, как мужиком в доме пахнет.
– Мама, да мужики все дурные, вонючие, грязные!
– И этот?
– Кивок в сторону Мишки.
– А…
– То-то же!
Мишка, в который раз за день, почувствовал, что краснеет. Настена была беспощадна, как умеют быть беспощадными для дела, все хорошие врачи.
– Мама, - Мишка просительно глянул на мать.
– Роську бы у нас оставить, он мой крестник, да и относится ко мне…
– Видела я, правильно говоришь, сынок.
Татьяна, словно опасаясь, что ей не достанется ни один приемыш, торопливо вставила:
– Значит, мне - двоих. Как их звать-то?
– Артемий и Дмитрий. А дядя Лавр не рассердится?
– Сам еще детей хотел, вот и будет ему… - Татьяна запнулась и принялась преувеличенно тщательно поправлять платок.
– Тетя Настена, - снова обратился Мишка к лекарке - а можно еще одну вещь сказать? Так мы ребят приучим к заботе о них, а надо же научить и самим о других заботиться. У нас-то младшие есть: Сенька и Елька, а с остальными как?
– Ну, говори уж, говори, вижу же, что придумал.
– У нинеиных сук скоро от Чифа щенки будут. Если ребятам раздать и наказать, чтобы воспитывали…
– Аня, парень-то у тебя… А?
– Настена улыбнулась и протянула было руку потрепать Мишку по голове, но тут же испуганно ее отдернула - в фургон сунулся Чиф, которому видимо надоело ждать, когда хозяин снова обратит на него внимание.
– Тьфу на тебя! Напугал, кобелина!
Чиф лишь радостно оскалился в ответ Настене и попытался облизать хозяина.
– Фу! Чиф, перестань!
– Мишка принялся отпихивать от себя пса. Женщины, глядя на эту борьбу, разулыбались, только мать неожиданно пригорюнилась и тяжело вздохнула.