Отряд (Аш - Тайная история - 2)
Шрифт:
– О, я очень уважаю Флориан, - Аш уперла в бока сжатые кулаки, привычно изготовившись к обороне.
– Я видела, как ее выворачивало наизнанку за стеной госпитальной палатки, а через минуту она вернулась, и извлекла стрелу длинного лука, пробившую солдату легкое...
– "Конечно, лучше бы ей вообще не напиваться..." - И не каким-то там бургундцам рассказывать мне о Флориан!
– Тише, - в глазах Флоры тот же холодный огонь, который горел на ее перемазанном кровью лице после Охоты.
– Епископ, вы рассказали нам, с чем пришел сюда Карл Валуа. Рассказали, с чем приходил Филип. Но не спросили, с чем пришла я!
– С
– Вы пришли с вопросами.
– И я тоже, - вставила Аш и, когда взгляд побочного сына Филипа Доброго обратился на нее, ткнула пальцем в раку: - Вы знаете, что там у вас?
– Это изображение карфагенского пророка Гундобада в момент его смерти.
– Гундобад был чудотворец, - ровным голосом заговорила Аш.
– Я про него знаю. Я на юге много чего узнала о Гундобаде. От Леофрика, и от Диких Машин... я знаю, что на самом деле произошло семьсот лет назад. Гундобад превратил земли вокруг Карфагена в пустыню! Он высушил реки... Какого же дьявола...
– Аш раздельно повторила: - Какого дьявола он позволил солдатам папы сжечь себя заживо?
Она не обернулась, почувствовав, как вздрогнула Флориан; может, просто озябла.
– В самую точку, - спокойно заметила та.
– Он был чудотворец, - повторила Аш.
– Если он сумел устроить такое с Карфагеном и Дикими Машинами - не мог он умереть просто потому, что так приказал какой-то священник.
Покосившись на Флору дель Гиз, епископ напомнил:
– Он проклял папу Лео*, [Если это ссылка на Папу Леона Третьего, то смерть Гундобада относится к 816 году.] и сделал пустым Пустой Трон. На боковой мозаике часовни как раз изображалась смерть Лео - ослепленного, загнанного, с изодранным в клочья телом - но Аш слишком хорошо знала эту историю, ей не было нужды смотреть на картину.
– Человек, который сумел превратить в пустыню половину Африки, настойчиво твердила она, - не должен был умереть от руки римского епископа. Разве что мы не все знаем о папе Лео... Нет, - поправилась она.
– Дело не в Лео. Кто был этот Хейто?
Воцарилось молчание, нарушаемое только стуком капель измороси с потолка.
Первой заговорила Флориан.
– Я собиралась сегодня молиться. Девочкой я молилась. Я была... благочестива. А если и ожидала получить ответы, то думала, что мне расскажут о Бургундии, о том, что произошло со мной тогда, на Охоте.
Флора вздохнула.
– Я думала, что выбравшись из Карфагена, мы оставили демонов пустыни позади. Но вот они здесь, - она указала на резьбу задней стенки раки: еретик Гундобад проповедует со скалы над зеленым южным ландшафтом, а на заднем плане видны крошечные силуэты пирамид.
– Флориан...
– Я думала, здесь им до нас не добраться, - глаза Флоры казались темными провалами в тенях свечного пламени.
– Я видела, как ты пошла к ним, помнишь? Видела, как они заставили тебя!
– Два дня назад, когда я говорила с ними, им это не удалось, отозвалась Аш.
– Речь не обо мне. Не я загнала оленя, а ты. И вот я хочу понять, почему Бургундия? И ответ связан историей Гундобада, верно?
Епископ Джон повернулся к ней, но смотрел на Флориан. Повинуясь ее короткому кивку, заговорил:
– Это площадь святого Петра, - он коснулся центральной картины на раскрашенном мраморе.
– Здесь, у дверей собора, короновался великий Шарлемань. Через год после его смерти его сыновья и папа Лео обвинили
– Он был женат?
– вырвалось у Аш.
– Зараза, вот уж не думала. Что с ними сталось?
– С Галюциндой и Ингундис? Они были обращены в рабство. Их отправили на корабле обратно в Карфаген еще до суда - думаю, папа Лео хотел таким образом дать знать королю-калифу, - епископ прищелкнул пальцами.
– Хотя думаю, к тому времени калиф был только рад избавиться от подобного пророка: за один год его земли превратились в лишенную солнца пустыню.
– Да нет! Не в один год!
– в сознании Аш звучал холодный бесстрастный голос machina rei militaris, сохранившей в памяти действительную историю. Тьма опустилась после "проклятия Рабби", четыре века спустя. Именно тогда Дикие Машины начали впивать силу солнца, чтобы с ее помощью говорить через каменного голема. Гундобад жил задолго до того!
– Вот как?
– епископ Джон кивнул.
– У нас рассказывают по-другому. С веками история искажается. Людская память коротка.
"А у Диких Машин память долгая. И чертовски более точная".
– Как бы то и было, - добавил священник, - именно в тот год сады, окружавшие Карфаген, стали пустыней, а Гундобад бежал на север, чтобы проповедовать свою ересь в городах Италии.
– Сколько в этом правды?
– недоверчиво спросила Флориан.
– Сколько записей в старых хрониках, а сколько догадок?
– Мы знаем, что Лео не прожил и года после проклятия. Знаем, что с тех пор ни один папа не прожил больше трех дней, заняв кресло святого Петра. А великая империя Шарлеманя была разорвана на куски его сыновьями за год или чуть больше того*. [Это устанавливает дату! Если сведения точны, дело происходит в течение двух лет после смерти Шарлеманя (Карла Великого) в 816 году. Хотя процесс распада начался в год смерти Лео, некоторые историки относят гибель империи к Верденскому договору 846 года.] С тех пор христианский мир превратился в арену войн между герцогами и графами, над которыми нет императора.
– А этот Хейто?
– Мой "предок"?
– сухо сказала Флора почти в один голос с Аш.
– Если он жил во времена папы Лео, то теперь половина Бургундии может считать себя его потомками!
– Именно.
Джон Валуа смотрел на них так, словно в этом простом признании крылась вся суть дела.
– Вот почему каждый может участвовать в Охоте, - догадалась Аш, чувствуя, как факты с холодной неизбежностью укладываются на места. Каждый, в ком есть кровь Бургундии! Флориан, это еще одна наследственная линия! Только не от детей Гундобада, а от потомков Хейто! Дети Хейто!
– она резко обернулась к епископу: - Я права?
– Последние четыре поколения они оказывались среди законных потомков рода Валуа, - признал епископ, - но те, кто выводят породы быков и лошадей, знают, как те или иные признаки могут передаваться через поколение или проявляться в боковых линиях. Когда наше царство называлось Арле, никому не казалось чудом, если простой землепашец, загнав оленя, становился королем. С той поры в наши души проникла гордыня. Господь напомнил нам о смирении, ваша милость.
– Не так уж велико ваше драное смирение, - Аш фыркнула, но возмущенная Флора ее не услышала.
– Мои родители оба принадлежали к знатным родам!