Отряд К10
Шрифт:
Хоть та и была назначена на полдень, выходить пришлось в шесть утра. И то, народу на площади было уже немало. Аколиты без особых сложностей срисовали в толпе плотную группу людей в броне под одеждой, прикрывающую собой фигуру в алой мантии Механикус в центре. С большой степенью вероятности это были коллеги из другого Ордо.
Чуть сложнее оказалось заметить человека в гвардейской форме, наблюдающего за действом с дерева. Но и его выдала чуть смазавшаяся краска, которой он имитировал татуировку слезы.
Виктус с товарищами спокойно прошел за мальчишкой-проводником внутрь храма, где была выделена зона для мирян, с предусмотрительно накрытыми столами. Кортез же, представляющийся служителем Экклезиархии,
– У вас длинный список, добрый брат, давайте я вам помогу. Через три страницы попалось имя, отдаленно похожее на его текущий псевдоним, и Ларин уверенно ткнул в означенную строку:
– Вот! Правда, я не епископ… видимо, тут допущена какая-то ошибка. Удивительно, но это сработало, и Кортез сотоварищи прошли внутрь храма, разместившись в зоне, отведенной для владеющих церковным саном.
*После ереси Гога Вандира Экклезиархии было запрещено содержать "мужей вооруженных", во избежание. Предполагалось, что силовым крылом её будут продемонстрировавшие исключительную верность Сёстры Сороритас. Однако крайняя...
Далее для обеих оперативных групп потянулись часы ожидания, рассматривания гостей, подслушивания разговоров. Любопытных деталей было немало, важных и не очень.
Галерея портретов Кардиналов, например, наглядно демонстрировала просто удивительнейшее сходство людей, занимающих этот пост.
Архиепископы пили вино, несмотря на пост, и обладали повадками скорее аристократии, нежели духовенства. И, между прочим, определенно осуждали объявление о пришествии святого, считая его экстравагантным и преждевременным. Фрески поражали мастерством исполнения и свежестью красок. Реставрировали их неоднократно, но со всем возможным тщанием. Мира, потратившая немало времени, восстанавливая частично сохранившиеся фрески кафедрального собора, вокруг которого выросла их новая база, кое-что в этом понимала. По всему выходило, что портретам господина Инквизитора на этих стенах в лучшем случае пять сотен лет. А то и все десять тысяч, с момента то ли приведения планеты к Согласию, то ли посмертного признания первого Кардинала святым.
Это… смущало. И еще обладающих пси-чутьем беспокоило едва заметное нарастающее напряжение неестественно спокойного здесь варпа, какие бывают перед большими ритуалами. Или естественными, но катастрофичными волнениями. И когда началась проповедь, это напряжение стало очень, очень ощутимым. Формально – это была отличная, вдохновляющая, хоть и не выдающаяся по своему содержанию речь. Кардинал не сказал ни слова о святом или каких-нибудь ожидаемых событиях, речь касалась только текущего празднования и обычных для Имперского Кредо догматов.
Но варп… от Кардинала расходились колебания, заставлявшие чувствовать острее каждое слово, ощущать
мурашки на коже и благодать, поднимающуюся из глубин души. Легкое, очень легкое касание, самую малость меняющее восприятие. Практически не ощущаемое аколитами, и куда сильнее цепляющее местных, за счет татуировок слез, которые имели все Плакальщики. Любопытно, что кардинал был центром этого всего, но не был причиной.В кульминационный момент проповеди все прихожане запрокинули головы, устремляя взгляд вверх, и аколиты последовали их примеру просто чтобы не выделяться.
Мира не знала, как остальные, а вот она чертыхнулась. Они тут провели по меньшей мере четыре часа и только сейчас ее взгляд уперся в совершенно нехарактерный для имперских храмов потолок. Здесь не было сюжетных картин, только сложная завораживающая сине-золотая вязь, напоминавшая то ли облачное небо, то ли морские течения. Информации было много, но ее еще предстояло обработать, систематизировать, поделиться наблюдениями, загрузить в общую сеть, поддерживаемую дата-планшетами, и выполнить прочую рутинную работу.
Поэтому еще немного пошатавшись, обломавшись с просьбами о встрече с кардиналом и напросившись на аудиенцию с архиепископом в качестве утешения, аколиты вернулись в точки расположения. Кроме Хьйорварта, которому предстояла еще поездка в администратум, искать следы псайкера, потершего кому-то память.
Группа Виктуса по возвращении нашла техножреца за работой. Вокруг него громоздились обе книги, пепельница (!), куча листов с заметками и фрагментами вязи и, кажется, даже попахивающий алкоголем стакан. Габриэль отмахивался от вопросов и слал всех нахер, так что его оставили в покое. Хотя теперь аколиты могли, сопоставив, увидеть, как вязь буквицы походит на потолочную роспись храма. Только через пару часов техножрец победно взмахнул листком с переводом, и неожиданно для всех заявил:
– Мне надо выпить. Этот язык совершенно безумен.
А потом начался мозговой штурм. Разрозненные кусочки головоломки один за одним становились на место, открывая глобальную картину.
Пугающую картину.
Издавна местные жители наносили себе особые психоактивные татуировки, и это до сих пор было частью ритуалов Плакальщиков. Эти тату служили приемниками усиливающих экзальтацию вибраций, и передатчиками, отправляющих энергию в узор-аккумулятор на потолке, детище незнакомой школы оккультики, хоть и определенно человеческой. В узор буквицы, которая тщательно перерисовывалась с самого первого издания, якобы увидевшего свет еще при жизни Гаруспика, было вплетено предсказание о том, что Странник, ищущий Истину, встретится с ней, когда он и те, кто идет за ним прибудут в Город-Башен-Чья-Высота-Меньше-их-Ширины.
Порывшись впамяти, техножрец припомнил, что такое упоминание в некоторых еретических текстах относилось к городу Вельклир, где-то во владениях Хаоса. Кортез по связи рассказал легенду о сине-золотом корабле «Искатели Истины», который можно встретить вузком проливе между Каликсис и Коронусом, меж двух штормов.
– Не предсказание, - севшим голосом сказала Кадис. – Если ты делаешь пророчество, а потом вписываешь его в каждую копию святой для населения книги, в оккультные узоры, делаешь частью ритуалов… то ты не предсказываешь судьбу, а плетешь ее.
Аколиты замолчали. Это одно неосторожно оброненное слово поставило жирную точку во всех рассуждениях.
– Архитектор*, - наконец, мрачно озвучил техножрец, опрокидывая в себя стакан амасека. В другое время вид механикуса, снявшего респиратор мог сам по себе вызвать нездоровое оживление, а уж пьющий адепт Бога-Машины и вовсе стал бы шокирующим зрелищем, но сейчас определенно было не до того. Ритуал, в который была вовлечена вся планета, замаскированный под вполне официальный культ Имперского Кредо, и явно подходивший к своему завершению.