Отряд

–  Кажись, стучали, - осторожно напомнил Гусь.

–  Стучали… - передразнил Онуфрий.
– Когда кажется, креститься на…

Договорить он не успел, не дали. Заорали, заблажили в подклети. Красные Уши - в который раз уже - сплюнул. Не так зло, как досадливо.

–  Да что еще им надо-то?

–  Может, откроем да спросим?

–  Откроем?!
– Онуфрий в ужасе глянул на напарника.
– Ты что, хозяйского приказу не слышал? Господин строго-настрого запретил подклеть открывать - зря туда, что ль, поганую бадью принесли? «Откроем…» Я те открою!

–  Эй, сердечные!
– Узники никак не хотели оставить караульных в покое.

– У нас тут един в лихоманке горит. Как бы на всех не перекинулась лихоманка-то! Вы б сказали хозяину.

–  Нету хозяина, - соизволил отозваться Онуфрий.
– К ночи приедет - так и быть, скажем про вашу печаль.

–  Нет, парень, - в подклети обидно засмеялись.
– Теперь это уж ваша печаль. Огневица шутить не любит, покосит всех. Не только нас, но и вас достанет.

–  Чтой это там за шум?
– подойдя, по-хозяйски осведомился носатый Петька Заноза. Ух и нехороший же был парень - ко всем приставал обидно, потому Занозою и прозвали.

Онуфрий его приходу обрадовался, ага, раз ты старшой, так вот и думай, что делать.

–  Лихоманка у них, - пояснил, обернувшись.
– Ну, у тех, кто в подклети.

–  Сам вижу, что не у вас.
– Усмехнувшись, Заноза наклонился к воротцам.
– Эй, чего орете?

–  Сотоварищ наш в огневице горит!

–  Гм… - Петька нахмурился.
– И сильно горит?

–  Да мы не подходим, боимся.

–  Боятся они… - Заноза с шиком сплюнул, куда как лучше, нежели получалось у Онуфрия. Даже Офонька заметил, сказал льстиво:

–  Хорошо ты плюешься, Петро, звонко. Научил бы меня, а?

–  Опосля научу, за «полпирога».
– Старшой задумался.

–  За «полпирога» дорого, Петро, - заканючил Офонька.
– Давай вполовину меньше.

–  Да пошел ты со своими «пирогами», - к вящей радости Онуфрия внезапно разозлился Заноза.
– Вот что, Офоня. Давай ноги в руки и беги на погост. Найдешь там наших, обскажешь Атаманцу, что да как, а уж он пущай Демьян Самсоныча найдет да спросит - что делать.

Разумно рассудил Заноза, ничего не скажешь, Онуфрия аж завидки взяли. Правда, вида он не показал, отвернулся с деланным безразличием, мол - мне-то что? Я человечек маленький.

А Офонька Гусь уже бросился было бежать, да Петро придержал за шкребень:

–  Погодь.

Снова наклонился к двери, спросил:

–  Так который из вас болезный-то?

–  Раб божий Димитрий.

–  И кто там из них Димитрий?
– Выпрямившись, старшой пожал плечами.
– Кто его разберет? А, ясно, что не девка. Запомнил имя-то, Гусь?

–  Запомнил.

–  Ну, беги… Да смотри там, шустрее.

Офонька умчался, смешно сверкая босыми пятками. Псинище - Кавдуй - вскинулся было полаять, да, узнав своего, замахал хвостом. Ну и пес, здоровущий, корова целая, а не пес, такого прокорми попробуй.

–  Ну, сторожи, Онуфрий, - уходя в избу, не преминул распорядиться Заноза. Чтоб помнил Красные Уши, кто тут посейчас главный!

Онуфрий обиженно шмыгнул носом. Проводив глазами Занозу, уселся на скамеечку, пригрелся на вечернем солнышке, только глаза закрыл, как…

–  Эй, сторожа! Помирает, кажись, парень-то наш. Открыли б!

–  Я вам что, лекарь?

– взорвался Красные Уши. Вот ведь гниды пучеглазые - отдохнуть да помечтать не дают. И что за караульство такое беспокойное выдалось? Ну, как всегда, не везет.

Не поленился, подошел к самым воротцам, склонился:

–  Еще орать будете - ос к вам запущу, ясно?

–  Да ясно, родимец… Не будем больше, только б уж поскорей ваш хозяин приехал. Кончается Митька-то! Священника бы или дьячка.

–  А архимандрита не надо?
– пошутил Онуфрий и сам собой загордился: хорошая выдалась шутка, смешная, жаль, мало кто слышал.

Уладив вопрос с непоседливыми пленниками, Красные Уши привалился к стеночке, теплой, нагретой солнышком, задремал вполглаза, все ж таки опасался Занозы. Тот ведь гад известный - заложит Атаманцу, потом семь шкур спустят. Вполне мог наябедничать Заноза, вполне… Его-то хозяин ценит, не то что других, невезучих!

Сказать по-честному, Онуфрий зря завидовал Петьке. Не очень-то ценили в шайке их всех троих - пока не за что было. Даже службы серьезной не доверяли, оставили вот не столько пленников сторожить - куда те из запертой на засов подклети денутся?
– сколько за двором приглядывать, да и так, для порядку. Нешто можно, чтоб уж совсем никакого присмотру не было?

–  Эй, Онуфрий, ты там заснул, что ли?

Красные Уши встрепенулся, мотнул головою, да как-то неудачно, зацепился ногой за копьецо да так со скамейки и сверзился - прямиком в лужу! Ну, не везет!

А уж Занозе да прибежавшему с погоста Гусю была потеха - ржали, как лошади! Ну, еще бы… А за ними-то, за ними - еще двое парней, насмехаясь, стояли. Пищальники. Видать, их хозяин для подмоги прислал.

А Гусь-то, Гусь! Вытащил из-за пазухи рыбину жареную, в тряпицу завязанную, с поклоном протянул Занозе:

–  Выкушай, друже Петро, самолично для тебя прихватил.

Взяв рыбину, Заноза довольно ухмыльнулся.

–  И ничего тут смешного нетути, - поднявшись на ноги, обиженно буркнул Онуфрий.
– Скажите лучше, что с теми буянами делать?

–  А с ними-то дело простое - хозяин болезного вытащить велел да утопить в болотце. Тебе, Онуфрий, везти. Демьян Самсоныч телегу разрешил взять, с лошадью.

–  Эвон как!
– испугался Красные Уши.
– А чего - мне-то?

–  Так больше некому, - охотно пояснил Петька.
– Пищальники - для охраны, пока дверь в подклети открывать будем, Гусь для такого дела мелковат, а я старшой, мне не положено.

Онуфрий вздохнул. Вот так всегда. Старшой он, видите ли, не положено. И ведь не откажешься - хозяйский приказ. Что поделать, исполнять надобно…

–  Сейчас вытащим болезного вашего, к лекарю отвезем иль к дьякону, - наклонился к подклети Заноза.
– Дверь откроем - вы его и вытолкните. Предупреждаю сразу - сами наружу полезете, тут же и пулю в лоб!

–  Вот это верно!
– Пищальники уже сходили в амбар за пищалями и сейчас заряжали - заталкивали в ствол порох, пыжи, пули. Самые простые были пищалицы - не с кремневым, с фитильным дешевым замком. Фитилек вставили новый, не вымокший, затлел сразу, как запалили.

–  Ну… - Заноза оглянулся на пищальников.
– Готовы?