Отряд

Обойдя вокруг избы, Митька довольно быстро нашел вход в клеть - низенькие, запертые на прочный засов воротца. Остановился, нащупал засов с усмешкой - и зачем снаружи клеть запирать? Ладно, еще на замок - понятно, но на засовец? Ясно, для чего та клеть надобна.

Чуть сдвинув засов, вымолвил:

–  Прошка!

В ответ - тишина, лишь шум вновь усилившегося дождя.

Покачав головой, отрок отодвинул засовец совсем.

–  Прохор!

Вву-уух!
– просвистел мимо уха кулак.

–  Митька, черт! А я уж думал - помстилось. Ушатал бы - хорошо, кулак придержал.

Обрадованный до глубины души Прошка изо всех сил обнял приятеля, так, что у того, казалось, хрустнули кости.

–  Тише ты, черт… Да не блажи, нам еще Василиску освобождать да бежать отсюда.

–  Василиска?! Что с ней?

–  Не блажи, говорю. Сейчас придумаем, как все половчее обделать. Идем…

–  Тихо!
– на этот раз прислушался Прошка.
– Вроде как молится кто-то?

–  То наш человек. Чернец один, тонник.

Пошептавшись, оба подошли к крыльцу. Монах скосил глаза, однако молитвы не бросил и все так же кланялся. Митька махнул ему рукой - мол, все нормально - и вместе с Прохором спрятался под крыльцо. Можно было, конечно, подняться в сени - да больно уж чуткий сон оказался у слуги Никодима, Митька это хорошо запомнил.

–  Ну, - перекрестившись, Митька подмигнул приятелю. Зря, наверное, подмигивал - темновато, не видно, ну да что ж.
– Делаем!

Стукнул снизу в доски. Сначала слабенько, потом чуть посильнее. Ага, зашевелился служка! Зевая, вышел на крыльцо, подойдя к перильцам. Свесил голову вниз - мол, что там еще… Опа! С быстротой молнии взметнулись откуда-то снизу ухватистые сильные руки - не руки, оглобли!
– сгребли ничего не понимающего служку за шею, сдернули с крыльца кубарем, только ноги кверху - кувырк. И служка уже под крыльцом.

–  Ну, здрав будь, тать. Где хозяин? Тсс! Пикнешь - прибью.

Прошка приставил к носу слуги свой огромный кулак:

–  Чуешь, чем пахнет?

Никодим испуганно закивал.

–  Хозяин это… в избе, в горнице…

–  Там же девка!

–  Еще одна горница есть, рядом. А может, господин, хе-хе, и девку навестить решил, - осмелел служка.
– Или, верней, девок.

–  Ах ты, тля!
– Прошка поднял кулак, и Митрий едва успел удержать приятеля от удара.

–  Постой, Прош.
– Отрок перевел взгляд на Никодима.
– Второй холоп где?

–  На заднедворье, в избенке.

–  Та-ак… Ладно, после с тобой потолкуем. Прохор, давай-ка его в подклеть. А ты не вздумай вопить, иначе…

–  Молчу, молчу…

Водворив служку в подклеть, где до того томился Прошка, друзья вернулись к крыльцу. Вновь взметнулся с лаем успокоившийся было пес. А чернец-тонник все так же клал себе поклоны, бормоча слова молитвы.

–  Эй, человече Божий, - позвал Митрий.
– С одним справились, теперь хозяин и еще один служка остался.

Светало уже. Не торопясь закончив молитву, монах подошел к ребятам и пристально взглянул на Митьку.

–  Ты ведь, кажется, друзей освобождать собрался, а не самоуправствовать. Зачем тебе хозяин? Выручай сестру и уходим. Эвон, рассветет скоро.

Прохор улыбнулся:

–  Смешной у тебя говор, чернец.

–  Смешной, - поддакнул Митрий.
– Словно у ливонских немцев.

–  Я карел по рождению, - неожиданно улыбнулся монах.
– Брат Анемподист. А вы?

–  Я - Митрий, а вот он - Прохор. Люди посадские, тихвинские… - Отрок вдруг осекся.
– Ладно, хватит болтать. Пошли в избу.

Миновав сени, поднялись на второй этаж - не простая изба была у Демьяна Самсоныча, хоромина целая, с высоким крыльцом, со светлицею, с галерейками-переходами, светлой осиновой дранкой крытыми.

Вот и дверь в горницу. Ага, на засовце. Монах поднес ближе прихваченную из людской свечу…

Первым в горницу вбежал Прохор и, упав на коленки, склонился над спящей девчонкой:

–  Василисушка…

Девушка открыла глаза, хлопнула изумленно ресницами.

–  Проша! Что, уже пора вставать? А Митенька где?

–  Здесь я…

Митрий вдруг усмехнулся. А ведь не так уж и много времени прошло с тех пор, как он, скинув девичье платье, метнулся в оконце. Да-а, совсем мало. Василиска вон и выспаться-то не успела. А казалось - год пролетел!

Собрались быстро - а чего собирать-то? Вышли к лестнице…

–  Кто это тут шляется?
– раздался вдруг громкий басовитый голос.

Хозяин! Демьян Самсоныч! Главный тать!

Осанистая дородная фигура его замаячила у самой лестницы. В левой руке Демьян Самсоныч держал ярко горевшую свечку, в правой - короткий кавалерийский пистоль!

–  А ну, стоять!
– разглядев беглецов, нехорошо усмехнулся хозяин.
– Живо все в горницу! Ну! Головы прострелю!

Все застыли.

Митрий ткнул Прохора в бок и тут же заблажил:

–  Бей его, Никодиме!

–  Что?
– вздрогнув, Демьян Самсоныч обернулся назад.

Никакого Никодима там, естественно, не было. Зато Прохор больше не стал ждать подсказок. Прыгнул вперед, взмахнул рукою… Бах! Хозяин постоялого двора, выпустив из рук пистоль и свечку, тяжело осел на пол. Звякнув, упал пистоль, дернулся, сорвался курок - и глухую предрассветную тишину разорвал громкий выстрел. Слава Богу, никого не зацепило. Ребята дернулись в стороны. Запахло пороховым зельем и дымом.

–  Этого - в горницу, - первым пришел в себя Митрий.
– Затащим, запрем… Интересно, второй слуга что-нибудь слышал?

–  Вряд ли, - покачал головою монах.
– Добрая изба. Бревна на стенах толстые, в обло рубленные. Да и не слышно ничего на задворье.

–  То верно, - подхватив бесчувственное тело хозяина, хмуро кивнул Прошка.
– Однако тяжел, черт. Подмогни-ко, Митря.

Вдвоем они живо затащили хозяина в горницу и, закрыв дверь на засов, спустились вниз.

–  Спасибо тебе, человек Божий, - повернувшись к монаху, поблагодарил Митрий.
– Не ты бы, не знаю, как все и сладилось бы.

Чернец улыбнулся:

–  Не меня благодари, отроче, - Господа! На все Его воля.

Прихватив из людской какие нашлись припасы, беглецы вышли во двор. Сквозь густые темно-серые тучи слабенько брезжил рассвет. Спрятавшийся от дождя в будку пес загремел цепью, однако даже не высунул на улицу носа - видать, за ночь-то надоело лаять.

–  А в избенке-то никого нет!
– успев сбегать на задний двор, доложил Прошка.
– И куда второй холоп делся?

–  Да и пес с ним, - Митрий отмахнулся.
– Все одно уходить побыстрей надо.