Отщепенцы

– Беркутов, – сказал Ян, словно пробуя это слово на вкус, перекатывая на языке, сопоставляя с образом Инны.

– Захар, – кивнул он, представляясь, и протянул открытую ладонь для рукопожатия. Вот он – момент истины.

Ян с секунду изучал равного себе самца по внутренней искрометной силе, которую выдавал горящий взгляд его темных глаз и решал, отнести его к вражескому лагерю или все-таки смириться с его присутствием в жизни самого дорогого ему человека, а значит и в своей. С другой стороны, кто он такой, чтобы указывать Инне, как ей поступать и с кем якшаться? Его не было в ее жизни долгие годы заточения, когда она взрослела в интернате, и он не принимал никакого участия в ее воспитании, так что сейчас поздно лезть со своими советами.

– Ян, – ответил мужчина крепким рукопожатием.

– С возвращением! – произнес тот слова, некогда сказанные ему самому в схожей ситуации. Оба услышали, как Инна шумно выдохнула, словно до этого сдерживала дыхание. Ян перехватил ласковый взгляд парня, обращенный на нее:

– Котенок, подожди нас в машине, пока мы курим. – Помог ей сесть в фургон и обернулся к Ростовских. Угостил сигаретой, и они закурили.

О чем протекал их разговор Инна, как ни силилась, разобрать не смогла. Мужчины говорили на приглушенных тонах, видно чтобы зазря не волновать девушку. Спустя некоторое время они сели в машину: Захар за руль, а Ян на заднее сиденье рядом с сестрой. Инна, шестым чувством поняв, что самый напряженный этап – момент знакомства – пройден, расслабилась и всю дорогу радостно щебетала, сообщая брату обо всех изменениях, как в своей жизни, так и вообще.

Захар поглядывал на Ростовских в зеркало заднего вида и на себе ловил его задумчивые взгляды. Став свидетелем их до умиления сентиментальной встречи, он впервые в жизни искренне пожалел, что у него нет родной сестры, которая обожала бы его с не меньшим пылом. Впрочем, ему грех жаловаться на недостаток чувств со стороны девушки. Она полюбила его, прочно и сильно, непонятно за какие такие заслуги. И Буркутов любит ее так, что будет мир стелить к ее ногам. И если одно из условий ее безграничного счастья состоит в том, чтобы мужчины поладили – он сделает все от него зависящее.

Вечером, заехав в город, Ян попросил отвезти его в квартиру покойной бабушки, которая по наследству перешла к нему. На что Инна, не скрывая, растерялась:

– Как?.. Я думала в мою квартиру. Там я все подготовила для твоего приезда. А здесь… я даже не была здесь ни разу за все это время! – ужаснулась девушка, представив сколько пыли там скопилось, и это не говоря о большем.

– Не переживай, маленькая. Это не главное.

– Почему ты не хочешь остановиться у меня? Мы с Заком живем в доме, и ты можешь пользоваться квартирой, сколько хочешь!

– Нет, – ласково, но твердо ответил брат. – Не хочу никого смущать или ущемлять своим присутствием.

– Ерунда какая! – отмахнулась Инна.

– Для тебя – может быть, – тяжело глянул на нее, и она прикусила язык. Зак пока не вмешивался в их беседу, но понял сразу – если понадобится, он поддержит Ростовских, памятуя как сам прятался за городом в первые дни своего освобождения, свыкаясь с новой обстановкой и заново учась жить в обществе свободных людей.

– Даже не знаю… – вслух продолжая сокрушаться, сетовала Инна. – Давай хотя бы денек перекантуйся у меня, а я здесь приберусь и элементарно хоть какую-то еду тебе приготовлю. Право, Ян, если б я знала о твоем желании, не пинала бы балду столько времени, корча из себя несчастную жертву нападения. Я бы скорее пришла в себя и занялась делом. Я бы… – девушка смолкла, сообразив, что сболтнула лишнего.

Как вулкан перед извержением дрожит, вздувается и нагревается, так и сам воздух в салоне автомобиля, казалось, завибрировал от накаляющегося напряжения. Хмурый взгляд исподлобья холодных, серо-стальных глаз Ростовских сверлил Беркутова через зеркало заднего вида, насквозь прожигая тихой, пока еще только зарождающейся яростью. Того и гляди зеркало вот-вот треснет.

Зак тяжело вздохнул. Он знал, что момент разбора полета обязательно наступит, но надеялся, что не вот прямо сейчас, в первый же день. Хотел отодвинуть его как-то на попозже, чтобы успеть приготовиться к неприятному разговору. Настроиться, что ли…

Они подъехали к указанному дому, и вышли из машины.

– Инна, поднимись пока в квартиру и посмотри, что там можно успеть сделать. Мы потолкуем и тоже придем, – обратился Зак, мягко подталкивая упирающуюся девушку к подъезду. Инна не смела перечить ему, но все же с опаской оборачивалась на них, пока уходила. Ян не сводил напряженного взгляда с Беркутова.

Окна выходили на другую сторону, и она при всем желании не могла видеть, как между ними протекает беседа. От волнения она начала метаться раненым кабанчиком по всей квартире, сметая мусор и остатки давно испорченных продуктов в пакеты и стирая пыль. Она помыла полы, перестелила постельное белье, составила список необходимых продуктов, а от них ни слуху, ни духу. Уже ночь накрыла своим темным покрывалом город, а их все нет. Девушка всерьез начала тревожиться и, когда решила спуститься к ним, в коридоре появился хмурый Ян. Скинул ботинки и, не глядя на Инну, прошел в кухню утолить жажду. Следом зашел Зак, и она ахнула, увидев огромный фингал, разбитую губу и ссадины на всем лице любимого. Он тоже скинул обувь и прошел в ванную умываться. Инна проследовала за братом. У того были сбиты кулаки в кровь. И все! Выходит, он тупо избивал Зака, а тот и не думал отвечать. Она обратила на него укоризненный взгляд:

– Что произошло?

– Мы поговорили.

Инна тяжело вздохнула:

– Это так теперь разговаривают?! – указала хмурым взглядом на его руки. В ответ тишина. Она раздраженно клацнула языком и ушла в машину за аптечкой. В квартире, если и была, то наверняка с давно истекшим сроком годности.

Оба курили на кухне в гнетущей тишине, когда она вернулась. Обработала открытые раны Захара и позаботилась о поврежденных руках брата. Затем они затарились продуктами в круглосуточном супермаркете, там же взяли вещи первой необходимости. Оставили Ростовских в квартире, а сами уехали домой.

Всю дорогу Инна, молча, сжимала руку любимого, сожалея, что случился этот инцидент. Зак знал, что непременно отхватит от Ростовских за непростительный недосмотр за девушкой. И отхватил. И даже не огрызался, соглашаясь, что вполне заслужил все обвинения в свой адрес. Он рассказал тому все без утайки – и за что сидел, и за что изнасиловали Инну. Вот только про предстоящую свадьбу сказать пока не успел и надеялся, что это новость будет встречена без рукоприкладства.

Глава 3

Наконец-то Ян остался один. Он прошел в комнату, сел прямо на пол, прислонился спиной к дивану и положил руки на согнутые в коленях ноги. Тишина. Долгожданная, необходимая тишина, в которой он так остро нуждался бесконечно долгие годы заключения. Он закрыл глаза и прислушался – тихо. Нет звуков работающего телевизора, нет разговоров или смеха сокамерников, нет шума производства, нет монотонного гудения голосов под бряцанье столовых приборов. Нет этих постоянных, ни на секунду не смолкающих, непрерывно сменяющих друг друга различных звуков, которые раздражали Яна до крайности. Но будучи не в силах что-либо изменить, он закрывался, замыкался в себе еще глубже, стараясь отрешиться от нервирующей его обстановки и людей.

Как же он устал от них! Вечно всем недовольные и брюзжащие. Или живущие по каким-то своим принципам, формируя жизненные устои, ведомые им одним и рознящиеся с общепринятыми. Или, наоборот, влачащие абсолютно аморальное и безнравственное существование. Они все каждый раз беспардонно врывались в его личное пространство, нисколько не беспокоясь о том, хочет ли сам Ян того. Не спрашивая его разрешения, не проявляя ни малейшего уважения к его приватной зоне, они нарушали ее целостность, с большим трудом собранную по кусочкам, своим нежелательным присутствием в ней. Просто потому что так делали все за неимением иного выбора. Так заведено в любом обществе: люди не думают, хочет ли человек быть вовлеченным в бурный поток жизнедеятельности – его без спроса туда затягивают, полагая, раз он пришел в общество, значит, нуждается в социализации.