Отшельник 2

У этого самого умного получилось, и у второго, и у третьего, но уже четвёртого последователя до смерти забили каминными щипцами, а его вооружённых слуг обварили выплеснутым из окон кипятком. Сами виноваты, недоумки! Кто просил соваться в дом шведского посланника? Головой думать нужно!

Однако и швед поплатился — собравшаяся на шум толпа обложила дом хворостом, кто-то бросил горящий факел, и к утру в городе не осталось вообще ни одного шведа. Заодно пограбили датчан, поляков, голландцев, и спалили шесть костелов, чем разгневали Господа. Гнев Господень выразился в пожаре в порту, оставившем Ригу без кораблей. Их и было там немного, но сильный ветер и летящие искры сработали быстрее, чем обленившиеся от долгой стоянки команды.

* * *

Андрей Михайлович Самарин рассматривал Ригу в мощный бинокль, и когда от города потянуло дымком, поморщился:

— Чем у них так воняет?

Иван Леонидович, отправившийся в поход с Московским полком, пожал плечами:

— Это весной пахнет. Прошлогодние листья жгут, дачники херовы.

— Про шашлычки ещё вспомни, — хмыкнул Самарин. — Слушай, Ваня, а Рига сейчас вообще чья? В смысле государственной принадлежности.

— Спроси чего-нибудь попроще, — ответил полковник. — Забирай себе, твоя будет.

— Я бы забрал, — согласился Андрей Михайлович. — Но ведь не потянем.

— Ты не потянешь?

— Вообще всё государство не потянет новые территории. Сюда, если по уму, полтора-два миллиона человек переселять нужно, только их взять негде.

— И не брать Ригу нельзя.

— Это точно. Слушай, Ваня, а может ты и займёшься? Бросишь клич среди отставников, здоровье им порталом поправим, и будешь ты королём Курляндии, Лифляндии, Мурлындии и прочая и прочая. Здорово я придумал?

— Гениальная мысль, — кивнул Иван Леонидович. — Ещё придумать, как эту чёртову Ригу побыстрее захватить, вообще титаном мысли будешь.

И в самом деле, Московский пехотный полк оказался в положении того самого охотника из старого анекдота про пойманного медведя. В полку вместе с тверскими и псковскими добровольцами всего четыре с небольшим тысячи человек, из них почти шестьсот оставлены гарнизонами в городах вроде Нарвы и Ревеля, однозначно отходящих под руку государя-кесаря Иоанна Васильевича. А в Риге местного населения под двадцать тысяч, и в два раза больше беженцев. Этот кусок и прожевать не получается, и выплюнуть нельзя. Две вялые попытки рижан прорвать редкое и на вид жидкое кольцо осады легко остановили сотней метких выстрелов, но так не может продолжаться вечно.

— А если нам, Ваня, сработать по новгородскому сценарию?

— Да чёрта с два они из-за стен вылезут.

— Я вообще-то не про правильное сражение говорю.

— А для внутренней замятни у меня в городе людей нет.

— Это плохо.

— Сам знаю. Но ты учти, что я всего полгода на должности, и начинаю даже не с ноля, а с отрицательных величин. Тришкин кафтан, мать его… за что ни возьмись, везде дырки. А всякие там князья норовят в больное место грязными пальцами потыкать, да не одним, всей пятернёй лезут.

* * *

Однако жители Риги имели своё мнение о сложившейся ситуации, и странное бездействие московитов пугало куда больше, чем ожидаемые штурмы. Наверное, изобретают новые способы казни для непокорных, потому и не торопятся. Вот так посидишь в осаде, а они тем временем такого напридумывают, что даже у опытных инквизиторов от ужаса остатки волос вокруг тонзуры дыбом поднимаются. Нет, господа, вовремя сдаться на милость победителя есть тоже своеобразное воинское искусство. И вот заорали трубы, а следом за трубным гласом из открывшихся ворот показалась внушительная делегация переговорщиков, возглавляемая толстым священником в высоком белом колпаке.

— Михалыч, я свою морду светить не буду, — полковник тронул повод, разворачивая коня в сторону лагеря. — Решай тут сам.

Делегация рижан насчитывала сто тридцать два человека, но к князю Самарину пропустили только четверых. Он всё таки не Петросян, чтобы перед толпой выступать. И шутки у Андрея Михайловича гораздо смешнее.

— Два с половиной миллиона талеров [7] ? — а вот архиепископу рижскому Сильвестру шутка показалась недостаточно смешной. Казалось, что святого отца вот-вот хватит удар. — Это немыслимая сумма!

7

Автор прекрасно знает, что неоднократно упоминаемые в тексте талеры ещё не появились, но ему очень нравится звучание названия этой монеты. Так что пусть будут талеры

Разговор шёл на латыни, но Самарин понял архиепископа без всякого перевода по интонации, выпученным глазам и побагровевшему лицу. Улыбнулся в ответ, и предложил другой вариант:

— Если в талерах не получается, можете отдать флоринами, цехинами, дукатами, или как вам удобнее, но в этом случае сумма увеличивется до трёх миллионов. Знаете, на Руси предпочитают серебро, и я не хочу терпеть убытки на размене. Влад, переведи.

Десятник из сотни особого назначения Влад Басараб, привлечённый в качестве толмача, исправно перевёл, но Андрей Михайлович был твёрдо уверен, что слова anus и penis в разговоре о деньгах несколько лишние. Но потом подумал, и не стал делать десятнику замечание. Всё же старается человек.

Перевод в литературной обработке произвёл на архиепископа Сильвестра впечатление и заставил сбавить накал разговора:

— Позволено ли мне будет узнать, из чего сложилась столько ужасающая сумма выкупа, ваша светлость? И нельзя ли её уменьшить до трёхсот тысяч талеров с рассрочкой платежа на три года?

— Можно уменьшить, — кивнул Самарин. — Собираете два с половиной миллиона в качестве залога, а упомянутые триста тысяч я готов отсрочить на пять лет под разумный процент. Скажем так, будете платить мне равными долями по двести тысяч в год.

— Но это же… — оторопел архиепископ.

— Ну что же, — вздохнул Андрей Михайлович. — Разговора у нас не получилось, поэтому скоро заговорят пушки.

— Подождите, ваша светлость, — пошёл на попятную святой отец. — Один миллион мы сможем собрать через два дня, а ещё на один напишем расписку.

— Расписка не нужна, оставшееся я готов взять украшениями и серебряным ломом.

И вот тут наконец-то заговорил один из сопровождающих рижского архиепископа купцов. Или не купцов, но людей несомненно важных и богатых. И заговорил он на хорошем русском языке, разве что иногда неправильно ставил ударения в непривычных для немца словах:

— Простите, ваша светлость, но какие цели вы преследуете, назначая за Ригу такой выкуп? Если вы хотите разорить город, это одно. Если хотите привязать его к себе, это другое. Но есть и третий вариант, при котором вы завтра же получите полтора миллиона, и мы сможем заработать немножко потом.

— Каким же образом? — удивился Андрей Михайлович.

— Ливония исчерпала себя как государство, да она, сказать по чести, никогда и не являлась таковым, поэтому вряд ли кто станет возражать, если вы объявите о создании нового. Великого Герцогства, например.