Отшельник

Это был последний объект маленького жилища, который я еще не обследовал.

Открыв дверцу, я нашел на полках стопки стандартной белой бумаги. В одной лежали чистые белые листы. В другой — исписанные мелким непонятным почерком. Рядом стояла небольшая картонную коробка с простыми карандашами, перочинным ножичком и ручками.

Я вытащил верхнюю исписанную страничку и, напрягая глаза и воображение, попытался прочитать написанное.

— «Как я уже сказал, большой путь начинается с малого. Не ангел, а ворон крылом своим осеняет того, кто пускается в путь…»

Не знаю, почему, но я вдруг невольно вспомнил ворону, которую увидел над скелетом с мечом.

Осеняет крылом, значит.

Ну-ну.

— «… Есть путь Солнца и славы, есть путь Мира и служения. И есть путь… иро… геро… А, изгоя! Изгоя светоносного, что ведет к вратам Дьявола»…

— Захватывающая история, — улыбнулся Егор издевательской улыбкой.

Я усмехнулся.

— Да уж. Похоже насчет чокнутого ты был не так уж неправ.

Я вздохнул.

И все-таки Крестоносец однозначно нужен мне живым.

— Да, что-то жрать и правда очень хочется, — вздохнул я, бросая долгий взгляд на котелок. — Но грибы меня, конечно, здорово смущают.

— А чего они тебя смущают-то? — оживился Егор, повернувшись лицом к столу и спиной — ко мне. — Вот у него, чернушки и белые насушены, как положено! У нас тут…

На этих словах я вломил ему ребром ладони в основание шеи. Достаточно сильно, чтобы вырубить, но при этом осторожно, чтобы не повредить чего-нибудь лишнего.

В самый последний момент Егор все-таки успел почуять неладное. Дернулся, попытался обернуться — но было уже поздно.

Его ноги подкосились, и я слегка поддержал его, чтобы не навернулся обо что-нибудь головой.

Извини, Егор.

У тебя свои проблемы и задачи, а у меня — свои.

И пока я буду их решать, тебе придется отдохнуть тут немного. Я не могу тебе позволить испортить мне встречу с Крестоносцем.

Я уложил Егора на полу, забрал ПП, прихватил с собой лампу и поднялся из нижней комнаты наверх, на всякий случай закрыв за собой дверцу на щеколду.

Потом прошелся еще раз по верхней комнате. Покрутил в воздухе раненой рукой. Как-то я не очень удачно дернулся, когда вырубал Егора, и теперь рука ныла.

Поспать бы сейчас на самом деле. Отдохнуть немного. За сегодняшний день я истратил очень много сил, а восполнить их не имел возможности.

Я устроился на полу у входа с той стороны, куда открывалась дверь. Поставил рядом лампу. Проверил оружие. Сколько осталось в магазине ПП, я не знал. Два разрывных патрона в моём. У Аверина наверняка был полный магазин перед вылетом, то есть ориентировочно патронов четырнадцать. Даже с учетом потраченных, запас все равно должен быть еще вполне приличный.

Взвесив все за и против, я решил в качестве основного оставить именно его.

Потом пригляделся к двери.

Пружина неплохо удерживала ее, но все равно время от времени между стеной и дверью образовывалась небольшая яркая щель, будто буря пыталась войти в дом. Присмотревшись к этой щели, к трещинам промеж рассохшихся досок и к тому, как ярко и светло сейчас на улице, я погасил лампу.

И когда мои глаза привыкли к темноте, и я начал с легкостью различать темные силуэты предметов в комнате и тонкие яркие линии промеж дверных досок. Время от времени они гасли, и я напряженно подавался вперед всем телом, готовый ко всему. Но свет возвращался, и я снова расслабленно прислонялся спиной к стене и ждал следующего случая.

Кроме того, если его глаза работают, как у остальных, после яркого света в сумерках ему будет не очень-то комфортно ориентироваться. Недаром он оставляет себе свет. А я сижу в тени и прекрасно все вижу. Еще одно маленькое преимущество.

Так я просидел часа два, медленно поедая остатки лимонных конфет, которые я нашел в кармане Аверина. Лимонное драже, обсыпанное сахаром, не особо утоляло голод, но хоть немного радовало пустой желудок.

А потом вдруг услышал грохот и приглушенную брань. Сначала на рефлексе вздрогнул всем телом, а потом понял, что звук доносится снизу.

— Живой? — крикнул я Егору.

— Живой, — донесся приглушенный ответ. — Ну и сука же ты, Монгол! — со злом добавил Егор, дергая дверцу с той стороны. — Какая ж ты с-сука!

— А ты прям неваляшка какой-то, — с легкой улыбкой невозмутимо сказал я. — Не ожидал, что так быстро очухаешься.

— Я вообще живучий, — отозвался голос из подвала. — Понял, паскуда?

Я вздохнул.

Да уж, в самом деле. Что удивительно при таком отсутствии чувства самосохранения и осторожности.

— Вот выберусь — хребет тебе переломаю! — прорычал Егор, продолжая долбиться в дверь. Потом он ругнулся, и снизу опять раздался грохот.

— Обязательно! — с улыбкой ответил я. — Если, конечно, сам раньше не убьешься. И давай-ка, сиди там потише? Ты мне мешаешь улицу слушать. А если я проиграю, Егор, ты автоматически проиграешь тоже. Так что пожелай мне удачи.

— Все-таки какой же ты гандон, а. Я-то думал, у нас тут какое-то товарищество образовалось. Я же с тобой, как с человеком обращался. Слышь ты!..

Я подвигал плечами разгоняя кровь.

— Слушай, я тебе сказал, что мне надо. А ты мне в ответ соврал. Ко мне какие вопросы?

Пару минут Егор молчал. А потом проговорил:

— С чего ты взял, что я вру?

— Опыт большой, так что различать научился.

— Ну… То есть типа я сам облажался.

— Типа того.

— Но щас-то вроде разобрались. Выпусти меня, я же помогу если что!

— Выпущу, — заверил я Егора.

— Слава богу! — облегченно выдохнул он.

— Но не раньше, чем все закончится.

— Вот ты все-таки гандон! — в сердцах выругался Егор.

— Помолчи, я сказал! Мне тишина нужна. Иди вон кашу поешь, рот займи.

В ответ снизу донеслось недовольное бормотание.

Но долбиться и возмущаться он перестал.

Товарищ тоже мне нашелся.

Я вообще не держу никаких «товарищей». С того момента, как понял разницу между прекрасным миром книжных идеалов и реальностью. Вот это «один за всех, и все за одного», «не имей сто рублей», «сам погибай, а товарища выручай» и прочее — оно, безусловно, прекрасно.