Отстойник
Шрифт:
– Подстраховаться никогда не помешает, не так ли?
– Мне было бы спокойнее, если бы я ликвидировал угрозу. Хоть она и далеко не так страшна, как представляет ее Алонсо, но все же…
– Ага. И пришлют на смену той угрозе новую, посерьезнее.
– О!
Это подействовало. Эл серьезно призадумался. Такой вот у меня талант – какой только аргументации ни изобрету, лишь бы не работать.
– Ты мне ответь на такой животрепещущий вопрос – как тот дьявол ухитряется прослушивать телефонные разговоры?
– Никак, – кротко улыбнулся Эл. – Он просто при встрече сканирует мозг Алонсо и сразу узнает,
Ну вот. Все гениальное просто, как бы там ни трясли регалиями нейрохирурги и физики-ядерщики. Кстати, это значит, что жить Алонсо будет очень недолго – до первой же встречи с дьяволом. Если тот не столь недалек, как наш отважный Эл, то запросто сложит дважды два и поймет, что пользы от такого работничка – один саботаж.
– Я хочу объяснить. – Эл глубоко вздохнул, словно набираясь решимости. – У жителей Отстойника есть свои правила… Устои. Преступивший их… у вас здесь бытует идиома «за его жизнь не дадут и гроша». В частности, потому я не применил сразу силу к мисс Ким. Отстойник – место, насыщенное… Сложно подобрать слово, может быть, близко будет «волшебство», но все же не очень точно. Всякое прямое вмешательство в судьбу мира вызывает сильнейшее возмущение этой… неочевидной материи, что порой оборачивается тяжкими последствиями.
– И, если бы ты дал Айрин в ребус – пардон, по лицу, – весь Ад бы перекорежило?
– Не весь, конечно, и простой удар, может быть, сошел бы незамеченным – правда, не для моей совести. Ведь я же уже нейтрализовал сегодня Карлоса, и мне это сошло с рук. Да и слово «перекорежило» едва ли тут применимо. Более всех досталось бы мне самому. Но, повторюсь, незамеченным насилие против жителей мира почти никогда не остается.
– А тот дьявол двоих сжег!
– Да, меня это потрясло. Конечно, бывают крайние меры, к примеру, защищая свою жизнь – не всякий будет выбирать средства… Но тут что-то не так. Тем более удивительно, что в остальном он соблюдает правила – требует, чтобы всю насильственную работу проделал Алонсо, житель этого мира. Возможно, какие-то скрытые аспекты… Я непременно доложу об этом Старейшинам.
А Старейшины скажут «Вах!» и примутся чесать преисполненные мудрости черепа. Я уже отсюда могу сказать, что дьявол нашел себе приличного адвоката, и тот живо раскопал в правилах лазейки, позволяющие жечь людей. А вот как разрешить заталкивать людей в Ад – пока не придумал, потому Алонсо еще в деле.
Кстати, насколько благороднее звучит «Ад», нежели «Отстойник». Или просто короче? Лень моя – то еще мерило эстетики.
– Интересно, а не мог ли Алонсо врать?
– Не думаю. Конечно, я не мог погрузиться в его мысли и сосканировать их с такой четкостью, как то существо – у него это расовая особенность. Но аура нешуточного страха вокруг него – ее разглядел бы и слепой.
– А у тебя какие еще расовые особенности, чтоб я больше не удивлялся?
– Простите?
– Ну помимо мерцания, пацифизма и выдающейся трудоголии. Брось, Эл. Стоит жара в девяносто градусов, а ты не потеешь и щуриться забыл, зато зрачки у тебя рефлексируют. Если смотреть периферическим зрением, которое не обманешь, ты вдвое больше, чем хочешь казаться. Блин, парень, ты хоть дышать не забывай, даже когда думаешь,
что на тебя не смотрят!Что-то разобрало меня не на шутку. Ну правда же – достал! Союз, в моем ущербном представлении, основан, прежде всего, на взаимном доверии. А о каком доверии идет речь, когда выясняется, что твой союзник – вовсе и не тот, кем выглядит?
Эл нахохлился. У парня выдающийся талант – при таких габаритах выглядеть жалобно.
– Я всегда дышу, – буркнул он обиженно. – Просто это не очень видно. Дышат, кстати, почти все… даже немертвые.
– В каком смысле – «немертвые»? А мы тогда какие?
– Мы живые. А немертвые – это мертвые, которые уже…
– Ты не грузи. Ты на вопрос отвечай.
Или уж вскрывайся и выходи на смертный бой, чудо-юдо. Лапки свои я независимо заправил в карманы жилета. В таком виде и выглядишь достаточно строго, и небольшая шоковая гранатка как раз хорошо в руку ложится. Пистолет пока еще выдернешь! А этой каверзы, есть надежда, Хранитель не предвидит.
Эл испустил протяжный вздох.
– Мистер Мейсон, разве я когда-нибудь говорил, что я человек? Конечно нет. С какой стати в Отстойнике заправлять людям? У нас свои… популяции. Что я умею еще? Немного владею магией – но самой простой.
– Боевой?
– Гм. – Эл чуть меч не упустил, до того озадачился. – А какие критерии у боевой магии? Ну конечно, ее можно применить в бою… Как и все, что есть у вас. Человека можно убить даже вафельным рожком, представляете?
Очень даже представляю. А бананом – тремя способами. Человек – штука непрочная.
– Дальше. Пойми, Эл, эта игра кажется мне все более бесконтрольной. Надо же мне прикинуть, на какие ресурсы мы можем опереться. И чего ждать от встречных.
– Понимаю. – Опять душераздирающий вздох, которым меня чуть с ног не сбило. – Но если углубляться в рассказ о магии, мы потратим очень много времени. Она очень разная, и там, у нас, – в широком обиходе. Еще… я несколько превосхожу человека по большинству физических параметров. Ну скажем так, довольно сильно превосхожу. Вижу ауры. Вижу в темноте. Умею корректировать биотоки…
Вот завелся, чучело. Надо его заткнуть, пока не сказал, что умеет соблазнять женщин на расстоянии и может двадцать раз без перерыва. Тут неминуемо пристрелю от черной зависти, не посмотрю, что биотоки умеет корректировать. И сам застрелюсь вдогонку.
– А можешь сделать такой бубух, чтобы города не осталось?
Эл задумчиво похлопал глазами, огляделся, прикидывая размеры города. Меня опять навестил старый знакомый – холодящий червячок, курсирующий по позвоночнику.
– Не могу. Могу побегать по городу, делая тут и там маленькие бубухи. Правильнее, наверное, бухи? И даже скорее тюки, если не вовсе чпоки.
Отлегло. Чпоков я и сам могу понаделать за милую душу.
– А гуглом умеешь пользоваться?
– Э… нет.
Ага, ага! Съел, выпендрежник. А я умею. У меня и почта в нем есть, и как-то я даже по гугл мапс маршрут проложил.
– Если покажете, как это…
Вот еще! Сдавать отстойникам последний рубеж обороны! Хотя последний – это, пожалуй, все-таки наши загадочные женщины. На этом поприще едва ли нашему другу чего обломится. Кстати, становится понятна его трусливая реакция на Айрин. Межвидовые симпатии – дело тонкое.