Отстойник
Шрифт:
Шут вырвался и отбежал в сторону:
– Тот, кто и тебя!
– Для чего тебя послали? Чтобы убить меня?
– Отстань! Ты мне надоел. – Обидевшись, Шут собрался уходить.
– Ты уходишь?
– Да!
– И не хочешь посмотреть на гостью?
– На какую гостью? – удивился Шут.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Макс пытался понять – о чем думает Шут, тот, в свою очередь, пытался понять – правду ли говорит Макс или нет…
– Пойдём…
На этот раз, девушка увидела идущих еще издалека. Она поднялась и приветливо помахала рукой, как
– Здравствуйте, мальчики.
– Она подошла сначала к Максу, потом к Шуту, – что же вы такие грязные?
Достала пачку сигарет, - курите, мальчики.
Макс, было, потянулся, но опомнившись, отдёрнул руку. – Не курю.
– И с каких пор ты не куришь? – язвительно спросил Шут, - А? Ой, да ты становишься праведником. Хи-хи! Может, ты скажешь, что не хочешь её? Ну! Смелей. Давай возьмём её на двоих и поделим по-братски. А?
Макс презрительно отвернулся.
– Ты только посмотри, как хороша! – продолжал в том же тоне Шут, - чистенькая. Какая фигурка! Разве ты не хочешь ее? Давай, попробуй, тебе понравится! Вот увидишь!
Макс со всей силы двинул по физиономии Шута, тот упал. Но, тут же поднялся, встряхнул головой и обратился к девушке:
– Дай сигарету, я, пожалуй, закурю…
– Почему ты такой грубый? Бедненький! – Цыпа (Макс сразу дал ей такое погоняло) попыталась погладить Макса по щеке. Тот увернулся, схватив ее за руку.
– Не прикасайся ко мне!
– Почему? – приподняла от удивления брови Цыпа.
– Потому что… - запнулся Макс, - потому что не нужно…
Он отпустил ее руку и отошел на безопасное расстояние:
– Вот этот, - Макс показал пальцем на сидящего на земле Шута, - хотел меня убить. Я не знаю, чего хочешь ты! Может быть тоже, того, хочешь прикончить меня! – Закончил он уже на повышенных тонах.
Макса начала бить мелкая дрожь. Сначала задрожали руки, потом ноги. В конце концов, он задрожал весь, и, чтобы не упасть, медленно опустился на землю:
– Я ничего не понимаю, - тихо промолвил он, обхватив голову руками, - я совсем ничего не понимаю…
– А что ты, собственно, хочешь понять? – отозвался, до этого момента, молчащий Шут. – Давай, я объясню…
– Заткнись! – Крикнула на него Цыпа. – Пошел вон!
Она вытянула вперед руку и указательным пальцем показала направление, куда идти.
И к удивлению Макса, Шут, не сказав ничего против, медленно поднялся, выбросил окурок в сторону, и побрел в том направлении, куда указала Цыпа.
– Похоже, голубка, тебе быстрее удастся сделать то, что я не смог. – Отойдя на приличное расстояние, пробурчал себе под нос Шут, искоса поглядывая на оставшихся.
– Ну-ну, успехов тебе. Но как только он заснёт, мы с тобой позабавимся. Хи-хи.
Часть четвертая
Раскаяние.
– Ты такая… Чистая. Почему ты здесь?
– Не спрашивай, пожалуйста. Я не хочу об этом говорить… Тебе тяжело?
– Что ты имеешь в виду?
– Глаза. Твои глаза говорят, что боль точит тебя изнутри.
– Я привык к ней… Боль – это лучше, чем пустота…
– Тебе довелось испытать пустоту?
– Нет.
– Хм. Значит, ты не познал ещё истинного
блаженства. То, что вы – людишки называете пустотой - и есть истина. Когда здесь ничего нет (показывает на грудь), ничто не мешает чувствовать происходящее вокруг тебя так, как хочется тебе. Крылья вырастают за спиной. Ничто не тащит тебя вниз. Лети – ты свободен!Боль отравляет жизнь, мешает дышать, думать. Тебе неведомо чувство пустоты, поэтому ты не имеешь права судить о том, что лучше, а что хуже. Подожди, пройдёт время и боль уйдёт. Придёт блаженная пустота…
– Пустота блаженна только для мертвеца. Живое тело не может жить с дырой, вместо души.
– Но я ведь жива. И я счастлива. Мне легко. Отрекись от всего, брось, забудь. Вымети из своей души весь мусор. Позволь метле сделать своё дело. И ты станешь таким, как я. Ты станешь одним из нас…
– Одним из нас… - задумчиво повторил Макс, - а кто вы?
– Ты слишком любознателен. – Цыпа ласково погладила его по голове, - подумай, хорошо подумай. От тебя зависит – будешь мучиться дальше или…
Она помогла Максу подняться на ноги. Его очень сильно лихорадило. Едва волоча ноги, опираясь на Ципу, Макс все же мог передвигаться. Они нашли подходящее укрытие, куда Макс, согнувшись калачиком, улегся для ночлега.
– Отдохни здесь. К утру лихорадка пройдет. – Это были последние слова, которые услышал Макс – у него начался глубокий обморок…
Цыпа, постояв немного рядом, безразлично отвернулась и пошла искать Шута.
Тот уже развел костер, сидел и, не моргая, смотрел на пляшущие языки пламени. Он не слышал, как сзади к нему подошла Цыпа:
– Ведьма! Ты меня испугала! – Шарахнулся в сторону Шут.
– У него началась «ломка», он очищается… - После непродолжительного молчания проговорила Цыпа, - думаю, к утру все будет кончено…
– Ты с ума сошла, что ли?! – Выпучив глаза, уставился на нее Шут. – Хм. Совсем спятила.
– Нам придется оставить в покое нашего грешника…
– И не думай даже!
– Не в наших силах что-либо изменить…
– Мы не должны отступать! Тебя для чего сюда послали? Забыла? Так я могу напомнить!
– Я помню!
– Хочешь, я объясню тебе, почему мы должны довести наше дело до конца?..
Когда мы можем раскаяться – мы раскаиваемся. Когда нет – ищем повод для самоуспокоения. А если невозможно ни то, ни другое? Тогда душа человека застревает где-то между светом и тьмой. Это самое страшное, что может случиться с человеком.
Что может сделать сам страждущий, чтобы помочь себе? Только страдать. Страдать осознанно. Страдать, чтобы понять – нет ничего страшнее безразличия. Безразличия к себе, и к другим. Безразличие – прямой путь в пустоту. Безразличие – порождение тьмы!
Макс очнулся от непонятного, щемящего сердце, чувства. Еще не осознав где он, и что с ним случилось, он понял – произошли перемены. Большие перемены. Перемены в нем самом!
Что бы это могло быть? Что пробудило его?
Он с трудом поднялся. Слабость чувствовалась во всем теле. Но душа! Душа порхала как легкая бабочка, как пушинка, слетевшая с кудрявого одуванчика, растущего на пригорке, подгоняемая легким степным ветерком.