Отступники
Шрифт:
Они тлели на полу и стенах, как угли, покрывая их почти сплошным мерцающим налетом. Они шептали слова написанные несчастным затворником. Я приложил к символам ладонь и слегка отпрянул, увидев, что надпись просвечивает сквозь мою плоть как через бумагу. Зачарованный неразборчивым шелестом, который скребся в мое сознание, я прильнул ухом к одной из надписей, и она заговорила громче и яростнее, ибо давно уже не могла найти своего слушателя. «Прости меня Кэс…».
— Прости меня Кэс, — сказал я.
— Ну что ты, — ответила она рассеянно.
Она
— Нет, ты должна сказать, что не сердишься на меня, — потребовал я, присаживаясь рядом с ней, спиной к спине. — Это очень важно, я не хочу, чтобы ты думала, что я бросаю тебя.
— Я так не думаю, — она шевельнулась. Раздался всплеск. Я посмотрел через ее плечо: туфля, кувыркаясь и ныряя носом, уносилась вниз по течению.
— Это всего на один нерест, — сказал я, повернувшись к ней и обхватив за округлившийся животик.
— К тому времени он уже будет ползать вовсю, — печально произнесла Кэс.
— Тогда нам и понадобятся деньги и положение, которые я приобрету, пройдя этот ритуал, — я поцеловал ее в шею. — Всего один нерест в этой башне и все вернется на круги своя. Со мной ничего не случится, там будет еще девяносто девять таких же маггов как я. Все будет хорошо. Ты веришь мне?
— У меня такое чувство, что мы расстаемся навсегда, — горько прошептала девушка.
— Это ложное чувство, — возразил я мягко. — Я вернусь.
И тут случилось нечто противное богу. Голова Кэс вдруг с отчетливым хрустом повернулась вокруг своей оси и на меня уставились забитые желтой известью глазницы.
— Тогда захвати мне на обратном пути кремовых эклеров! — взвизгнула безгубая пасть.
Я заорал, столкнул чудовище в ручей, а сам бросился опрометью через лесной кустарник, рыдая и хохоча одновременно.
Когда я проморгался и различил свет факела, Рем уже вовсю тряс меня, ухватив за ворот.
— Достаточно, — я клацнул зубами.
— Точно? — спросил Рем. — Может пощечину?
— Нет, я держу себя в руках. Что я делал?
— Ты пытался меня облапать и поцеловать, — сдержано поведал Рем. — А потом обхватил коленки руками и начал ныть в голос.
— Тут везде воспоминания маггов, — сказал я, потирая виски. — Я видел кое-что…
— Интересное?
— Не особенно. От нее пахло луком. О, кости Первого, почему бы просто не наслать на нас орду нежити? Между прочим, внизу я насчитал девяносто восемь скелетов, а в легенде их было что-то около двадцати. Интересно, где еще один не считая Вохраса?
Скре-а-апсз-з-з-с-с, — сказала темнота совсем близко.
— Знаешь, что бывает, когда задаешь такие вопросы? — спросил Рем напряженным шепотом.
Скре-а-апсз-з-з-с-с, — уже за дверным косяком.
Я вскочил, и мы с сухолюдом заняли глухую оборону за какими-то обломками, гниющими на полу. Я присел на одно колено и натянул лук, стрела хищно стрекотала в моих руках.
— Внимание.
— Ага…
Скреап-с.
Оно появилось в проеме.
Обычно я начинаю издалека, что вызывает
у некоторых сухолюдов желание пнуть мне под коленку или дать по печени. Поэтому здесь я скажу прямо: это был глобус мира. Каркас его был выполнен из толстых надежных брусьев. На него были набиты пластины искусно выкованных Зрачкового континента и многочисленных Капиллярных островов с мельчайшей резьбой топографических обозначений. Я уже видел такой глобус в Гротеске, в Акте Террагонии и всегда неприятно удивлялся тому, как люди умудряются совершать столь великие географические открытия и одновременно верить в то, что единственное настоящее знание — это Инкунабула Первого.Я приспустил тетиву.
— Может он тоже говорящий? — предположил Рем. — Катается здесь и точит зубы на мух, которые на него гадили. «Мухи! Как же я ненавижу этих тварей! Я не могу их прихлопнуть, а они этим пользуются!
— Кстати, где Олечуч? — я усмехнулся. — И Проглота неслышно.
Скре-а-апсз-з-з-с-с, — ответила темнота.
Я не успел выпалить очевидное и бесполезное: «о, Первый, это не шар!». Что-то сильно толкнуло его, и он не спеша покатился дальше по коридору, как по колее, обдирая бока о стены.
Оно во второй раз появилось в проеме.
На этот раз я не буду вас баловать и начну издалека. Когда-то в детстве я любил рисовать природу. Особенно мне удавались бескрайние лесные массивы, о, живая шкура нашего мира, непознанная и могучая… В общем леса в моем исполнении очень напоминали щетинистые шипы, которые росли на хребте этого существа. Внешне оно напоминало двухметрового гуманоида, с толстым обрубленным рогом, который каким-то образом заменял ему голову. Шкуры у этого существа не было, когда оно двигалось, слышно было как слабо тренькают натянутые лиловые мышцы, словно кто-то быстро-быстро перебирает струны. А мышцы у него были будьте-нате! Мой поясной ремень вряд ли сошелся бы на его бицепсе. И — гвоздь программы — безобразная металлическая дубина. Существо волокло ее за собой, ухватив рукоять когтями.
Наверное, что-то все-таки лопнуло у меня в мозгу от перенапряжения и залило все целые механизмы отработанной мыслительной кашей. От этого они застопорились, и я не заметил, как наступил на заплесневелые обломки какого-то ящика.
Чудовище вздрогнуло и повернулось к нам.
— Ведь могло же мимо пройти, — обескуражено пробормотал Рем. — Ведь могло же мимо пройти.
Чудовище явно решало некую задачу. Оно, то поворачивалось к нам, то снова возвращалось в направление укатившегося шара. Похоже ему очень не хотелось бросать свою любимую забаву, но чудовище обнаружило лазутчиков! На это нужно было быстро и точно среагировать, иначе эти проклятые авантюристы потеряют всякий страх! Вынесут все добро, а потом, быть может, даже приватизируют помещения и начнут водить экскурсии! Ну уж змея с два, пора подновить кровищу на дубине. О да! И чудовище боком полезло в наш коридор, потому что пройти прямо ему мешали плечи.
— Внимание, — сказал я.
На этом движение в моей голове остановилось окончательно. Маленький Трусливый Престон носился в полной темноте. Воинственно вскричав, я выпустил четыре стрелы подряд, но они лишь застревали меж грубыми волокнами и беспомощно извивались.
— Ведь могло же мимо пройти, — доносилось до меня откуда-то слева.
Позади нас была стена. Справа от нас — стена. Слева от нас, что бы вы думали, — тоже стена. В этот момент мой шлем забил золотыми крыльями и сорвался прочь. Не обратив на это внимания, я медленно пересчитал стены, я снова сказал: