Отступники
Шрифт:
— Все? — переспросил Рем с сомнением.
— Даже пуговицы. Металл приманивает молнии.
Единственное что я оставил, так это мой старый медальон подаренный Дилой. Я положил его под язык.
Через несколько минут, мы, перетянув спадающие штаны шпагатом, виртуозно маневрировали меж смердящих сырых мешков и шатких бастионов ящиков помеченных выцветшими изображениями.
— Оп-па, — вдруг выдохнул Рем и остановился.
— Што? — осведомился я, чуть не перелетев через сгорбившегося сухолюда.
— Цыпленок.
— Што-о-о?
Я посмотрел через плечо Рема и увидел…
—
Он выглядел так, словно только что соскочил с лотка на деревенской ярмарке. Маленький, крепенький комочек желтого пуха, подозрительно меряющий нас черной блестящей бусинкой. Цыпленок.
— Циф-циф. Циф.
— Ну почему… — я схватился за голову. — Почему шипленок?
— Циф, — цыпленок запрыгнул на лежащий рядом черепок и закачался на нем, трепеща крылышками.
— Вот бойкая козявка, — ухмыльнулся Рем. — Сейчас я тебя, — и потянул к нему свою лапу.
Цыпленок моментально сфокусировался на приближающейся к нему грабле с грязными нестриженными ногтями. Он раззявил клювик и свирепо защемил им мизинец сухолюда.
— Ай!
— Циф!
Цыпленок ощерился и, быстро семеня лапками, убежал куда-то за мешки.
— Вот мерзость желтая! — возопил Рем.
— Не надо было…
Я не закончил. И сделать это, мне было не суждено.
Старуха глядела на нас как на все молодое поколение вместе взятое, завернутое в реформу о «придании немощных и дряхлых Зверю во святое насыщение Его». Это была, в общем-то, совершенно обычная старуха в старомодных этнических нарядах, одна из тех староверок, которые так любят толпиться на базарах и погостах. Единственным укором в ее сторону было необъяснимое появление из груды каких-то закопченных горшков.
Еще секунда и я бы подавился собственным медальоном. Меня спасло лишь то, что эта бабка бросила мне в живот горшок.
Старуха — самый опасный противник после некуморка. Она обладает фактически неисчерпаемым запасом неприкосновенности. Мало того, что она относиться к якобы беззащитному полу, так еще вас ожидает неотвратимая возможность обмануться маскировкой из фальшивой дряхлости и лицемерной немощности.
Мы с Ремом были не первыми и не последними, кто стоял, раззявив рты и не решаясь предпринять хоть что-то подобное контратаке. Лично я только и делал, что увертывался от горшков.
— Матушка! — Рем тем временем взялся за переговоры. — Кто вы, матушка? Да прекратите буянить, snaka dam! Мы можем вам помочь.
Старуха вдруг пала на четвереньки и свирепо зарычала. Блеснули трехсантиметровые клыки. Я мгновенно почувствовал себя говяжьей вырезкой и приготовился драться. Надо заметить, что оружия у нас не осталось.
Рем достал откуда-то из дебрей своего вихра шипованный кастет.
Ну, хорошо, у меня не осталось оружия.
— Я же тебе сказал выкинуть все металлическое!
— Вот и дерись сейчас языком, хмырь, — ответил Рем, обходя врага с фланга.
Та сразу разгадала его маневр и с визгом раненого леопарда бросилась на сухолюда. Тот увернулся, и старуха, влекомая инерцией, врезалась в ящики, которые поглотили ее лавиной трухи и пыли.
— Бежим! — крикнули мы по привычке одновременно.
Это было самое
позорное из моих отступлений. Спадающие штаны и кровавые сопли под носом вселяли в меня уверенность, что мои прадедушки-полководцы сейчас продувают свои катакомбы.Мы бежали, кувыркаясь в ветоши. Судя по звукам старуха нагоняла нас неотвратимо и яростно.
— Олечуч! — заорал Рем. — Где тебя носит, матрац соломенный?!
За нами рушилось, скрипело, гремело и обваливалось. Старуха выходила на расстояние прыжка.
— Ну, я тебя! — проворчал Рем и вдруг резко остановился, повернувшись лицом к погоне.
Вдохновленный его примером, и основательно запыхавшийся, я тоже повернулся и увидел, что позади нас никого нет.
— Ну и отлично, — пробормотал Рем. — Гляди-ка Престон. Уж не дверь ли это.
Это была она.
— А это цыпленок, — мстительно добавил Рем, глядя на нашего желтого дружка.
Это был он.
Дверь была одностворчатая, закрывающаяся по принципу замковых врат. То есть, стражник дергал за веревочку, и вниз падала монолитная пластина, выплавленная из чистого железа с примесью угодивших в плавильный чан рабов-сталеваров. Она была закрыта не полностью, потому что под нижнюю кромку попала клетка с толстыми, но уже порядком прогнувшимися прутьями. Между полом и верхней кромкой ворот оставался зазор, в который мы могли проскользнуть, даже не помянув змея.
Цыпленок заступал нам путь, агрессивно встопорщив крылышки и раскрыв клювик. «Ну, давайте», — говорила нам его поза и сверкающие черные глазки, — «суньтесь и будете ваши мизинцы в моем помете искать».
Вокруг нас вставали призраки. Это не были духи предков, мудрые и спокойные, не были духи войны, горластые и свирепые. Это даже не были призраки маггов, души которых легко прошли сквозь метеоритный камень. Это были их последние мысли. Перед кончиной, особенно перед такой мучительной, люди думают о разном. В основном тут присутствовала различная пища. В толпе окруживших нас видений я отчетливо видел палку грозящей нам чесночной колбасы и огромный насмехающийся пирог. Тут были незнакомые нам люди, предметы искусства, фрагменты жилых помещений.
Сходящие с ума магги так же оставили после себя множество галлюцинаций, которые я затруднялся описать. Это были кошмарные существа, неприятно удивляющие комбинациями нормального и шизоидного. Была там и наша старуха, покрывшаяся черной блестящей шерстью, и шепелявящая что-то сквозь частокол желтых клыков.
Их предводитель, Цыпленок, встрепенулся и сказал:
— Циф!
Воспоминания поклонились ему и образовали вокруг нас правильный круг, расчистив от хлама и мусора своеобразную арену.
— Циф, — надменно сказад Цыпленок, поглядев на нас.
— Быть того не может… — проговорил Рем, озираясь.
— Рем, успокойся, — отрезал я. — Видишь этого мелкого поганца?
— Ну и что? Ты только посмотри, это пирожные размером с сарай! А вон там, клянусь змеем, это же огромные женские…
— Рем! — прикрикнул я. — Если одолеем Цыпленка, сможем пройти дальше! Сосредоточься.
— Да ты шутишь!
— Не надо его недооценивать.
— Циф, — требовательно повторил Цыпленок.